В комнату вошла мама.
— Жолик, папа с девочками ушли по делам, будут ужинать позднее. Может быть, ты сейчас поужинаешь?
— А куда они пошли?
— Я же сказала: по делам.
— Вдруг они принесут что-нибудь мне на остров?
— Ты уже ни о чем другом не можешь думать, — загадочно улыбнулась мама, будто хотела сказать: «Вполне возможно, что они принесут тебе какой-нибудь подарок». Вслух же она произнесла: — Так ты голоден или не голоден?
— Я бы с удовольствием поужинал, — ответил Жоли. — Поем и лягу спать. Так быстрее наступит утро…
Мама принесла большое блюдо шпината, который Жоли очень любил. Положила шпинат на тарелку, а сверху накрыла его яичницей-глазуньей.
— Приятного аппетита, мой дорогой. Если еще захочешь, можешь положить себе из блюда, — сказала мама и вышла из комнаты.
Жоли не спеша ел, а сам думал: «Может быть, отложить этот шпинат на воскресенье? Проголодавшись, они ели бы его на острове, будто дикий щавель, потому что на островах он растет в изобилии, его собирают и готовят из него прекрасный соус. Надо раздобыть какую-нибудь посудину, лучше всего горшочек».
Жоли внимательно оглядел комнату. Коробка с шитьем девочек не подходит, школьная сумка — тоже не годится… Ваза для цветов — вот что нужно! Жоли снял со шкафа вазу, поставил ее на стол и аккуратно стал накладывать в нее шпинат. Правда, сегодня он из-за этого останется голодным, но зато в воскресенье у них на острове будет обед для потерпевших кораблекрушение. Честно говоря, у него мелькнула мысль, что обедать ребята все равно пойдут к себе домой, а может быть, они вообще не любят шпинат. Впрочем, все это чепуха! Потерпевшие кораблекрушение не должны быть слишком разборчивыми в еде. Сырое львиное мясо, листья деревьев, грибы и корни, жареный тростник и, конечно, шпинат — все должно идти в пищу.
Теперь вазу со шпинатом нужно куда-то спрятать. Поставить на шкаф? Заметят, когда будут вытирать пыль. Ясно! В кровать! Нужно только чем-то закрыть и перевязать верх вазы, чтобы шпинат из нее не вывалился. Теперь аккуратно поставим вазу в уголок, к стенке, там, где подушка. Вот так! А ночью нужно спать на самом краю подушки, тогда все будет в порядке.
Только Жоли спрятал вазу, в комнату вошла мама.
— Ну как, сынок, понравилось? Я смотрю, ты хорошо поел.
— Спасибо, мама, очень вкусно было, — скромно ответил Жоли. — Большое спасибо.
— На здоровье! Сейчас поджарю тебе блинчики.
— Чудесно! — обрадовался Жоли. — Поем и — в постель. Я что-то устал сегодня, а завтра трудный день: арифметика и природоведение.
— Пока ты моешься, я приготовлю тебе постель, раз ты так устал, — сказала мама.
— Нет, нет, большое спасибо, не надо, мамочка. Я сам все сделаю, я сам…
— Ну хорошо, хорошо, не буду лишать тебя твоей работы, — рассмеялась мама. — Если бы я знала, что благодаря этому острову ты станешь таким хорошим, ты давным-давно получил бы его. Жолик, когда у тебя будет остров, ты по-прежнему будешь молодцом?
— Я хотел бы, мама, — ответил Жоли совершенно серьезно.
Папа очень рано ушел на работу, мама — тоже, только дети мирно спали в квартире Ковачей, когда прозвенел будильник.
Ютка встала первой, включила свет, разбудила Кати, подошла к постели Жолика и вдруг испуганно вскрикнула:
— Ой, Жоли сильно заболел!
Кати мгновенно соскочила с кровати, а Жоли потянулся спросонок и сказал:
— Нисколько я не болен! У меня все хорошо: я иду на остров!
— Да что ты, что ты! — чуть не плача, проговорила Ютка. — Мы сейчас вызовем доктора, ты весь в сыпи.
— Ха-ха-ха! — рассмеялась Кати. — Да разве сыпь бывает зеленая? А, Жоли? Но тогда и подушка, и простыня, и пододеяльник тоже больны. Впрочем, и стена тоже! Словом, в зеленой сыпи не только Жоли. Ты что, дружочек, спрятал под одеяло ведро с краской? И почему от стены и кровати так пахнет шпинатом?
Жоли сел посередине шпинатного моря и вместо объяснения залился слезами.
— Что такое? Ты снова плачешь? Но ведь это проще всего. Набедокурить и вместо ответа плакать. Жолик, что же ты все-таки сделал? Чем измазал всю постель?
— Шпинат… шпинатом… в вазе… я не хотел… — всхлипывал Жоли. — Ой, что же теперь будет? Меня не пустят на остров?!
— Смотрите, уже три четверти седьмого! В школу пора! Скорее, Жолик, объясни нам все толком! — теряя терпение, сердито сказала Ютка. — Мы тебя водили в кино, помогали делать уроки — и вот, пожалуйста, чем все кончилось!
— Я не думал, что так получится!
— Мы знаем, ты всегда хочешь только хорошее, у тебя прекрасные идеи, но вот что из них получается.
— Шпинат… я положил шпинат в цветочную вазу, чтобы на острове была еда.
Жоли сидел по-турецки на кровати, на его лице, шее и на постели зеленел шпинат. В руке он держал пустую вазу, тоже всю зеленую от шпината, и был таким смешным, что девочки не выдержали и расхохотались. Потом решили помочь братишке, горько оплакивающему десять дней хорошего поведения и потерянный остров.
— Не лей слезы, Жоли, — сказала Кати, — от этого ты чище не станешь.
— Быстро перестелем постель, а испачканное белье отнесем в прачечную.
— Но это будет стоить дорого, — проговорила Кати.
— А сколько у нас денег? — спросила Ютка. — Жоли, кажется, у тебя в копилке что-то должно быть.
— Я должен отдать их папе, я испортил его книгу!
— Ах ты герой! Подождите, у меня в копилке восемь… шестнадцать… ого, сорок два форинта! Теперь хватит! Жоли, пулей мчись в ванную мыться, чтобы я тебя больше не видела! — сказала Ютка и стала снимать с постели перепачканные шпинатом простыню, пододеяльник и наволочку с подушки. Хорошо еще, что одеяло не испачкалось!
Кати взяла мыло и начала отмывать Жолика; тот даже не пикнул. Он был рад, что с лица и рук исчезла зелень.
В мгновение ока прибрали комнату; наскоро успели позавтракать.
— Вы идите в школу, а я забегу в прачечную, — сказала Ютка.
— Пошли вместе, — предложила Кати.
— Ну давайте, только нужно спешить.
В прачечной было много народу, все стояли с большими узлами. Кати заняла очередь, но Жоли громко захныкал:
— Мы опоздаем, мы опоздаем в школу, и мне тогда попадет, меня не пустят на остров!
— Надо было вставать раньше, — заметил какой-то сердитый дядя.
— Ты что плачешь, мальчик? — спросила у Жоли какая-то тетя.
— Это дети Ковачей, — сказала приемщица, — Обычно они не сдают в это время. Уж не заболела ли у вас мама?
— Ах, ну тогда другое дело, проходите вперед, — сказали сразу многие из очереди.
— Нет, мама не заболела, — проговорил, плача, Жоли, — но белье надо выстирать сегодня до обеда, потому что очень срочно.
— Чем так расстроен этот мальчик? — спрашивали друг у друга люди.
— Разве вы не слышали? Сильно заболела мама. Вот бедняжки!
А приемщица уже взяла перепачканное шпинатом белье и, с удивлением глядя на детей, сказала:
— Хорошо, я попробую в виде исключения направить в стирку «молния». Так что заходите после обеда. Вдруг будет готово…
Погруженные в свои мысли, девочки и Жоли молча шли в школу.
— Не беда, если вечером будет готово, да и в понедельник тоже, — нарушила молчание Ютка. — Мама не заметит, что мы взяли белье. Ведь не пересчитывает же она каждый день простыни и пододеяльники. Нет же…
— К сожалению, мама все замечает, — заявила Кати.
— А вчера вот не заметила, что вазы не было на месте, — сказал Жоли.
— Ох, уж помалкивай о вазе, бедняга несчастный! И смотри — веди себя хорошо, будь внимателен и не морочь себе голову этим островом! Ну, привет!
Девочки направились в свой 5-й класс «Б», а Жоли взбежал на второй этаж и, увидев Берци Хартаи и Шани Эниша, сразу позабыл о всех своих злоключениях.
Сразу после уроков Ютка побежала в прачечную.
— К сожалению, не готово, зайди еще разок, ближе к вечеру.
Ютка пошла домой; Кати уже подогревала обед, и Жоли с нетерпением вдыхал вкусные запахи, поднимающиеся от кастрюль и сковороды.
— Что на обед? — спросил он.
— Да уж не шпинат, — сурово ответила Кати. — Иди мой руки.
В ванной комнате Жоли пускал, как кораблик, кусок мыла в воде, налитой в раковину. Но вот в передней щелкнул ключ: это пришла мама. В руках у нее был большой сверток.
— Целуем, целуем! — радостно бросились к ней девочки.
— Здравствуйте, здравствуйте, разбойницы, — ответила мама. — А ну-ка, будьте любезны, объясните мне все.
— А что — поинтересовался Жоли, прибежавший из ванной комнаты.
— Иду я мимо прачечной, — заговорила мама, — вдруг приемщица тетя Аги окликает меня и делает знак, чтобы я зашла. Готово, говорит, то белье, что дети утром сдали в «молнию».
