Вскоре ответственные редакторы со своими членами редколлегий были приглашены в пионерскую комнату. Боря вошёл последним. Он увидел свою газету, приколотую к стене, и уже не мог оторвать взгляда от пионера с золотым горном. Ему казалось, что все смотрят на этого пионера и понимают, что его нарисовал не Боря, а настоящий художник.
Редакторы выстроились шеренгой, и пионервожатая Аня объявила результаты конкурса.
— Первую премию, — сказала она, — большую коробку акварельных красок, мы выдаём газете «Пионерский горн»!
Боря подошёл к Ане и под аплодисменты присутствующих получил награду.
— Спасибо за краски, — тихо сказал он Ане. — Но этого пионера с горном не мы рисовали. Он был на плакате напечатан.
Боря ожидал, что сейчас ребята закричат: «А-а, на чужой счёт живёте!» — но, к его удивлению, ничего этого не произошло.
— Правда? — спросила Аня. — Хорошо, вы его перевели, но мы даём вам премию не только за рисунок… У вас принципиальная газета.
И она, чуть-чуть улыбаясь, посмотрела на Ромку.
Это было давно. В первые дни Великой Отечественной войны. В одной семье вместе с папой и мамой жили брат и сестра — Ваня и Галя. Они были ещё маленькими, но чем могли помогали маме по хозяйству. А в основном они играли друг с другом и пели песни.
Вечером в доме на лестнице иногда не горел свет, и ребятам казалось, что на чёрном ходу сидит медведь. Возвращаясь с улицы домой, они, бывало, проносились мимо этого чёрного хода как угорелые. А вот их папа мимо чёрного хода никогда не бегал. Он даже не испугался, когда и война началась. Мама заплакала, а он сказал:
— Ничего, разобьём фашистов! — и пошёл в военкомат записываться добровольцем на фронт.
Но никто его на фронт не отправил, а ему дали «бронь» — оставили работать на своём заводе.
Ваня с Галей очень огорчились, что их папа не поехал на фронт, но всем ребятам во дворе они сказали, что папа будет воевать в тылу и у него под рубашкой самая настоящая броня.
И вот так папа три года на заводе работал — выпускал танки. А потом как-то раз пришёл домой и сказал:
— Ну, ребятки, я всё-таки добился своего! На фронт еду! — и стал собирать вещи.
Ваня ему тоже помогал. А когда мама вышла из комнаты, он попросил:
— Пап, возьми и меня на войну, а?
— Нельзя, — покачал папа головой. — Ты здесь за Галюшкой следить должен.
«И ведь правда, — подумал Ваня, — Галя-то у меня ещё маленькая. А вдруг её кто тронет?»
На прощание папа поцеловал ребят и сказал, чтобы они не баловались. Мама опять заплакала, а ребята нет. Чего плакать? Ведь папа разобьёт фашистов и опять приедет!
И Ваня с Галей висели у папы на ремнях. Повиснешь, а они не рвутся, скрипят и новыми ботинками пахнут.
Потом папа надел пилотку, оглядел комнату и сказал:
— Ну, пора идти…
— Ваньк, а что, наш папа лётчик? — спросила Галя.
— Нет, — ответил Ваня. — Он танкист.
— Не обманывай, — сказала Галя, — у танкистов, пилоток не бывает. У них танкетки!
Ваня засмеялся. Ну чего она в Красной Армии понимает? Ничего.
Только тут, правда, и он сам немножко ошибся. Папа сказал:
— Я служу в пехоте.
И уехал.
Скучно стало без него. И на лестнице страшнее. Галя дня через два прибегает к Ване и говорит:
— Ты знаешь, на чёрном ходу не медведь, а сам фашист сидит. Он такой лохматый, с красными руками, а нос у него синий-синий.
Ваня разозлился на Галю. Зачем она такую ерунду говорит? Кто фашиста к ним на чёрный ход пустит?
Мама часто плакала, а Ваня держался. Мало ли почему от папы не было писем. На войне ведь всё бывает. А всё же иногда и ему страшно становилось: а вдруг папу уже убили?
Но он Гале об этом ничего не говорил. Пусть себе играет.
Так много месяцев они жили втроём. Наступила весна 1945 года.
И вот как-то раз в комнате зазвонил телефон. Ваня снял трубку и сказал, что мамы нет, а когда придёт, он не знает.
А в трубке какой-то дяденька засмеялся:
— Ванька, да это же я, папа твой!
— Папа! — закричал Ваня и от радости трубку повесил.
А когда опять снял — только гудок гудел.
Ух, и перепугался же он тогда!
Но тут телефон опять зазвонил, и Ваня услыхал папин голос:
— Ванечка, скажи маме, что я в госпитале, приходите ко мне завтра.
— Обязательно! — закричал Ваня. — Как мы тебя все любим!
Галя тоже влезла в разговор.
— Папа, а ты жив? — спросила она и сразу же отдала Ване трубку, захлопала в ладоши и стала прыгать на диване.
Под конец разговора папа поцеловал ребят и сказал:
— Ну, до завтра!
Теперь Ване нужно было маме на работу позвонить. Он позвонил, но не сразу всё сказал, а сначала спросил:
— Мама, а ты знаешь что?
А мама в ответ:
— Я ведь просила тебя не звонить так часто!
— Ну ладно, не буду, — сказал Ваня. — А наш папа знаешь где? В госпитале, вот где!
Вдруг в трубке что-то зазвенело, какие-то голоса послышались:
— Дайте воды! Валерьянку!
Ваня зовёт маму, а она не подходит.
Потом какой-то человек подошёл:
— Ничего, мальчик, всё в порядке. Маму начальник позвал.
Смешной какой-то был человек. Будто Ваня ничего не понял. А Ваня всё понял, и не нужно было его успокаивать.
Назавтра ребята пошли в госпиталь. Встали рано-рано, а на улицу вышли поздно. Это мама была виновата. Это она Галю хотела красивой сделать. Бант ей на голову привязывала, ботинки чистила. А Ване она сказала, чтобы он надел курточку. Такую, с белым платочком.
Да и сама мама тоже долго одевалась во всё новое. А когда она надела красную кофточку с голубыми цветами, Галя прошептала:
— Ой, мама-то у нас какая хорошая! И вся в салютах!
Они вышли на улицу.
Ваня нёс для папы подарок. В коробке лежали плитка шоколада и Галины рисунки. Там были нарисованы только люди и домики в дыму, и Галя говорила, что это война.
Когда к остановке подъехал трамвай, вагоновожатая не хотела впустить ребят через переднюю площадку.
— Народу полно! — сказала она. — Сидели бы дома!
Но Галя уже стояла на подножке.
— А мы к папе едем, в госпиталь. И нам даже без очереди можно! — сказала она и вошла в вагон.
Вышли ребята не скоро. Они приехали на окраину города.
Когда они шли по госпитальной лестнице, мама очень волновалась и всё спрашивала у Вани с Галей:
— Какой он будет, какой он будет?
А откуда им знать, какой папа будет? Такой, наверное, как и раньше: фокусы показывать будет, в кино с ними ходить будет.
И Ваня с Галей перескакивали через две ступеньки.
Но к папе сразу не пропустили.
— Ваш муж в шестой палате, — сказал доктор, — он вас ждёт. Только халат наденьте.
Мама надела халат и тоже стала похожа на доктора. А на ребят халатов не было, и они надели взрослые ночные рубашки. В них ни рук, ни ног не видно.
— А для чего так? — спросила Галя.
— Это потому, что ты заразная, — шутя сказал Ваня.
И они пошли по коридору. Тут ходили перевязанные бойцы. А один был с палочкой, и у него на глазах тряпочка висела. Как в жмурки играл.
Галя открыла рот и стала смотреть на него. А Ваня ей сказал:
— Не смотри! Он не видит.
И ему было очень жалко раненого бойца.
И вдруг Ваню сзади кто-то подхватил и подкинул к потолку. Глядит — и Галя тоже уже под потолком руками машет!
— Папа! — узнал Ваня сразу.
— Папа! Папа! — закричала Галя.
Ребята стали его целовать в лицо, в нос, в уши. А он — их.
Сначала долго целовались, потом пошли в палату.
Папа усадил ребят на постель, а сам полез в тумбочку. Оттуда запахло чем-то вкусным. И Ваня тоже туда заглянул. А там были и конфеты, и яблоки, и кисель в стакане.
Но Ваня у папы ни крошки не попросил. Папе поправляться надо. А ребята сами по своим детским карточкам всё получают.
— Ну, братцы-кролики, ешьте, я для вас сберёг, — вдруг сказал папа и высыпал конфеты на постель.
Ваня их сначала сосал понемножку, потом стал есть целыми. А потом даже две штуки в карман положил.
И Галя тоже ела.
А папа всё с мамой говорил. Мама ему рассказывала, как обувала ребят, как кормила, как они его ждали.
Потом папа рану показывал на ноге.
Ваня думал, что это будет какая-нибудь дырка от пули и через неё смотреть можно будет, а это была просто красная кожа. И крови даже не было.
— Поджила, — сказал папа и завязал ногу. — Теперь уж скоро войне конец.
— Ой, папа! — вспомнил Ваня. — Мы тебе подарок принесли!
Он вынул из коробки шоколад и Галины рисунки. Он думал, что папа сразу же шоколад съест, но ему понравились только непонятные рисунки.
— Вот молодец! — удивлялся папа и целовал Галю.
Долго ребята сидели у папы, чуть ли не до самой ночи.
Ему и градусник ставили и пилюли давали, а они всё сидели.
