— Заходи! — буркнул он, стараясь скрыть охватившую его бурную радость.
Лиза очень много слышала о «каюте» капитана, но никогда у него не была, и теперь с любопытством осматривалась. Она сразу узнала личные вещи Фомы и удивилась:
— Разве ты перешел сюда?
— Ну да! Ты садись, Лизонька. Теперь, когда отец женится… Я рад. Что ему быть одному? Она хорошая женщина, правда, моложе отца на пятнадцать лет, но у нее трое детей. Отец на это не посмотрел и хорошо сделал. Веселее ему будет с детьми-то. (Может, еще и свои пойдут.) Я им буду только мешать. Да и мне здесь спокойнее.
Лиза никогда не видела такого жилища — словно она оказалась в каюте старого русского корабля. Иллюминаторы поражали массивностью. Медь, винты, рамы — все, как положено быть. Стены облицованы под палисандровое дерево. Койка застлана новым пушистым одеялом— на днях были такие в универмаге, значит, это уже Фома купил себе на новоселье. У койки старый, но еще такой яркий индийский ковер — его капитан когда-то привез из своих странствий. На письменном хорошо отполированном столе — черная статуэтка какого-то идола, английский хронометр образца прошлого века (стрелки уже остановились навсегда), большой бинокль, медный барометр. У противоположной стены — небольшой диван, круглый столик с инкрустацией, в углу мраморный умывальник с потускневшим овальным зеркалом.
С каким-то странным чувством, похожим на ощущение вины, Лиза рассматривала яркие, совсем не выцветшие небольшие картины с ландшафтами стран неведомых, выполненные если не рукою мастера, то, во всяком случае, талантливо. Каждый такой этюд вызывали то или иное настроение, владевшее, возможно, художником в час создания.
— Это сам Кирилл Протасович зарисовывал в молодости, — пояснил Фома, — в ящиках стола их целая пачка. А вот морские карты, смотри: тушью прочерчены пути кораблей.
Лиза, хмуря брови, долго разглядывала морские карты, потом молча перешла к стеллажу с книгами. Одна стена полностью, от пола до потолка, была занята книгами. Вдоль полок поперек корешков сияли узкие медные полосы как бы для того, чтобы книги не выпали в качку.
Здесь были книги по навигации, кораблестроению, морскому праву, математике, физике, географии. Порывшись, она нашла редкие издания с описанием старинных путешествий, морских битв и несколько лоций, испещренных заметками капитана. Но больше всего было старых английских романов в переводе, которых она не читала.
Разрумянившись, забыв о Фоме, девушка рылась в книгах. Фома, посмеиваясь, смотрел на нее, стоя у окна-иллюминатора. Вдруг Лиза, ойкнув, схватила какой-то растрепанный томик и уткнулась в него лицом.
— Книга, может быть, грязная, — испугался Фома, — еще прыщи пойдут! Сядь и успокойся, а то я отниму это старье.
— Ты ничего не понимаешь! — возмутилась Лиза. — Я давно мечтала найти эту книгу!
Лиза рассказала, как еще школьницей она достала у жены директора школы, большой любительницы чтения, журнал «Русский вестник» за 1872 год. Там был напечатан роман Коллинза «Бедная мисс Финч» — о слепой девушке, прозревшей благодаря смелой хирургической операции. Лиза с Яшей читали его вслух по очереди четыре вечера. Зимние вечера такие долгие, свистел ветер, вокруг старого маяка безлюдные дюны, и даже волки выли, а книга была такая интересная, что и отец с любопытством прислушивался, сидя за ремонтом какого-нибудь инструмента.
На самом интересном месте печатание романа прекращалось (издатели решили напечатать его отдельной книгой). Отчаянию Лизы не было предела: найти конец не представлялось никакой возможности. И вот теперь, после стольких лет, Лиза держала в руках эту «Бедную мисс Финч», с самым настоящим концом, чуть заплатанным тонкой папиросной бумагой.
Лиза спрыгнула со стула и на радостях чмокнула Фому в щеку.
— Если уж так, то на чердаке есть куда более древние книги, — буркнул Фома, сильно покраснев.
Лиза взобралась по трапу на чердак. Там было чисто, жарко, пол посыпан песком. Старая сломанная мебель аккуратно сложена в углу Лиза нашла несколько ящиков с книгами и окончательно забыла обо всем на свете. Порывшись и несколько раз чихнув от пыли, она извлекла толстый роман без обложки «Дядя Сайлас» (уже по шрифту чувствовалось, какой он интересный!) На дне ящика лежала большая Библия в кожаном переплете на русском языке. Лиза не особенно интересовалась древними религиозными книгами (правда, однажды она прочла изречения из Корана, и они ей очень понравились) Сначала она отложила Библию, но потом ей пришло в голову, какую радость доставило бы обладание этим «фолиантом» Христине. Не меньшую, чем ее собственная радость по поводу находки «Бедной мисс Финч». Забрав «Дядю Сайласа» и Библию, Лиза спустилась вниз, Фома ожидал ее, смирно сидя на стуле.
— Вот, смотри, давай отдадим это Христине, — предложила Лиза, показывая Библию. — Можно?
— Мне-то, конечно, зачем она — не жалко. А не скажут ли тебе: вот комсомолка, а дарит Библию?
Лиза на мгновение задумалась.
— Но ведь это не подарок? Просто книга лежала в пыли на чердаке, а Христина была бы так рада!
В этом была вся суть — в радости Христины. Можно, конечно, скрыть от Христины эту находку, но в этом тоже было что-то не совсем красивое, как бы обман. Если религиозные пережитки — противник, с которым мы боремся, то Лиза предпочитала бороться открыто. Если Христина желает читать Библию, пусть читает, а их дело доказать ей, что это лишь фольклор древнееврейского народа. Пусть Христина сама убедится в противоречиях Библии и в путанице толкований.
Фома тщательно упаковал отобранные книги. Лиза набросила на волосы косынку.
— Ты уже хочешь уходить? — огорченно проговорил Фома. — Оставайся обедать, у меня уже все готово. Не хочешь? Посмотри, что было у капитана! — Он открыл низкий шкафчик в углу и достал оттуда несколько бутылок самой разнообразной формы, с прилипшими к стеклу ракушками и известковым наростом.
— Эти бутылки он выловил за свою жизнь. Потерпевшие кораблекрушение их бросали в море. Он еще много отдал в музей. А эти хранил всю жизнь. Как-нибудь я расскажу тебе интересные истории.
— Расскажи сейчас! — попросила Лиза и присела на край дивана.
— Потом расскажу, Лизонька. Я все-таки… хочу еще раз поговорить с тобой.
Лиза искренне огорчилась:
— О, Фома, опять…
Фома нахмурился. Глаза его смотрели грустно и пылко.
— Лизонька, неужели мы так и проживем всю жизнь — рядом и далеко? Только не расстраивайся! Мальшет не любит тебя. Разве ты не могла бы выкинуть его из сердца?
— Я… пытаюсь… — честно призналась Лиза. Фома даже побледнел.
— Пытаешься? Ну и что?
— Плохо подвигается.
Фома стукнул себя кулаком по лбу.
— А все же, значит, подвигается? — сказал он, подумав.
Девушка молчала, доверчиво и ласково глядя на Фому.
— А если… когда перестанешь о нем думать… выйдешь за меня замуж?
— Не знаю, Фома милый, — тоскливо протянула Лиза. — И почему ты не нашел за столько лет другую девушку, лучше меня?
— Находил, — простодушно сообщил Фома, — находил лучше тебя. Но… не могу я без тебя, да и только!
— Ну, до свидания! — поднялась Лиза.
— Я сам привезу книги на мотоцикле, а то тебе тяжело будет, Лизонька!
— Ладно. Спасибо, Фома… Я, кажется, проголодалась. Ну, давай обедать.
За обедом Лиза спросила:
— Фома, а за что тебя так ругал покойный капитан? Фома безнадежно махнул рукой.
— Он, видишь ли, столько меня учил, даже в море со мной выезжал, что в его возрасте не совсем полезно… Кирилл Протасович считал, что из меня выйдет хороший капитан дальнего плавания… Ну, и сердился, что я застрял на «Альбатросе», который только ведь для наблюдений научных и хорош, а дальнего плавания на нем не сделаешь. Очень на меня за это он сердит был!
— А на «Альбатросе» ты застрял из-за меня?
— Ну да.
— И за это тебя ругал капитан?
— Ну да.
… Лиза ехала на велосипеде и думала о Фоме, о покойном капитане. Было очень грустно, что рядом жил такой интересный, много повидавший на своем веку человек — капитан дальних плаваний, а она так и не узнала его, а теперь он умер, и уже поздно. Никогда она не поговорила с ним, как говорил с ним Фома все эти годы. А Янька будет писателем, ему особенно важно было бы узнать такого бывалого человека, а он тоже пропустил, не заметил. В Бурунном посмеивались над стариком, считали его чудаком, выжившим из ума. Один Фома относился к нему с уважением и любил его, даже не подозревая, что сердитый капитан привязан к нему, как к родному сыну. Должно быть, в Фоме много есть от этого незнакомого ей капитана, но она этого не знает и то, что от самого Фомы, тоже не знает. Фома любит ее много лет. Но он не привык говорить о себе. Он молчалив, и скромен, и добр, и мужествен. Он спас жизнь Яньке, когда они попали в относ и Яша заболел, а Фома оттаивал для него лед в кружке на груди, чтоб напоить больного теплой водой. В поселке его считали хулиганом и драчуном и даже исключили из школы — из последнего-то класса!
