Владимир Степаненко - Компасу надо верить

Я присел на край кювета. Листья травы серые, забиты пылью, порваны ошметками грязи.

Стал думать о Насте. Девчонка, а как себя повела! Не испугалась Колобка! Заяц бы струсил. Совсем не похожа она на наших девчонок. Рыбу ловить умеет. Зря я ее сравнивал с трепачом Баскетом. Наверное, она и о Туркмении рассказывала правду. Зачем ей врать? «Есть рыба, которую ловил и Том Сойер с Гекльберри Финном, — скаферинх, предсказывает погоду. Строители на канале живут в ватных домиках».

Впереди на выбоине загремела машина. Она летела на большой скорости. «Опять не МАЗ», — подумал я разочарованно.

Из-за поворота показался трехосный ЯАЗ. Вот тебе и загадал! Не избежать дома проработки!

Заскрипели тормоза, из кабины выглянул улыбающийся Алешка Звездин.

— Юрка, как дела? А в школу я зайду, некогда всё.

Я быстро рассказал Алешке, что у нас произошло в школе. Алешка слушал внимательно и не перебивал. Достал папироску, но так и не закурил.

— Директор приказал завтра в школу тащить родителей!

— Ну да? — Алешка в пальцах разломал надоевшую папиросу. — А ну дай дневник.

Алешка достал из кармана пиджака автоматическую ручку и быстро принялся что-то писать в моем дневнике. Я привстал на носках и прочитал: «Буду в школе. Алексей Звездин».

Алешка махнул мне рукой.

— Не дрейфь! Понял?

Дяди нет дома. Я пошел гулять. Не знаю, как очутился у дома Н. Ходил долго под окнами. Неужели Н. не могла выйти?

Ура! Ура! Ура! Сделаю себе непромокаемую одежду! Вычитал в календаре: водонепроницаемая ткань. Нужно влить сорок граммов расплавленного парафина в горячую воду, где уже растворено сто шестьдесят граммов хозяйственного мыла. Ткань опускают в эмульсию, нагретую до семидесяти градусов, держат полчаса, а затем отжимают и опускают минут на сорок в раствор ста граммов алюминиевых квасцов. Все. Если опущу рубаху — будет водоотталкивающая, брюки — тоже водоотталкивающие. Ура! Ура!

Пишу прямо как вбежал в комнату, прямо в пальто. Заяц рассказал страшную вещь. Видел Н. с Баскетом около кино. Он не мог обознаться. Эх, Н., Н! Я чуть не открылся Зайцу. Доверяю все дневнику. Буду теперь записывать день за днем без пропусков. Должна быть у меня сила воли.

Проходил мимо книжного магазина. Остановила женщина. Работает продавцом. Я покупал у нее учебники и тетради. Сказала, чтобы я передал дяде, что получили учебник для экскаваторщиков. Уже все знают, что дядя хочет быть экскаваторщиком.

Дядя изменник. Я бы не бросил летать! Пусть высокое давление. Я бы обманул всех врачей и летал! Я буду летчиком! А потом буду учиться на космонавта!

Здравствуй, спутник! Ты снова совершил 15 оборотов вокруг шарика. Не устал? Не закружился?

Дядя Макарий включил радиоприемник и распахнул окно. Зеленый глазок ярко вспыхнул и уставился на меня. Я попробовал завернуться в одеяло, но дядя принялся щекотать.

В окнах хат, стоящих за дорогой, играло солнце. День обещал быть хорошим. Один случайный взгляд на папину полевую сумку, и настроение сразу испортилось. Какое дело мне до солнца, до голубого неба!

Дядя Макарий снял майку, готовясь делать зарядку.

— С добрым утром, товарищи! Приготовиться к ходьбе, — бодро командовал диктор. — Вздохнули… Шагом марш! Раз, два, три, четыре! Дышите носом, глубже!

Дядя топал по комнате, размахивал руками, приседал на корточки. Я стоял за его спиной и через силу делал ненавистные мне упражнения.

— Юра, не свисти!

— Я дышу носом…

До приезда дяди Макария я никогда так рано не вставал. Обходился без всякой физкультурной зарядки. И ничего не случалось. Никто из ребят не скажет, что я трус или у меня в кулаках нет силы. Мне не надо тренировать руки и тискать резиновый мячик, как это делает Федя Зайцев. Длиннорукий Баскет и тот боится меня!

После зарядки мы вышли во двор и принялись обливаться у колодца холодной водой.

Дядя Макарий долго растирался мохнатым полотенцем, пока у него не покраснела кожа на руках и на груди.

Надевая ботинки, я увидел, что оторванная подметка пришита дратвой. Это дядина работа. Но я напрасно ждал, что он напомнит мне об этом, а потом своим глуховатым голосом прочтет лекцию о бережливости.

Я торопливо съел жареную картошку, выпил чай. Постарался не стучать ложкой по стакану. Пусть дядя убедится, что учел его замечание. С особым старанием расстелил на скатерти газету, разложил книги. Пора делать уроки. Оглядел комнату. Справа на этажерке высокие стопки дядиных книг. Они изменили нашу комнату. Никогда еще у нас не было столько книг, прямо как в библиотеке. Смотрел я — интересных мало. Дядя не покупает приключенческих. Не любит он читать и о шпионах. Говорит, чепуха.

Дядя Макарий успел уже расположиться на диване. Он взял словарь немецкого языка и начал учить слова. Старательно выговаривал:

— Брюке — мост. Брудер — брат. Брюмбер — ворчун. Брюнен — молодец.

По дядиному методу каждый день нужно было заучивать по десять иностранных слов и одному четверостишию.

Выучив немецкие слова, дядя достал томик Лермонтова и начал читать:

«Не даются дяде стихи», — подумал я, улыбаясь. Я успел уже выучить:

Дядя Макарий убедился, что твердо помнит четверостишие, отложил Лермонтова и взял другую книгу. Эту книгу я видел первый раз. Не удержался и прочитал: «Одноковшовые универсальные строительные экскаваторы».

— Вот, вчера купил, — сказал дядя. — Хорошо, что ты мне сказал, осталась последняя.

— И не передумали? Хотите стать экскаваторщиком?

— А как же? Если я что задумал — сделаю. От своего я никогда не отступаю. Такое у меня, брат, правило!

— А Звездин говорит, что лучше работать шофером. Самая сейчас ходовая специальность. На любой стройке нужны.

— Это верно. Но только экскаватор — удивительная машина, умная. Дороги строит, каналы роет, дома каменные может сооружать. А ты говоришь!

— На курсы шоферов и сейчас принимают. Значит, шоферы больше нужны. А на экскаваторщиков уже не учат!

— Знаю, — дядя нахмурился. — Опоздал я. Надо было на месяц раньше приехать. В августе набрали последнюю группу экскаваторщиков. Попробую сдать экстерном. Договорился с одним человеком. Поработаю с ним на машине. Обещает выучить.

— С кем?

— С Сергеем Даниловичем. Опытный экскаваторщик. Кажется, и человек хороший. Так мне показалось. Ну, хватит. Давай заниматься.

Мне не хотелось сидеть за книгами. Я с удовольствием бы выбежал во двор, где ярко светило солнце. Стояли последние дни осени. На ветвях поблескивали нити паутины. Я узнал, что на каждой ниточке отправляется в полет маленький паучок-путешественник.

Где-то застрекотал мотор самолета. Я поздно выглянул в окно: маленький самолет скрылся за меловой горой.

— Почтовый.

— Да, ПО-2, — подтвердил дядя. — Славный работяга!

Лицо у дяди Макария подобрело, я приготовился услышать рассказ о войне, о воздушных боях. Но дядя сказал:

— Надо заниматься.

Я открыл учебник и принялся читать условия задачи. Я десять раз подряд перечитал несколько строчек, но так и не мог понять, что же требуется узнать.

Раздался стук в дверь. Я вскочил, но тут же опустился под строгим взглядом дяди Макария.

На пороге стояла женщина. В белой шелковой кофточке и в черной плиссированной юбке. В руке красная шерстяная кофта. Я узнал Настину маму. Признаться, от неожиданности даже немного опешил.

— Варвара Николаевна дома?

— Мама? Она на работе, — стремительно выпалил я одним духом. — Проходите.

— Мальчик, тебя Юрой зовут? Настя мне сказала. Твою маму тоже вызывает директор школы? Что вы там натворили?

Дядя Макарий оторвал голову от книги и прислушался. Я заметил, как он вздрогнул и быстро посмотрел на женщину. Глаза потемнели, стали жесткими. Эта внезапная перемена еще больше напугала меня: если дядя Макарий разозлится, не жди ничего хорошего.

Настина мама с любопытством осматривала нашу маленькую комнату, подолгу останавливалась на каждой вещи. Мне было стыдно, что у нас в комнате на окнах висят ситцевые занавески, в диване выпирают пружины, а на столе — клеенка в чернилах. Я разозлился. Пусть смотрит, мы в каракулях не ходим! Папа умер, а у мамы заработок маленький! Дядя Макарий набил комнату своими книгами, но не купил ни одной вещи. Я хожу в рваных ботинках. А у него одна забота — проверять мой дневник и ругать!