Помещение быстро опустело.
— Андрей Андреевич. Вернулись разведчики. Привели пленных.
— Ведите всех.
В дверях штаба появились Сергей, Арка, Боб и еще двое неизвестных. Сергей вытянулся по стойке «смирно» и доложил:
— Товарищ командарм! Возвращаясь из разведки, мы задержали противника. Они подслушивали у окон церкви… то есть второго корпуса. Бежать кинулись, но, — Сережка широко улыбнулся, — разве кто сможет удрать от Арки! А другой, вот этот, с «фонарем», вырвался, когда подходили к штабу. Ну и…
— Что «и»? — нахмурился командарм.
— Произошла рукопашная, товарищ командующий. Он полез драться, а я его — за руку. А он мне дал подножку. Ну мы и упали… Я его дернул за ногу, ну он и стукнулся… сам об дорогу.
— Сам стукнулся? — Андрей Андреевич посмотрел. У одного из пленных под глазом наливался всеми цветами радуги синяк.
— Конечно, сам, Андрей Андреевич! Он же меня зубами за руку хватил. Вот посмотрите. Пусть еще спасибо скажет…
— Ясно, Синицын. Пока идите ужинать. Я их сам допрошу.
Поужинав, разведчики доложили командарму о результатах.
— Молодцы. Сведения добыли ценные…
— Товарищ командарм, — перебил дежурный. — У ворот часовые задержали командующего армии «синих».
— Елки-палки! — удивился Андрей Андреевич. — Ивана Сидоровича у ворот?.. А вообще-то правильно, — спохватился он, — так сказать, противник… Ну ладно. Проводите его сюда.
— Что же это получается, Андрей Андреевич? — возмущенно прямо с порога начал Иван Сидорович. — Игра еще не началась, а твои уже украли у меня двух ребят. Прибежала вожатая, говорит: украли «металлисты». Ты своих того… своевольничать учишь.
— Стоп, машина! — остановил его Андрей Андреевич. — Никуда твои не денутся. Ужинать им дали и спать положили. Они пленные. Ты же их и посылал?.. Отрицаешь?! Ну-ну. Извини, но если ты сам появишься еще около нашего лагеря до конца игры, мы и тебя сцапаем. Вот так-то…
— Ну и ну-у-у! Заигрались, — покрутил лысой головой Иван Сидорович и пошел к двери. Обернулся. У глаз собрались смешливые морщинки. Погрозил пальцем: — Ну, Андрей, смотри… Я тебе завтра тоже пощады не дам.
— Не давай. Не давай, Ваня! Мы у вас пощады просить и не собирайся. Не привыкли…
Как только двери закрылись, командарм обернулся к Сережке:
— Что вы предлагаете?
— Да есть тут один планчик. Только нужно посоветоваться с Лаурой. Она поможет найти…
— С Лаурой?
— Да. Вы же знаете. Она любого мальчишку за пояс заткнет… Только нам бы еще кошки монтерские достать…
— Советуйтесь. Только поскорей. А насчет кошек — попробую.
Ануш собиралась спать, когда ее тихонько окликнули:
— Тетушка Ануш!
— Кто там? — она подошла к раскрытому в сад окну. — А-а, это ты, Сережа. Иди, иди.
Едва переступив порог, Сергей спросил:
— Тетушка Ануш, можно завтра Лаура попасет вашу Зойку?
— Зачем попасет? Я рано выгоню. Лаура спать будет.
— Не будет! Она немножко попасет и пригонит козу домой.
— Ой, Сережа, ты опять придумал что… да?
— Ага. Только вот сказать не могу никак. Тайна.
— Ой, придумщик ты, Сережа!.. А Зойке ничего не будет?
— Живехонька останется ваша Зойка!.. Вот только еще…
— Говори, говори. Я вижу — ты не все сказал. Что нужно?
— Да это… как его… ну юбку и кофту для Лауры.
— Юбку? Кофту?.. Танцевать будет, да?.. Очень некрасиво. У меня старые.
— Вот спасибо, тетушка Ануш! Большое спасибо.
— Зачем спасибо?.. Козу пасти — спасибо? Юбка старая. Дырки много… Шить надо…
— Вот и хорошо, что дырки, что старая! — неожиданно развеселился Сережка. — Дырки — это совсем хорошо!
Ануш приподняла пеструю ситцевую занавеску, сняла с вешалки и принялась рассматривать при свете керосиновой лампы блекло-коричневую с черными и белыми цветочками юбку и такую же кофту.
— На, бери. Старухе носить можно. Зачем девушке носить?
— Спасибо! Только пусть она повисит у вас. Лаура завтра сама придет. Тут и переоденется. До свиданья, тетушка Ануш! — и Сережка исчез в темноте ночного сада.
А старая Ануш, погасив лампу, еще долго сидела у окна и чему-то улыбалась.
Лауру вызвали из корпуса к каменному забору церковного двора. Говорили шепотом. Узнав о плане, она обрадовалась:
— Хорошо, амигос! Я все сделаю!
— Боимся мы за тебя, Лаура, — прогудел Боб.
— Узнать ведь могут. Прятать Рыжий будет или Ванька Жмуркин, — пояснил Сергей. — А они ж тебя сколько раз видели!
— Давай лучше я пойду, — выскочил Арка. — Так загримируюсь, что ни одна собака не узнает.
— Не чуди, — остановил его Боб. — Ну какая из тебя девчонка?!
— Я найду, компанерос![1] Я не попаду в это… трампа![2] Где красное знамя нужно знать! — волнуясь, зачастила Лаура, мешая русские и испанские слова. — Это моя роль. Я сумею!
— Понимаешь, Лаура, — трудно подбирая слова, боясь обидеть подругу, объяснял Сергей. — Знамя они спрячут хорошо. Если ты не выполнишь… Короче, все сорвется. Мы его не найдем. Если ты сомневаешься… В общем, мы что-нибудь другое придумаем…
— Зачем обидно говоришь, Сережа? Я выполню! — голос ее дрожал.
— Хорошо, — согласился Сергей, — тогда слушай… — друзья наперебой стали давать ей советы, как лучше выполнить задание.
Когда они уже расстались, Арка вдруг хлопнул себя по лбу и кинулся догонять Лауру:
— Чуть не забыл! Ты намочи водой руки, ноги, лицо. А потом посыпь пылью. Высохнет — такая мировая грязь будет! Ни один черт не узнает. Сам пробовал.
— Спасибо, Арка. Я попробую.
Утренний туман еще упорно цеплялся за кусты, за высокие стебли папоротника, за стволы придорожных деревьев, когда на шоссе появилась группа людей, несших с собой две длинные лестницы. Люди перебрались через кювет и, оставив у шоссе дозорных, тропинкой заспешили к роще.
Роща Сосновая начинается сразу за полями табачной плантации. Но сначала деревья стоят редко. Их вырубили когда-то давно на хозяйственные нужды. Здесь не встретишь столетних сосен-великанов. Зато почти все пространство заполняет сосновый молодняк, полоски кустов ежевики, кизила, заросли орешника и дубовые рощицы. Потом идет овраг Пологий. За ним начинается уже нетронутый сосновый лес. Он идет широкой полосой от горы Сестра до самого побережья моря. Вот этот-то старый, нетронутый лес и называли пионеры рощей Сосновой.
Овраг Пологий, разделяющий старый и молодой лес, стал теперь границей между армиями «синих» и «красных».
Пройдя по безлюдной еще территории «красных», люди перешли овраг. На опушке Сосновой рощи еще двое отделились от строя и заняли в кустах позицию, удобную для наблюдения. Достигнув большой круглой поляны, рослый парень с медно-красными вьющимися волосами приказал:
— Чудинов! С тремя бойцами стереги эти тропки. И чтоб никто не проскользнул к поляне Треугольной!
Позади всех шел странный мальчишка. На сухом скуластом лице самая запоминающаяся деталь — нос. Длинный и острый, как у птицы. Ноги у него тонкие, а живот — гора. И одет странно. Поверх рубашки большущий засаленный пиджак с подвернутыми рукавами. Полы пиджака висели ниже колен и оттопыривались, как колокол. Зато на животе пиджак еле сходился и был перепоясан тонким кавказским ремешком с серебряными бляшками.
Рыжий предостерегающе поднял руку. Все остановились, бросили лестницы, попрятались за стволы. Впереди, где деревья расступились, видна зеленая полянка с тремя высокими соснами посредине. Под соснами сидела девчонка, а около нее паслась рыжая коза.
— Эй! Ты что тут делаешь? — крикнул Рыжий, направляясь к ней.
Девчонка не ответила, даже не обернулась.
— Ты что, глухая?
Девчонка молчала. Валька Гак, а за ним еще трое ребят подошли сбоку и стали разглядывать пастушку. На ней длинная коричневая юбка. Такая же, в белых и черных цветочках, кофта. Грязные исцарапанные ноги. Старенький черный платок завязан так, что видны только глаза. Она наконец увидела их и вскочила. С грязного, наверно, давно не мытого лица недоверчиво и угрюмо смотрели темные испуганные глаза.
— Что ж ты молчишь?
— М-м-м-а… у-у-уг-у, — промычала пастушка, показывая на рот.
— Да она немая, ребята.
— Постой, постой. Где я ее видел? — сказал Валька Гак, напрягая память. — Вот никак не могу вспомнить…
Сердце Лауры заколотилось часто-часто. «Вот сейчас этот противный рыжий узнает ее, и все пропало. Никто не будет знать, где «синие» спрятали знамя?! Я же обещала… Нет!» — решила Лаура и сама перешла в наступление. Она выпучила глаза, перекосила рот и замахала перед самым лицом Вальки Гака руками, изукрашенными по методу Арки грязными потеками всех оттенков.