— А в футбол можно играть? — спросил я.
— Очень хороший отдых — игра в футбол,— сказала Ольга Николаевна,— только не надо, конечно, играть весь день. Если поиграешь часок, то очень хорошо отдохнёшь и учиться будешь лучше.
— А вот скоро начнётся дождливая погода,— сказал Шишкин,— футбольное поле от дождя раскиснет. Где мы тогда будем играть?
— Ничего, ребята,— ответил Володя.— Скоро мы оборудуем спортивный зал в школе, можно будет даже зимой играть в баскетбол.
— Баскетбол!— воскликнул Шишкин.— Вот здорово! Чур, я буду капитаном команды! Я уже был раз капитаном баскетбольной команды, честное слово!
— Ты вот сначала подтянись по русскому языку,— сказал Володя.
— А я что? Я ничего… Я подтянусь,— сказал Шишкин.
На этом общее собрание закончилось.
— Эх, и оплошали же вы, ребята! — сказал Володя, когда все разошлись и осталось только наше звено.
— А что? — спрашиваем мы.
— Как что! Взялись учиться без двоек, а все остальные звенья обещают учиться только на четвёрки и пятёрки.
— А чем мы хуже других? — говорит Лёня Астафьев.— Мы тоже можем на пятёрки и четвёрки.
— Подумаешь! — говорит Ваня Пахомов.— Ничем они не лучше нас.
— Ребята, давайте и мы возьмёмся,— говорит Вася Ерохин.— Вот даю честное слово, что буду учиться не ниже, чем на четвёрку. Мы не хуже других.
Тут и меня подхватило.
— Верно! — говорю.— Я тоже берусь! До сих пор я не брался как следует, а теперь возьмусь, вот увидите. Мне, знаете, стоит только начать.
— Стоит только начать, а потом будешь плакать да кончать,— сказал Шишкин.
— А ты что, не хочешь? — спросил Володя.
— Я не берусь на четвёрки,— сказал Шишкин.— То есть я берусь по всем предметам, а по русскому только на тройку.
— Ты что ещё выдумал!— говорит Юра.— Весь класс берётся, а он не берётся! Подумаешь, какой умник нашёлся!
— Как же я могу браться? У меня по русскому никогда лучшей отметки, чем тройка, не было. Тройка — и то хорошо.
— Послушай, Шишкин, почему ты отказываешься?— сказал Володя.— Ты ведь уже дал обещание учиться по всем предметам не ниже, чем на четвёрку.
— Когда я дал обещание?
— А вот, это твоя заметка в стенгазете? — спросил Володя и показал газету, где были напечатаны наши обещания.
— Верно!— говорит Шишкин.— А я и забыл уже.
— Ну, так как же теперь, берёшься?
— Что ж делать, ладно, берусь,— согласился Шишкин.
— Ура! — закричали ребята.— Молодец, Шишкин! Не подвёл нас! Теперь все вместе будем бороться за честь своего класса.
Шишкин всё-таки был недоволен и по дороге домой даже не хотел разговаривать со мной: дулся на меня за то, что я подговорил его написать в газету заметку.
Не знаю, как Шишкин, а я решил сразу взяться за дело. Самое главное, подумал я, это режим. Спать буду ложиться пораньше, часов в десять, как Ольга Николаевна говорила. Вставать тоже буду пораньше и повторять перед школой уроки. После школы буду играть часа полтора в футбол, а потом на свежую голову буду делать уроки. После уроков буду заниматься чем захочется: или с ребятами играть, или книжки читать, до тех пор пока не придёт время ложиться спать.
Так, значит, я подумал и пошёл играть в футбол, перед тем как делать уроки. Я твёрдо решил играть не больше чем полтора часа, от силы — два, но, как только я попал на футбольное поле, у меня всё из головы вылетело, и я очнулся, когда уже совсем наступил вечер. Уроки я опять стал делать поздно, когда голова уже плохо соображала, и дал сам себе обещание, что на следующий день не буду так долго играть. Но на следующий день повторилась та же история. Пока мы играли, я всё время думал: «Вот забьём ещё один гол, и я пойду домой», но почему-то так получалось, что, когда мы забивали гол, я решал, что пойду домой, когда мы ещё один гол забьём. Так и тянулось до самого вечера. Тогда я сказал сам себе: «Стоп! У меня что-то не то получается!» И стал думать, почему же у меня так получается. Вот я думал, думал, и наконец мне стало ясно, что у меня совсем нет воли. То есть у меня воля есть, только она не сильная, а совсем-совсем слабенькая воля. Если мне надо что-нибудь делать, то я никак не могу заставить себя это делать, а если мне не надо чего-нибудь делать, то я никак не могу заставить себя этого не делать. Вот, например, если я начну читать какую-нибудь интересную книжку, то читаю и читаю и никак не могу оторваться. Мне, например, надо делать уроки или пора уже ложиться спать, а я всё читаю. Мама говорит, чтоб я шёл спать, папа говорит, что пора уже спать, а я не слушаюсь, пока нарочно не потушат свет, чтоб мне нельзя уже было больше читать. И вот то же самое с этим футболом. Не хватает у меня силы воли кончить вовремя игру, да и только!
Когда я всё это обдумал, то даже сам удивился. Я воображал, будто я человек с очень сильной волей и твёрдым характером, а оказалось, что я человек безвольный, слабохарактерный, вроде Шишкина. Я решил, что мне надо развивать сильную волю. Что нужно делать для этого? Для этого я буду делать не то, что хочется, а то, чего вовсе не хочется. Не хочется утром делать зарядку — а я буду делать. Хочется идти играть в футбол — а я не пойду. Хочется почитать интересную книжку — а я не стану. Начать решил сразу, с этого же дня. В этот день мама испекла к чаю моё самое любимое пирожное. Мне достался самый вкусный кусок — из серединки. Но я решил, что раз мне хочется съесть это пирожное, то я не буду его есть. Чай я попил просто с хлебом, а пирожное так и осталось.
— Почему же ты не стал есть пирожное? — спросила мама.
— Пирожное будет лежать здесь до послезавтрашнего вечера — ровно два дня,— сказал я.— Послезавтра вечером я его съем.
— Что это ты, зарок дал? — говорит мама.
— Да,— говорю,— зарок. Если не съем раньше назначенного срока это пирожное, значит, у меня сильная воля.
— А если съешь? — спрашивает Лика.
— Ну, если съем, тогда, значит, слабая. Будто сама не понимаешь!
— Мне кажется, ты не выдержишь,— сказала Лика.
— А вот посмотрим.
Наутро я встал — мне очень не хотелось делать зарядку, но я всё-таки сделал, потом пошёл под кран обливаться холодной водой, потому что обливаться мне тоже не хотелось. Потом позавтракал и пошёл в школу, а пирожное так и осталось лежать на тарелочке. Когда я пришёл, оно лежало по-прежнему, только мама накрыла его стеклянной крышкой от сахарницы, чтоб оно не засохло до завтрашнего дня. Я открыл его и посмотрел, но оно ничуть даже ещё не начало сохнуть. Мне очень захотелось тут же его прикончить, ко я поборол в себе это желание.
В этот день я решил в футбол не играть, а просто отдохнуть часика полтора и тогда уже взяться за уроки. И вот после обеда я стал отдыхать. Но как отдыхать? Просто так отдыхать ведь не станешь. Отдых — это игра или какое-нибудь интересное занятие. «Чем же заняться?— думаю.— Во что поиграть?» Потом думаю: «Пойду-ка поиграю с ребятами в футбол».
Не успел я это подумать, как ноги сами вынесли меня на улицу, а пирожное так и осталось лежать на тарелке.
Иду я по улице и вдруг думаю: «Стоп! Что же это я делаю? Раз мне хочется играть в футбол, то не нужно. Разве так воспитывают сильную волю?» Я тут же хотел повернуть назад, но подумал: «Пойду и посмотрю, как ребята играют, а сам играть не буду». Пришёл, смотрю, а там уже игра в самом разгаре. Шишкин увидел меня, кричит:
— Где же ты ходишь? Нам уже десять голов насажали! Скорей выручай!
И тут уж я даже сам не заметил, как ввязался в игру.
Домой снова вернулся поздно и думаю:
«Эх, безвольный я человек! С утра так хорошо начал, а потом из-за этого футбола всё испортил!»
Смотрю — пирожное лежит на тарелке. Я взял его и съел.
«Всё равно,— думаю,— у меня никакой силы воли нет».
Лика пришла, смотрит — тарелка пустая.
— Не выдержал? — спрашивает.
— Чего «не выдержал»?
— Съел пирожное?
— А тебе что? Съел, ну и съел. Не твоё ведь я пирожное съел!
— Чего же ты сердишься? Я ничего не говорю. Ты и то слишком долго терпел. У тебя большая сила воли. А вот у меня никакой силы воли нет.
— Почему же это у тебя нет?
— Сама не знаю. Если б ты не съел до завтра это пирожное, то я сама бы, наверно, его съела.
— Значит, ты считаешь, что у меня есть сила воли?
— Конечно, есть.
Я немножко утешился и решил с завтрашнего дня снова приняться за воспитание воли, несмотря на сегодняшнюю неудачу. Не знаю, какой бы получился из этого результат, если бы погода была хорошая, но как раз в этот день с утра зарядил дождь, футбольное поле, как и ожидал Шишкин, раскисло и играть было нельзя. Раз играть было нельзя, то меня и не тянуло. Удивительно, как человек устроен!
Вот бывает: сидишь дома, а ребята в это время в футбол играют; ты, значит, сидишь и думаешь: «Бедный я, бедный, несчастный-разнесчастный! Все ребята играют, а я дома сижу!» А вот если сидишь дома и знаешь, что все остальные ребята тоже сидят по домам и никто не играет, то ничего такого не думаешь.