— Это же мой носок, мам. Тебе-то чего стыдиться?
— Скажешь тоже. Прийти за обувью с дырой в носке! Ужас. Можешь её хоть немножко припрятать?
— Да куда ж я её спрячу?
— Затисни между пальцами, чтобы не было видно, — попросила мама.
Я поелозил ногой, пряча дырку. Ох уж эти женщины, волнуются из-за такой ерунды!
Вернулся мистер Берман с двумя парами туфель, чтобы я примерил обе и посмотрел, в какой удобнее. Одна пара была велика. Вторая впору.
— В коробку или наденете? — спросил он маму.
— В коробку, пожалуйста, — сказала она. — До дому в старых дойдём.
Никогда мне не разрешают переобуться прямо в магазине. Не знаю, по какой такой причине, но мама всегда выдаёт купленную обувку только на следующий день.
Покончив со мной, мистер Берман снял ботинки с Фаджа и измерил его ноги.
— Бело-коричневые двухцветные, — напомнила ему мама.
Продавец ушёл в подсобку и вернулся с двумя парами. Но когда открыл первую коробку и Фадж увидел туфли, он сказал:
— Нет!
— Что нет? — спросила мама.
— Не буду туфли, — сказал Фадж и принялся лягаться.
— Не бузи, Фаджи! Тебе нужны новые туфельки, — стала уговаривать его мама.
— НЕТ! НЕТ! НЕТ! — надрывался он. На нас все оглядывались.
— Вот он, наш размерчик, — сказал Фаджу мистер Берман. — Сейчас наденешь и увидишь, как в них удобно.
Фадж дёргал ногами. Обуть его не было никакой возможности. Он вопил:
— Не буду туфли! НЕТ! НЕТ! НЕТ!
Мама взяла его на руки, но он извивался и ухитрился лягнуть мистера Бермана в лицо. Счастье, что братец был в одних носках.
— Так, ну-ка послушай, Фадж, — сказала мама. — Тебе нужны новые туфли. Старые стали малы. Скажи, какие ты хочешь?
Не знаю, почему мама разговаривает с ним как с нормальным. Ведь когда на Фаджа накатывает, он никого не слышит. А сейчас он уже заходился криком и молотил кулаками по ковру.
— Какие туфли ты хочешь, Фадж? Потому что без туфель мы отсюда не уйдём, — сказала мама, как будто сама в это верила.
Я приготовился: торчать нам тут до конца дня… если не до конца недели. Нет, всё-таки не понимаю маму. Так переживать из-за крохотной дырочки на носке — и стоять с невозмутимым видом, когда второй сын дёргается на полу как припадочный, вопит и дерётся!
— Считаю до трёх, — говорила она Фаджу. — А потом ты мне скажешь, какие хочешь туфли. Готов? Раз… два… три…
Фадж сел.
— Как Пи-та! — сообщил он.
Я улыбнулся. Похоже, Фадж на меня равняется. Даже башмаки как у меня требует. Но всем же известно, что мокасин для малышей не шьют.
— Твоего размера таких нет, — сказал мистер Берман.
— ЕСТЬ! ЕСТЬ! ЕСТЬ! КАК ПИ-ТА!
Мистер Берман поднял руки вверх, умоляюще глядя на маму: сдаюсь, мол.
Но мама казалась неколебимой как скала.
— У меня есть идея, — она поманила нас с мистером Берманом поближе.
Было у меня такое чувство, что эта идея мне не понравится. Но выслушать я выслушал.
— Давайте его перехитрим, — сказала она.
— Это как же? — спрашиваю.
— Ну… мистер Берман принесёт пару двухцветных туфель твоего размера и…
— Ну уж нет! — говорю. — Ты не заставишь меня носить двухцветные. Ни за что!
— Позволь мне закончить мысль, — сказала мама. — Мистер Берман принесёт их, а ты примеришь, и тогда Фадж подумает, что тебе их покупают. А на самом деле мы возьмём тебе мокасины.
— Это жестоко, — возразил я. — Ты его попросту обманываешь.
— С каких пор тебя это беспокоит?
— Вот с этих самых, — говорю.
— Слушай, Питер, — сказала мама, взглянув на часы. — Уже двенадцать. Я умираю с голоду.
— Я тоже, — сказал я.
— Хочешь получить обед — соглашайся.
— Ну ладно. Ладно.
Я сел ждать, а мистер Берман снова поспешил в подсобку. Фадж смотрел на меня с позиции лёжа.
— Как Пи-та!
— Ага, точно, Фадж, — сказал я.
Мистер Берман пришёл с бело-коричневыми туфлями моего размера. Я надел. Уродство в чистом виде!
— Смотри, какие у Питера славные башмачки, — сказала мама.
— Теперь Фадж примерит такие же.
Фадж разрешил мистеру Берману обуть его в новую пару.
— Смотли, — сказал он. — Смотли! Как Пи-та! — и вытянул ногу, любуясь.
— Точно, Фадж, — вздохнул я. — Как мои. — Да, маленьких легко надурить.
— В коробку или наденете? — спросил маму мистер Берман, пока Фадж вышагивал в новых туфлях.
— В коробку, разумеется! — ответила мама.
Интересно, что мама скажет Фаджу завтра, когда я влезу в свои мокасины. Впрочем, мне-то о чём волноваться. Это её игры.
Фаджа всунули в старые башмаки, коробки были упакованы, и мистер Берман вручил брату полосатый воздушный шар. Мне он тоже предложил. Я отказался. Неужели он считает, что человек, который учится в четвёртом классе, станет расхаживать по улице с полосатым шариком из обувного магазина?
— Неплохо всё получилось, а, Питер? — спросила мама, когда мы вышли.
— Ты серьёзно?
— Ну, могло быть и хуже.
— В общем, наверное, — согласился я.
Мы пошли обедать в «Гамбургер хэвен». Сели в отгороженную кабинку. Фадж дурачился с шариком, пока мама заказывала еду ему и себе. Я заказал сам — гамбургер и шоколадный молочный коктейль. Фадж получил «детский обед» — гамбургер без булочки с пюре и плюс к тому зелёный горошек. Котлету мама порезала на кусочки, и он запихивал их в рот пальцами. Потом дала ему ложку и велела есть пюре. Но в рот пюре не доехало.
— Смотли, — сказал он, размазывая картошку по стене.
— Кажется, ты утверждала, что он не будет больше так себя вести, — напомнил я маме.
— Фадж! Прекрати немедленно! — сказала мама.
Фадж в ответ запел:
— Они в тебе, или ты в них! — и водрузил тарелку гороха себе на голову.
Я засмеялся. Ничего не мог поделать. У него был такой глупый вид: горошины ползут по волосам, тарелка на голове — умора! А стоит мне засмеяться во время еды, я обязательно подавлюсь. Кусок маринованного огурца попал мне в дыхательное горло, и маме пришлось стукнуть меня по спине несколько раз, чем незамедлительно воспользовался Фадж, снова плюхнув пюре на стену.
Официант подошёл и спросил, хотим ли мы чего-нибудь ещё.
— Нет, спасибо, — сказала мама. — С нас хватит! — Она вытерла стену салфеткой и сообщила Фаджу, что он плохой мальчик.
— Не я! — заявил Фадж. — Не я!
— Нет, ты! — сказала мама. — Почему ты не можешь спокойно поесть, как Питер?
Фадж ничего не ответил. Просто схватил вилку и ткнул в шарик. Раздался громкий «бум», а Фадж зарыдал.
— Всех нету! Хочу ещё шалик! Ещё! — вопил он.
— Замолчи! — прошипел я. — Неужели нельзя вести себя по-людски?
— Довольно, Питер! — велела мама.
Она должна была шлёпнуть этого негодника, просто обязана. Он бы сразу всё понял!
Мы поймали такси. Фадж уснул. Сунул в рот пальцы и зачмокал. Мама шепнула:
— Не так уж плохо погуляли, правда, Питер?
Я не ответил. Смотрел в окно и твердил про себя, что никогда, никогда, никогда больше не соглашусь провести день с Фарли Дрэкселом Хэтчером.
Глава седьмая
И летящий поезд
В январе наш класс начал работу над «городским проектом». Миссис Хейвер, наша учительница, поделила нас на группы по месту жительства, чтобы мы могли работать дома. В моей группе оказались Джимми Фарго и Шейла. Тема нам досталась «Транспорт». Рабочие встречи решили проводить у меня дома, потому что из нас троих только я был обладателем собственной комнаты. За несколько недель каждая группа должна была создать буклет и плакат и подготовить устный доклад.
В первый же день после школы мы купили жёлтый лист ватмана для плаката. Джимми хотел синий, но Шейла его отговорила.
— Жёлтый намного ярче. На нём будет всё хорошо видно. А синий слишком мрачный, — сказала она.
Шейла считает себя умнее меня и Джимми, вместе взятых, только потому, что она девочка! Она сразу сообщила, что будет главная по буклету, а мы с Джимми, так и быть, можем заняться плакатом. При одном условии — что мы сначала с ней посоветуемся и не начнём без её одобрения. Мы согласились, поскольку Шейла пообещала сделать десять из положенных двадцати страниц письменной работы, а нам с Джимми осталось по пять.
Купив ватман, мы отправились в библиотеку и взяли семь книжищ по транспорту. Мы хотели узнать всё о скорости, скоплениях транспортных средств и загрязнении окружающей среды. Договорились встречаться по вторникам и четвергам.
Первые встречи прошли так: в полчетвёртого мы собирались, перекусывали и полчаса играли с Плюхом. Шейла перестала дразнить нас вошами, когда Фадж потерял зубы, но всё равно было не очень-то приятно, что она у меня дома околачивается. Она постоянно ныла, что ей досталась худшая группа на свете. И что мы с Джимми вместо работы дурью маемся. А ведь мы приняли её только потому, что у нас не было выбора!
