– Антон! – снова позвал слезший с перил Васька.
Он отвернулся, и Аля даже обрадовалась – ей нужен был небольшой тайм-аут.
– Смотри! – продолжал вопить Васька. – Меня Лиля научила вальс танцевать! Хочешь, и тебя научит!
На площадке у фонтана Лиля с Васькой топтались в подобии танца, и его с готовностью сменил Антон. Ему с ней совсем неинтересно…
К Але подлетела Ирка:
– Ну как, сказала?
Аля помотала головой и разжала кулак.
– Ой, какой хорошенький! Из кости?
– Наверно, – пожала плечами Аля, поймав себя на мысли, что даже не задумалась, из чего сделана игрушка.
– Откуда он у тебя?
– Подарил тот человек.
– А где он?
– Вон там, танцует.
Ирка вгляделась в неуклюжую пару у фонтана и оживилась:
– А, значит, это все-таки Антон!
Народ стал потихоньку расходиться. На Щукинское, похоже, все решили окончательно забить, но Аля никуда не собиралась уходить раньше Антона. Она даже хотела подойти, извиниться перед Лилей и продолжить начатый разговор, но смелости не хватало – несмотря на все, что она уже успела натворить.
– Это лишь праздник на один день, – пробормотала она. – Праздник под названием «Сегодня-все-можно». Можно пить пиво в парке, рассказывать всем встречным-поперечным о своих чувствах, первой признаваться в любви…
Антон вернулся и уселся рядом.
– Антон!
Он поднял голову.
– Помнишь, я хотела тебе что-то сказать?
– Да.
– Антон! – снова позвала она, и он повернулся к ней с немым вопросом в глазах.
Какая она идиотка! Не стоило вообще начинать говорить, раз такая трусиха!
Пробегавшая мимо Надя остановилась и внимательно уставилась на них. Аля молчала, Антон напряженно смотрел на нее, а Надя с веселым любопытством переводила взгляд с одного на другого. Наконец она изобразила на лице понимающую улыбку и понеслась дальше.
– Антон… Антон, я хочу сказать, что ты мне очень нравишься.
– Я это понимаю, – проговорил он и отвернулся.
– Народ, уже шесть! – заорал Васька. – Поехали в Щукинское!
И они все-таки поехали.
Последний раз оглянувшись на гостеприимный скверик, Аля догнала Антона.
– Извини, я тебе много глупостей наговорила… – скороговоркой пробормотала она. – Ты на меня не обижаешься?
Он снисходительно посмотрел на нее:
– Я на женщин вообще не обижаюсь.
Когда они вышли из метро, Аля, решив, что терять уже нечего, взяла Антона под руку. Он никак не отреагировал, и она проговорила:
– У меня праздник, мне сегодня все можно.
– Какой праздник? – не расслышал он и усмехнулся: – День рождения Славика, что ли?
– Сегодня все можно, – повторила она.
– Смотря кому, – хмыкнул он.
– Мне! – пояснила Аля, обидевшись на его непонятливость.
– А-а… – неопределенно протянул Антон.
– Можно взять тебя под руку…
– Ну это, так сказать, не было для меня экстраординарным!
– А что сейчас было бы для тебя экстраординарным? – с вызовом спросила Аля, устав от недомолвок.
– Аль…
Она замерла в ожидании ответа, но он лишь перехватил ее руку:
– Пойдем, а то мы отстали.
Они ступили на мощеную улицу со старинными особнячками и уютно светившими фонарями. В голове что-то мелькало, но кусочки никак не складывались в картинку, и Аля простодушно спросила:
– Где мы?
Антон удивленно посмотрел на нее, но все-таки ответил:
– Мы на Арбате.
– Правда? На Арбате? – смутилась она, ругая себя последними словами. Не узнала самую знаменитую московскую улицу! – Давненько я тут не была…
Антон, тактично сделав вид, что не заметил ее бормотания, ударился в воспоминания:
– Вот здесь мы с ребятами из старой школы тусовались. А вот в эту кафешку с парнями со двора ходили…
– А куда ты водил свою девушку? – дрожащим голосом поинтересовалась Аля.
Он усмехнулся:
– Нет, девушек я сюда не водил.
«Девушек!» Значит, их было много… Кто ее только за язык тянул!
Аля вдруг заметила волочащиеся по земле концы своих шнурков и флегматично заметила:
– Антон, у меня шнурок развязался.
Он замедлил шаг:
– Ну, завяжи.
– Ты думаешь, стоит?
Они остановились, Аля отдала ему сумку и попыталась завязать узел, но у нее плохо получалось – шелковая ткань скользила, замерзшие пальцы не слушались, к тому же мешал медвежонок, которого она не выпускала из рук. Кое-как затянув шнурок, Аля поднялась, и они продолжили путь, однако через несколько шагов она заметила, что слабый узел расползся, и снова позвала:
– Антон, ты знаешь, у меня шнурок опять развязался…
Они остановились, и он, ничего не говоря, опустился на корточки и взялся за ее шнурок.
На них оглядывались даже на многое повидавшем Арбате. Але стоило огромного труда не отводить глаза, но радость все же пересилила неловкость, и она гордо смотрела по сторонам. Жаль, весь их народ ушел далеко вперед и не застал эту картину маслом.
Антон поднялся и потянул ее:
– Пошли скорее.
Аля послушно прибавила шаг. Видимо, Антон постарался затянуть узел как следует – край ботинка врезался в ногу, ступать было больно, и она проговорила, задыхаясь:
– Антон, я не могу так быстро.
Он оглянулся и осуждающе заметил:
– Но нас же ждут!
Из-за возни со шнурками они в самом деле сильно отстали и потеряли из вида своих.
– Знаешь, куда идти? – спросила она.
– Нет, – коротко отозвался Антон.
«Странно, ты же тут завсегдатай», – собралась съязвить она, но тут из какого-то переулка вывернула Надя. Видимо, народ нашел Щукинское училище.
– Ну где вы ходите! – набросилась она на них и потащила за собой.
Перед концертом Аля хотела позвонить домой, но у нее разрядился телефон. А она радовалась, что мама ни разу не позвонила, думала, та наконец-то перестала следить за ней как за маленькой! В принципе, она сказала про концерт в Щукинском, но не уточнила, что не зайдет перед этим домой. Из автомата позвонить? Аля огляделась, но никаких автоматов, естественно, поблизости не обнаружила. Ладно, она же предупредила. Мама не должна волноваться.
На входе их встретил Иосиф Петрович и провел без билетов, но толку от этого было мало – Але с Иркой не хватило мест, и они притулились в проходе. Зато Антон с Ромой сидели буквально в двух шагах, Ирка даже сунула на колени Ромы свою сумку. Аля хотела ее одернуть – стоит ли так унижаться! – но передумала. Каждому свое.
Ирка держалась молодцом: хлопала, делилась впечатлениями от происходящего на сцене. Аля словно ничего не видела и не слышала. В ее голове не укладывалось, что так поступает не кто-нибудь, а ее драгоценный Антон, всегда внимательный, вежливый, учтивый – всплыло вдруг в памяти старинное слово.
Какая тяжелая сумка… Не выдержав, Аля бросила ее на пол и без сил прислонилась к стене. Еще немного, и она бы села на пол, но первое действие, к счастью, закончилось. А ко второму свободные места чудесным образом появились: кого-то настолько не вдохновило творчество студентов знаменитой «Щуки», что народ решил уйти.
Аля сидела и разрабатывала планы мести. Как он мог? Да она теперь разговаривать с ним не будет. Что там разговаривать – и не подойдет к нему!
Не подойдет? У нее есть щит с крупно выведенными буквами «Мне сегодня все можно», и глупо потратить такой вечер на дурацкую обиду. Она обязательно припомнит ему все завтра, послезавтра, послепослезавтра, но только не сегодня… Никогда не припомнит, обреченно поняла она, сжала медвежонка так, что ладони стало больно, и, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, стала смотреть на сцену.
– Вот это этюды, да? – восхищалась Ирка, когда они одевались. – Не чета нашим.
Аля, так и не сумевшая сосредоточиться даже на втором действии, не могла поддержать разговор и лишь согласно кивнула. Она охотно верила, что этюды первокурсников «Щуки» рядом не лежали с их доморощенным творчеством, и если Иосиф Петрович хотел продемонстрировать именно это, то своей цели он добился.
Когда они вышли на улицу, было совсем темно. Нет, мама, наверное, точно волнуется, ведь Аля ушла из дома в десять утра, а сейчас почти десять вечера. Телефон у нее не отвечает, и мама может подумать невесть что… Аля снова оглянулась в поисках автомата и, не найдя, успокоила себя: зачем теперь звонить, скоро она сама дома будет.
Они шли по вечернему Арбату. Сейчас они дойдут до метро, и все кончится… Впереди толпился народ, слушавший одну из выступавших на Арбате групп, и они, подойдя поближе, тоже остановились. Кто-то танцевал, бились пустые бутылки, на булыжники мостовой летели горсти монет – словом, было весело.
Але вдруг стало очень неуютно, и она машинально обернулась, ища взглядом Антона. Он стоял рядом и явно чувствовал себя в своей стихии. А она чужая на этом празднике жизни…
Он наклонился к ее уху и тихо спросил:
– Аль, ты домой позвонила?
– Нет… – ошарашенно протянула она.