Мишка убежал, а ребята шумно веселились.
— Подумайте, такой хороший мальчик — и так испортил свой внешний вид!
— Скорей ты, шевелись там с водой! — кричал Генька Мишке, а сам от нетерпения бил каблуком об землю, как конь копытом.
Мишка даже Запыхался.
— А теперь считайте: раз, два… — велел Генька.
Ребята досчитали до пятидесяти семи, но Генька ничуть не отмылся. Наоборот, он стал уже смахивать на вождя племени папуасов.
— Ну, ребята, — ахнул кто-то, — спасайся кто может!
Лорка-Хлорка чуть не повалилась на траву от смеха.
— Так это… Это же… для чистки рубашек и штанов… — еле выговорила она.
— Как для штанов? — заорал Генька. — Здесь написано — любые пятна!..
— Там-то всё верно написано, — заливалась Лора, — да ты так торопился похвастаться, что не прочитал толком.
Ребята сперва застыли с ошалелыми физиономиями, а потом — что тут поднялось!
Кто по траве катался от хохота, кто приседал, хватаясь за живот, кто скакал вокруг Геньки.
— Ну, Генька, всё — прощайся с жизнью!
— Интересно, как он завтра таким чучелом будет на линейке стоять!
— Слушай, Генечка, а может, песочком? — предложил кто-то.
— Ребята, ребята! — вопила Лорка. — Тащите сюда корыто с горячей водой — Геньку отстирывать будем!
— Бросьте, ничего не поможет! Ему теперь только остаётся исполнить арию «Верни мою былую красоту…».
Генька стоял с дурацким видом, не произнося ни звука, и только рукой отмахивался.
— Геша, — посоветовал ему Мишка, — если ты ещё раз, извиняюсь, нарвёшься на какое-нибудь новейшее открытие, ты не прячь его. Покажи, голубчик, нам… Уж как-нибудь все вместе разберёмся! Разберёмся, братцы кролики?..
…Санитары, делавшие вечерний обход, были очень удивлены: Генька, который всегда шёл на любые хитрости, стараясь не показывать санитарам ноги, на этот раз почему-то именно их высунул из-под одеяла для осмотра. Дочиста отмытые пятки сверкали на всю палату.
Сам же Генька подозрительно громко храпел, натянув одеяло на голову.
Полезные дела Юры Зайцева
Весна вовсю хозяйничала в городе. Стоял тёплый майский день. Небо было таким — ну хоть бельё в нём подсинивай!
Возле мясного ларька топталась старушка, маленькая, юркая, в платье из весёленького ситца — коричневого, с белыми глазками и красными загогулинками.
Морщинки разбегались по лицу старушки, как трещинки по пересохшей земле. А рот словно в скобочках — справа морщинка и слева.
— А ну, покажи-ка мне, хозяин, эту утку с изнанки, — бабушка щурилась и вытягивала худую шею. — Только дребедень не подсовывай! Думаешь, не разгляжу? Я ещё в силе.
Пока старушка вертела третью утку, из-за ларька вынырнул щупленький мальчик лет десяти — чистенький, наглаженный.
Он покрутился возле старушки и спросил:
— Что, бабушка, утку покупаете?
— Козу…
— Козу-у?.. Бросьте вы её, у этой козы крылышки какие-то облезлые! Бабушка, вы не хотите лучше через дорогу перейти?
— Нет, голубчик, я тут гляжу, не взять ли мне заместо утки лопатку на лапшичку… Или копыта поискать, на студень размахнуться?..
Но мальчика, очевидно, интересовали совсем не копыта.
— Бабушка, давайте я вас всё-таки переведу на другую сторону, а?
Старушка выпучила на него глаза и поджала губы, собранные в мелкую сборку, как на резиночке.
— А чего я там не видала?
— Бабушка, а мясо ведь стареньким вредно! Вон на той стороне молочный магазин; давайте я вас туда переведу… Вы лучше кефиру возьмите…
— У меня, сынок, с кефиру в животе лягушки квакают. — Бабушка снова поковыряла длинным, сухим пальцем мясо и сказала продавцу: — Отхвати-ка мне, хозяин, от этого кусочка!
— Бабушка, а там ещё аптека рядом…
— Кефиру-то я ещё не пила — зачем мне аптека?
— А на другой стороне солнышко… Садик… На скамеечке бы посидели, погрелись.
— Вот привязался, надоедный! Садик… Шёл бы ты лучше уроки учить! Вам всё садики, а двоек, небось, полный портфель?
— Нет, бабушка, я отличник…
Старушка с любопытством оглядела мальчишку.
— Видать, что отличник… Бегаешь на эту сторону да на ту… И чего ты, отличник, ко мне прицепился? Отвяжись ты, ради бога! Тьфу!.. — Бабушка решительно шагнула от ларька.
— Постойте! — Мальчишка вертелся, как на шарнирах. — Понимаете, бабушка, мы должны старшим помогать… Мы постановили. Уважение к старости…
— Так ты тех старух и уважай, которым надо на ту сторону!
— А где я их возьму, которым надо?
— А что ты уж больно хлопочешь-то, а? Хоть лопни, а тащись с ним через дорогу! Медаль, что ли, тебе за это дадут?
— Да нет, бабушка, не медаль… Мне за это отметку поставят.
— Где же это за старушек отметки ставят?
— В школе. В пионерскую книжку. За доброе дело отметка ставится — плюсик.
— Ах, плюсик!.. Так ты бы с этого и начинал.
— Ну, так можно, я вас переведу? — обрадовался мальчишка. — Ну, бабушка, один разочек… Жалко вам, что ли?
— А кто же вам такие дела-то придумал — старух через дорогу таскать?
— Это я сам инициативу проявляю, — с гордостью сказал мальчишка.
— Так, так… Тебе, значит, доложить в школе надо, что меня переводил? А мне, значит, идти, свои старые ноги ломать?
Тут мальчик срочно переменил тактику.
— Бабушка, вы только не думайте, что я из-за плюсика… Ведь это дело общественное. Мы с вами пример покажем, а какой-нибудь малыш увидит и другой старушке взаправду поможет.
— А заодно и плюсик поставят… — ввернула старушка.
— Ну, да… Мы, тимуровцы[12]…
— Тимуровцы — это я знаю! У меня вон внучка Милка тоже тимурит. А только от Милкиных тимуровцев я про плюсики ни разу и не слыхала. Они, брат, старуху перевести и делом-то не считают. — У старушки ехидно подрагивали губы. — Ну да ладно, уговорил. — Она скосила на мальчика лукавые, умные глаза, а скобочки морщин по-озорному раздвинулись и поползли кушам. — Пошли, парень! Заради плюсика, так и быть, поднатужусь, переползу.
Мальчик вцепился в старушку.
— Ну, бабуся, побежали!.. А то у меня билет в кино.
— Погоди, родимый, мне за тобой и не угнаться!
— Ладно. Можно и потише.
Бабушка шла размеренно, держа сетку на согнутой руке.
— Ты уж, голубчик, заодно и сеточку мою взял бы, — попросила она.
— Конечно, бабушка!.. Тимуровцы и сеточки носить должны.
— А за сетку тоже крестик лишний, а?
— Нет, это в другую графу идет. Это как переноска тяжестей.
— Ну, в другую так в другую… А учишься, сынок, где?
— Да тут, за углом.
— В триста первой, значит… Ну, ты в садик, в садик меня заворачивай!
Мальчик подвёл бабушку к скамейке.
В спинке скамейки немножко отходила одна перекладина.
— Ещё ковырнёшься на этой рогатульке! — сказала бабушка.
Мальчик послушно переправил её к другой скамейке:
— Ну, вот и всё, бабуся… Спасибо. Выручили.
— Погоди, погоди… Звать-то тебя как?
— Юра Зайцев.
— Ну, вот что, Юрочка, ты говорил, рядом аптека. Сбегай-ка, сынок, купи мне мозольного пластыря…
— Я бы рад, — замялся Юра, — только у меня билет в кино на два тридцать. Да ещё к товарищу забежать надо.
— Ничего, сынок, успеется твоё кино. Болят мозоли-то, хоть караул кричи.
— Болят, говорите… Ну ладно. Так и быть!
Через несколько минут Юра принёс мозольный пластырь и сунул бабушке.
— Ну, будьте здоровы, а я побежал!
— Постой, не торопись. — Бабушка сдержала улыбку. — У меня совсем из головы выскочило! Студень-то… хотела затеять… Дойди-ка, милый, до магазина, узнай: может, там копыта коровьи или ножки какие. Хоть бараньи.
— Куда вам копыта, бабушка! Да ещё коровьи! — взмолился Юра. — Зачем вам бараньи ножки? Вы же старенькая, у вас же зубов-то, наверное, две штуки.
Юра от нетерпения пританцовывал на месте.
— Насчёт зубов не сомневайся, бабушка и ежа съест!
— Ну, ладно уж, слетаю!
— А не обманешь, сынок? — Старушка ещё туже собрала на резиночку маленький рот. — Не улепетнёшь от старухи?
— Я старушек не обманываю, — обиделся Юра. — Я старость уважаю.
— Вижу, вижу, внучек… Ах ты, гляди-кось! Пока мы с тобой хороводились, магазин на обед захлопнули! Ну, ладно, тогда вот что сделай…
— Бабушка-а-а, время-то идёт!..
— Чего тебе время — у тебя жизнь впереди!
— Жизнь… жизнь — это когда ещё, а мне сейчас в кино надо… Ну, я побежал!
— Как это побежал?! А назад-то кто меня поведёт? Как сюда — так, бабушка, пожалуйста, и солнышко вам, и кефирчик, и всякая такая петрушка, а как назад, так бабушка одна ковыляй?
— Ну, пошли, только по-быстрому!
— Я тебе, милый, не кузнечик — скок туда, скок обратно. Я на солнышке немножко посижу, о природе помечтаю. Думаешь, у меня что — заместо души веник? А ты сядь, отдохни — я тебе о своей бывшей жизни расскажу. Я, сынок, в старой жизни тяжело поднимала…