Для того чтобы приостановить панику, Гёргей послал вперёд гусарские эскадроны и, показывая пример бесстрашия, появлялся в самых опасных местах. Вовремя приостановив панику, Гёргей дал возможность частям регулярной армии поддерживать порядок при общем отступлении.
Кошут, прибывший на фронт к началу сражения, был потрясён таким поворотом событий: он сел в экипаж и велел кучеру гнать лошадей наперерез бегущим.
— Задержите неприятеля во что бы то ни стало! — сказал он Гёргею. — Я же остановлю беглецов и верну их сюда!
— Не трудитесь, господин председатель, — хладнокровно ответил майор. — Если ваши намерения осуществятся, произойдёт неминуемое несчастье. Когда эти скоты, дезертиры, вернутся, они помешают нам увести отсюда целыми настоящих солдат — золотое ядро будущей армии. Впрочем, никакая сила, разве что картечь в спину, не в состоянии остановить этих трусов… Поезжайте, если вы всё ещё полагаетесь на силу ваших пламенных речей…
— Я верну их, вы увидите!
Кошут был так взволнован, что не почувствовал иронии в тоне майора. В экипаже, запряжённом тройкой лошадей, он помчался вдогонку за убегающими ополченцами.
Однако все его усилия были тщетны. Если ему и удавалось остановить толпу дезертиров, побросавших ружья и патронташи, — не успевал он произнести последнее слово, как дезертиры бежали вновь.
Вернувшись на поле сражения, Кошут увидел, что Гёргей уже восстановил развалившийся было строй колонн, и венгры под прикрытием четырёх эскадронов конницы завершили отступление в полном порядке.
Заняв позицию на правом берегу реки Фиш, артиллерия сдерживала неприятеля и, как только венгерские части переходили через реку, уничтожала переправы.
Неприятель бросил сюда несколько эскадронов конницы, стремясь отрезать венграм путь назад.
Полсотни вражеских уланов охраняли Швандорфский мост, когда к нему приблизился посланный Гёргеем отряд Ханкиша.
Гусары, не решаясь вступить с врагом в лобовую стычку, залегли в рощице и дожидались удобного случая, чтобы поджечь мост.
Темнело.
Хорваты разожгли костры, беспечно готовились к ужину, но вдруг насторожились, услыхав у себя в тылу конский топот.
Подъехали галопом два всадника: лейтенант с забинтованной головой и его ординарец-улан.
Осадив лошадь, Миклош обратился к хорватскому офицеру, в третий раз за время пути повторил придуманную им басню о ранении лейтенанта и доложил:
— Сюда движется бригада полковника Но́рдека. Нас послали разведать, где лагерь противника. Что вам известно об этом?
Офицер ответил, что его отряду поручена лишь охрана моста и в разведку он никого не отправлял.
— Тогда мы сделаем это сами, — сказал Миклош и вопросительно взглянул на своего командира.
Игнац утвердительно кивнул головой.
— На том берегу неприятельский разъезд, — предупредил офицер.
— Велик ли? — поинтересовался улан.
— Да небольшой, коней пятнадцать. И едва ли увеличился — не заметно было никакого движения. Пытались поджечь мост.
— Сейчас мы проверим, много ли их. Дайте нам по факелу.
С зажжёнными факелами в руках Миклош и Игнац медленно поехали по мосту.
С обоих берегов настороженно следили за каждым движением всадников.
Ференц на правом берегу приготовил отряд к бою, но строго запретил открывать стрельбу без приказа.
Достигнув середины моста, Миклош и Игнац остановились. Улан передал свой факел лейтенанту, спешился, отвязал бочонок, разбил его. Густая чёрная масса медленно поползла по деревянным доскам. Игнац погрузил факел в смолу, и мост запылал.
Опомнившиеся хорваты начали палить из ружей, но было поздно. Пламя охватило середину моста, а мнимые разведчики с факелами в руках подвигались вперёд. Пламя следовало за ними по пятам.
Одна из вражеских пуль настигла Игнаца, пронзила кисть его руки. Он уронил факел.
— Вперёд, парень! Держись крепче! Дело сделано, вперёд!
Увлекая за собой юного гвардейца, Миклош помчался к венграм.
Радостно встретили их венгры. Сквозь толпу солдат протиснулся Янош Мартош:
— Земляк! Друг!
Миклош и Янош горячо обнялись. О многом хотелось поговорить, расспросить, узнать… И Янош увлёк Миклоша в сторону.
— Вот как всё обернулось, Миклош! Как же ты попал к нам?
Миклош помрачнел, но ненадолго. Беспечность и жизнерадостность — основные свойства его характера — взяли верх.
Он улыбнулся. Недолог был его рассказ. Он закончил его словами:
— Чуяла моя душа, что это Иштван. И хоть не знал наверняка, но после встречи с ним я покой потерял. Стал доискиваться, на чьей стороне правда, и хоть и не сразу, да понял наконец, что не там она, где Елашич и его солдаты… Ну, что было, то было! Нам ведь есть что вспомнить, кроме дубинки твоего отца. Глянь-ка!
Миклош отстегнул от пояса пёструю узорную чутору, что когда-то на сеновале вырезал для него и раскрасил Янош.
Янош зарделся от удовольствия.
В это время Ханкиш занялся раненым «лейтенантом», хотя тот и уверял, что «рана пустяковая», и ни за что не позволял снять с себя мундир.
— В нём зашито письмо генерала Бема к Кошуту. Ему в руки и отдам.
Ференц отрезал рукав Игнаца до локтя и туго затянул повязку вокруг раны.
Миклош хотел помочь своему товарищу разбинтовать лицо.
— Снимай маскарад, теперь обманывать некого!
Но и к этой операции Игнац никого не допустил.
— Сам справлюсь! Без нянек обойдусь!
Столпившиеся вокруг Миклоша солдаты восхищённо слушали его рассказ о пережитых приключениях.
— По коням! — раздалась команда Ференца.
Игнац не без усилий взобрался на коня.
— Ты, может, со мной сядешь, приятель? — спросил Миклош, заметив, что спутник побледнел.
— Ещё чего придумал!
— И то дело! На войне нежиться не приходится! А всё же выпей глоток — сразу сил прибавится! — И Миклош поднёс к губам Игнаца чутору, наполненную крепким маслянистым вином.
Игнац взглянул на чутору и улыбнулся. Отпил глоток, а затем легонько отодвинул её рукой:
— Спасибо! Хватит!
Тронулись в путь. Миклош предусмотрительно держался ближе к раненому. Рядом, с другого бока, пристроился Янош.
— Постой, Янош, — вдруг вспомнил Миклош, — ты ведь земляком Игнацу приходишься. Как же вы не признали друг друга?
Низко надвинутая на лоб офицерская шляпа, воротник мундира, туго подпиравший подбородок, скрывали лицо Игнаца.
— Не припомню что-то, — неуверенно сказал Янош.
— Я-то тебя видел, каким ты на барской охоте был… я в саду у барина работал, — пояснил Игнац.
— Много воды с тех пор утекло.
— Не одна вода текла, много и крови пролито, — с болью произнёс гвардеец и отвернулся.
Как и предсказывал Гёргей, злосчастный поход закончился бесславно. Потеря в людях была невелика, но поражение угнетающе подействовало на войско.
Кошут открыто обвинял в этой катастрофе Мога.
— Подумать только, — сказал Кошут, с укором глядя на генерала, — три недели спорили — наступать или не наступать… Наконец, двадцать четвёртого октября решение было принято, но лишь пять дней спустя мы тронулись к Швехату! Не будь Гёргея, нам не удалось бы собрать воедино остатки войска. Только его мужеству, хладнокровию и распорядительности обязана нация тем, что сохранила лучшее ядро своей армии!
Мога подал в отставку.
Вызвав к себе майора Гёргея, Кошут сказал ему:
— В боях под Швехатом Мога не оправдал нашего доверия. Я хотел бы видеть вас командующим Верхнедунайской армией…
— Но как бы такое назначение не вызвало справедливое недовольство опытных командиров, с более высоким чином, — ответил Гёргей. — Офицерам это покажется по меньшей мере странным и непонятным.
— Вы примете армию в чине генерал-адъютанта.
— Господин председатель, я не уверен, что вы сделали лучший выбор. Однако, если вы и Государственное собрание решите, что именно я должен стать во главе Верхнедунайской армии, которая встретит первые удары неприятеля, я готов принять на себя эту громадную ответственность.
Кошут крепко пожал руку Гёргею.
В штабе шло заседание военного совета. Присутствовали командиры всех частей Верхнедунайской армий. Они были свидетелями поведения Гёргея во время возникшей паники и восторженно встретили назначение его командующим армией.
— От Бема прибыли два посланца, — доложил вошедший в комнату адъютант.
— Из Вены?! — переспросил Кошут. — Пусть войдут!
У входа произошло замешательство. Миклош подтолкнул Игнаца вперёд, а сам остался за дверью.
Стараясь сохранить военную выправку, вошёл Игнац, сжимая в руках пакет. Впервые попав в столь многочисленное собрание офицеров, он опешил и остановился, не зная, как отличить среди них Кошута. Да и присутствовал ли здесь Кошут — штатский Кошут, каким его знали в народе?