— Плевать мне на прыжки в высоту, — сказал Альбин. — По крайней мере, прыжки в высоту снизу вверх. Но держу пари, что переплюну тебя в прыжках сверху вниз. Я не побоюсь спрыгнуть вниз с этой ветки, а тебе слабо!
И Альбин спрыгнул. Стиг тотчас перелез через забор, взобрался на вяз и повторил подвиг Альбина.
Мальчишки, стоявшие на дороге, с интересом наблюдали за ходом событий. Одни болели за Альбина, другие за Стига.
— Давай, давай, Альбин! — кричал один из «альбинистов».
— Эй, Стиг! — кричал «болельщик Стига». Тогда Альбин влез на крышу отхожего места.
— Я не побоюсь спрыгнуть отсюда! — закричал он Стигу.
И спрыгнул. Стиг презрительно фыркнул. С крыши отхожего места он-то мог бы спрыгнуть и в двухлетнем возрасте, заверил он.
— Но я не побоюсь спрыгнуть с самого высокого штабеля досок, наверху, у лесопилки, — продолжал он.
Мальчишки гурьбой повалили к лесопилке и восторженно смотрели, как Стиг прыгает вниз с самого высокого штабеля досок.
Альбин размышлял. Что бы ему теперь придумать?
— А я не побоюсь спрыгнуть с моста, — сказал он, но голос его звучал не очень уверенно.
— Браво, Альбин! — закричали альбинисты. И вся орава устремилась к мосту, чтобы посмотреть, как Альбин прыгает оттуда.
— Давай, Стиг! — кричали болельщики Стига.
Стиг судорожно глотнул воздух. Прыгать с моста было жутко высоко. Что бы такое придумать почище Альбина?
— Я не побоюсь спрыгнуть с крыши самого высокого дровяного сарая, — сказал он под конец.
— Спичку не переплюнешь! — горланили его болельщики.
Стиг достал лестницу и влез на крышу сарая. Он посмотрел вниз. От высоты кружилась голова.
— Ха-ха, слабо тебе, трусишка! — заревел Альбин.
После прыжка он спокойно лежал уже некоторое время, чтобы в животе все снова успокоилось.
Альбин совершенно растерялся. В чем-то он должен был переплюнуть Стига, того, кто побил его рекорд, прыгнув выше на пять сантиметров.
В полдень пошел дождь. И тут, стоя у дровяного сарая, Альбин увидел, как маленький дождевой червь, привлеченный сыростью, вылез из щели. Альбина осенило.
— Я не побоюсь съесть дождевого червяка, — сказал он. — А тебе слабо!
И раз, он проглотил червяка.
— Браво, Альбин! — закричали альбинисты.
— Стиг тоже может сожрать червяка! — закричали болельщики Стига и принялись услужливо искать для него червяка.
Стиг побледнел. По-видимому, червяк не был его излюбленным лакомством. Но его болельщики вскоре появились с дождевым червяком, которого нашли под камнем.
— Слабо тебе, трусишка! — кричал Альбин.
Тогда Стиг съел червяка. После этого он исчез за деревом. Потом мало-помалу появился опять. Но вид у него был смущенный.
— Сожрать червяка может любая мелочь, — сказал он. — А я спрыгнул с крыши дровяного сарая. А тебе слабо.
— Мне — слабо?! — возмутился Альбин.
— Ему — не слабо! — орали альбинисты.
— Ясное дело, слабо! — кричали болельщики Стига.
— Я не побоюсь спрыгнуть с крыши хлева, — заявил Альбин. Но ему стало холодно, когда он произносил эти слова.
— Браво, Альбин! — орали альбинисты.
— Да куда там! Слабо ему! — говорили болельщики Стига.
Лестницу подтащили к хлеву. Из соображений безопасности ее поставили у той стены, которая не просматривалась из дома. Могло ведь случиться и так, что мамам Стига и Альбина вряд ли пришлось бы по вкусу именно такое состязание.
У Альбина дрожали ноги, когда он лез по ступенькам лестницы. И вот он уже на крыше хлева. Он смотрит вниз, в бездну. Какими маленькими кажутся там, внизу, мальчишки! Сейчас-сейчас он прыгнет! Нет, это просто ужасно! Он переводит дух и молит Бога, чтобы ноги поднялись сами собой. Но ноги его не слушаются.
— Он боится! — торжествующе воскликнул Стиг.
— Покажи ему, как это делается! — заорали болельщики Стига. — Спрыгни сам с крыши хлева, Спичка, пусть он лопнет от стыда!
М-да, это было не совсем то, о чем мечтал Стиг. Он ведь уже спрыгнул с крыши сарая, может, хватит с него.
— Спичке, точно, слабо! — кричали альбинисты. — Подумаешь, крыша сарая, это раз плюнуть: Альбин спрыгнул бы с нее тысячу раз, правда, Альбин?
— Ну да! — закричал с крыши хлева Альбин. Хотя в душе понимал, что никогда больше не захочет прыгать ниоткуда, даже с крыльца.
Тут Стиг тоже полез на крышу.
— Мелочь пузатая, — ласково сказал ему Альбин.
— Сам ты — мелочь пузатая, — огрызнулся Стиг.
Потом он глянул вниз и лишился дара речи.
— Прыгай, Альбин! — орали альбинисты.
— Прыгай, Спичка! — кричали болельщики Стига.
— Стиг непременно себе что-нибудь сломает! — горланили альбинисты.
— И не стыдно тебе, крошка Альбин?! — вопили болельщики Стига.
Стиг и Альбин закрыли глаза. Разом шагнули они в пустоту.
— Как это, в конце концов, случилось? — удивленно спросил доктор, наложив шину Стигу на правую, а Альбину на левую ногу. — Две сломанные ноги в один и тот же день!
Стиг и Альбин пристыженно поглядели на него.
— Мы соревновались, кто прыгнет выше, — пробормотал Стиг.
Потом они лежали рядом, каждый на своей больничной койке и упрямо смотрели каждый в свою сторону. Но как бы там ни было, они вдруг покосились друг на дружку и начали хихикать, несмотря на свои сломанные ноги. Сначала они просто хихикали, но их все сильнее и сильнее разбирал смех. И вдруг они так громко расхохотались! На всю больницу! И тогда Альбин спросил:
— Ну и что в этом, собственно говоря, такого хорошего — прыгать с крыши хлева?
А Стиг расхохотался так, что едва смог произнести:
— Знаешь, Альбин! И зачем мы только слопали этих дождевых червяков?
Старшая сестра и младший брат
Перевод Л. Брауде
— Ну, — сказала старшая сестра младшему брату, — теперь я расскажу тебе сказку. Может, хоть ненадолго перестанешь проказничать?
Малыш сунул указательный пальчик в часы, желая взглянуть, остановятся ли они. И они остановились. А потом сказал:
— Ладно! Начинай!
— Понимаешь, — начала старшая сестра, — жил-был король. И сидел он на троне с короной на голове…
— Вот чудак! Держать деньги на голове! — перебил ее малыш. — Я всегда кладу свои кроны[10] в копилку.
— Фу, какой ты глупый, — сказала сестра, — я сказала не с кроной, а с короной.
— А-а… — протянул малыш, взял графин с водой и плеснул воды на пол.
— …У короля был маленький сын, и однажды король сказал принцу, что он, верно, тяжко болен и ему очень худо.
— А откуда королю знать, что принцу очень худо? — спросил малыш и полез на стол.
— Так это же королю было худо, — нетерпеливо заметила старшая сестра.
— Так бы и сказала. А ему дали касторку?
— Кому? Королю?
— Ясное дело, королю, — сказал малыш. — Если и в самом деле худо было ему, зачем же давать касторку принцу?
— Не болтай глупости, — рассердилась старшая сестра. — В сказках касторки не бывает.
— Да ну? — удивился малыш и стал дико раскачивать лампу над столом. — Это нечестно. Я-то принимаю касторку всегда, когда болею.
— …Раз королю было так худо, он и сказал принцу, что пусть он отправляется в дальние страны и привезет оттуда яблоко…
— Разве можно собирать яблоки, когда тебе так худо? — удивился малыш.
— С ума сойти! — ответила сестра. — Ведь это принц должен был отправиться в дальние страны и привезти яблоко.
— Так и говори, — продолжал малыш, чуть сильнее раскачивая лампу. — Только зачем ему отправляться в дальние страны? Неужели поближе не нашлось какого-нибудь сада, где можно стянуть несколько яблок?
— Ты что, не понимаешь? Яблоко то было не простое, а волшебное. И если кто заболеет, стоит ему только понюхать это яблоко, и он уже здоров!
— А по мне хватило бы и касторки. И не надо было бы швырять деньги на дорогие билеты, чтобы попасть в дальние страны, — сказал малыш и сунул палец в дырку чулка так, что она стала чуточку больше.
— Принц не поехал поездом, — объяснила старшая сестра.
— Да? Ну а пароходом плыть ничуть не дешевле.
— Он не ехал поездом и не плыл пароходом. Он летел.
Наконец младший брат чуточку заинтересовался.
— На ДЦ-6А? — спросил он, на мгновение прекратив ковырять дырку в чулке.
— Он не летел на ДЦ-6А, — недовольно ответила сестра. — Он летел на ковре.
— Еще чего выдумала! По-твоему, ты можешь вдалбливать мне все, что хочешь, всякую муть?!
— Но это так и было, — заверила старшая сестра. — Он уселся на ковер и сказал: «Лети, лети в дальние страны!» И ковер полетел по воздуху и над морем.
— И ты в это веришь? — снисходительно спросил малыш. — Я тебе докажу: там и капельки правды нет!
Спрыгнув со стола, он уселся на маленький коврик из лоскутков, лежавший перед открытой дверцей печки.
