снова сел за стол. И только после этого до него дошел смысл бабушкиных слов.
— Сильно морозит?
— Северян дует…
Алешка сорвался с места, схватил пальтишко и выскочил на улицу.
Через минуту он уже стучал в дверь шугаевского дома.
— Никита Иванович вернулся из города?
— Нет еще — ответил женский голос, и следом загремела щеколда. — Это кто тут?
Но Алешка уже спрыгнул с крыльца и бежал через дорогу к дому бригадира. Прямо с улицы он постучал в окно.
— Где бригадир?
— Он с Никитой в город уехал.
Куда же теперь идти? Ведь пока он бегает по деревне, вода в тракторе замерзнет. Разорвет трубки радиатора — и машина выйдет из строя. И сразу же созрело решение. Надо переправиться через реку и выпустить из радиатора воду.
Алешка свернул в прогон и сбежал по крутому взвозу. По реке шло сало. В темноте осенней ночи легкие льдинки ударялись о борт лодки, рассыпались, тихо тонули, но на смену им плыли новые, образуя почти сплошной звенящий поток. Нащупав цепь, Алешка откинул ее на дно лодки и стал искать весло. Весла не было. Как же переправиться на ту сторону? Минуту он простоял в нерешительности, потом бросился к прогону и вытащил из ворот длинную жердь. Ну вот, теперь он обойдется и без весла! Лодка со звоном скользнула в ночную реку, а жердь окунулась в густую ледяную кашу. «Еще река замерзнет, — пронеслось в голове Алешки. — Надо успеть переправиться, выпустить воду из радиатора и вернуться домой».
Стараясь не потерять направления, он пробивался на другой берег. Лодка с разбегу врезалась в песчаную дюну. Выпрыгнув, Алешка побежал в поле. Где трактор? Найти его было не так-то легко. В темноте трактором казался каждый куст. Но вот впереди засветились покрытые инеем тракторные гусеницы. Алешка перепрыгнул через борозду и приблизился к машине. Присев на землю, он стал шарить руками под радиатором. Там где-то полагалось быть отверстию, через которое можно выпустить воду. Но где оно, как его открыть? Изучал, изучал трактор, скорость, зажигание, компрессию, а вот как выпустить воду — самое простое дело, — не знал. Алешка лег на спину, нащупал пробку и попытался отвернуть ее. Но она не поддавалась. Он ссадил руку и готов был заплакать от боли и бессилия. А пробка по-прежнему ни с места, точно была намертво заклинена.
Алешка вылез из-под радиатора и растерянно огляделся. Что же теперь делать? И тут он услышал, как что-то брякнуло в кармане. Спички! Он разжигал плиту и забыл положить их на полку.
Сбросив с себя пальтишко, Алешка прикрыл им радиатор и побежал на опушку леса. Вскоре он вернулся с большой охапкой хвороста и разжег около трактора костер. Дымный хвост потянулся вдоль поля, сквозь дым прорвался огонь, и вот уже на высоких придорожных соснах заиграло зарево.
Алешка присел к огню, поворошил горячие уголья. Тепло и тишина нагоняли дрему. Но разве можно спать? Потухнет костер, сразу охладится радиатор, замерзнет вода. Спать нельзя. Но, может быть, можно чуть-чуть вздремнуть, как утром, перед школой? Только на минутку. Нет, на пять минут. А потом он опять будет жечь костер до самого утра.
Алешка прислонился к гусенице, вытянул к огню ноги и, нахлобучив шапку, закрыл глаза. Только на пять минуточек! А может, забраться в кабинку?
Но, прежде чем Алешка принял окончательное решение, близ костра появился Шугай.
— Эй, кто тут огонь у машины развел? — И увидев Алешку, крикнул: — Опять ты? За старое принялся? Днем нельзя, так ты подобрался к машине ночью.
— Никита Иванович, я пробку хотел открыть, а она никак.
Шугай ничего не ответил, достал из кармана гаечный ключ и, выпустив из радиатора воду, повернулся к Алешке. — Ишь, развел костер, когда кругом горючее. Долго ли вашему брату трактор спалить?
Они потушили костер, засыпали землей угли и пошли к переправе. Алешка шагал, едва поспевая за трактористом. У переправы Шугай положил руку на плечо Алешке:
— Ты вот что. Как из школы завтра вернешься, — приходи.
Вы знаете, что значит быть помощником тракториста? Если вы думаете, что это так, пустяки, то вы ошибаетесь. Видали наши деревни? Ну, взять ту же Серебрянку. Это не весь колхоз, это бригада. Да к тому же не центральная. В ней сорок дворов. Не мало! А вокруг двести гектаров земли. Тоже порядочно. Так вот, всю эту землю пашет один тракторист. Он же ее и засевает. В общем тракторист первый человек на деревне, а быть его помощником — тоже что-нибудь да значит. Это Алешка быстро усвоил. Отныне он все свободное от школы время проводил с Шугаем. Тракторист дома — Алешка пилит с ним дрова, помогает таскать из колодца воду, резвиться с шугайчатами. Шугай в поле — и Алешка там: смотрит, как буртуют навоз, хорошо ли зимует в хранилищах картошка. Ну, а если Шугай в кабинке своей машины, то Алешка уж обязательно там. Навоз возить — так навоз, в лес — так в лес, а если трактор просто стоит под навесом, а Шугай в МТС или отдыхает после обеда, Алешка все равно в кабинке. Не бойтесь, он ничего там не крутит, не поворачивает, даже пальцем ни к чему не притрагивается. Кто не портит, — тоже помогает.
Дом у Шугая стоял посреди деревни, как раз напротив бывшего правления, которое нынче переехало на центральную усадьбу. Бревенчатое, с летней горницей и светелкой, шугаевское жилище стало тем местом, куда влекло Алешку, где бы он ни находился. Сюда он забегал, когда шел в школу. «Никита Иванович, что после обеда делать будем?» После занятий он снова тут: «На тракторе будем работать или какие другие дела есть?» Здесь он проводил все время допоздна, то ремонтируя под навесом вместе с Шугаем его машину, то разбираясь в нарядах на завтрашний день. И если Алешка не был вершителем всех шугаевских дел, то во всяком случае знал их наперечет. Надо сказать, что в Серебрянке царило двоевластие: между бригадиром-полеводом, Фролом, и заведующей фермой, Фаей, шла вечная междоусобица. Обычно, когда распри доходили до прямых столкновений, они шли не за десять километров к председателю колхоза, а к Шугаю, видя в нем самого главного серебрянского хлебороба. И вот тогда на правах помощника и Алешка принимал участие в разборе конфликта.
— Никита Иванович, скажи ты мне, — горячился Фрол, наскакивая на заведующую фермой, — есть у этих животноводов сознание или нет? Колхозники они или нет?
— А у тебя есть сознание? — отвечала Фая. — Сам-то ты колхозник?
— А кто тебе сено с покосов возит? — потрясал кулаком Фрол. — Кто? Я! А кто все изгороди оправил, законопатил дыры на скотном? Кто?
— Я скажу! — кричала Фая. — Два дня на одной соломе коровушки сидят по чьей вине? Что, не верно? То-то!
— Что я, возчик? А Еремка третий день болен.
Обычно все споры, связанные с доставкой кормов, кончались тем, что Шугай мирил бригадиров и, если действительно какой-то возчик был болен или охромела какая-то там лошаденка, он ладил тракторные сани и вместе с Алешкой выезжал сразу за целым стогом.
На обратном пути Алешка спрашивал Шугая:
— Никита Иванович, а чего это Фрол с Фаей все спорят и спорят?
— Каждый сам себе голова — вот и спорят.
— Взяли бы да сделали Фрола старшим.
— Не идет.
— Ну Фаю.
— И она не соглашается.
— Иль лучше ругаться?
— Ругаться приятного мало, да зато, если дело не ладится, можно друг на дружку валить. Выходит, так для них удобней.
— Да ведь за привоз сена платить надо, Никита Иванович. — Алешке трудно было понять, зачем нанимать трактор, когда дешевле возить сено на лошадях.
На это Шугай неохотно отвечал, — «там как-нибудь сосчитаемся», либо отмалчивался. И Алешка знал почему. Шугаю не хотелось ни колхоз разорять, ни МТС обманывать. Он выбирал средний путь. Выставлял такую плату, что и колхозу было не разорительно, и МТС не в убыток. Страдал только сам Шугай.
В сумерках они загоняли трактор под навес и шли в дом вечерять. Жена Шугая, Марина, была с Украины; готовила она совсем не так, как бабушка Степанида, и Алешка всегда с удовольствием уплетал ее галушки и особенно борщ. После ужина они собирали за столом какую-нибудь динамку и допоздна вели разговор о тракторах, о всяких случаях, которые происходили в МТС, о колхозе.
Случалось, что по вечерам в дом Шугая приезжал председатель колхоза. Это был полный человек в коротком пальто и белых бурках. Следом за ним в дверях появлялись Фрол и Фая, и вчетвером они обсуждали всякие хозяйственные дела.
— Больше леса завози, — говорил Шугаю председатель колхоза. — В Серебрянке новый клуб должен быть? Обязательно! Людям надо помочь строиться? А как же… Бедность позади, в гору идем. Так что помогай, Никита Иванович…
Алешка мысленно отвечал за Шугая: сколько надо, завезем леса. На новую деревню хватит. И было обидно ему, когда вдруг в такие вечера вторгалась старая бабка. И что она вечно за него беспокоится, только мешает! Он слышит ее дробный стук в окно, а потом она сама появляется на пороге.
