у меня сразу прошёл. Я схватил лису, вбежал в нашу квартиру и, крича «ура», два раза обежал вокруг стола перед изумлённым отцом и снова изменившейся в лице мамой. Потом понёсся во двор, чтобы быстрей вернуть лису Ксюше, и сник: все сидевшие в скверике и на лавочках у подъездов и гулявшие по двору молча и осуждающе уставились на меня.
— А что с ним будет через десять лет? — громко спросил кто-то.
Сжав зубы, я пошёл к Ксюше, всё ещё сушившей свои вещи. Меня окликнули:
— Царапкин!
Я обернулся. Ко мне подбежал Васильков.
— Лиса? Чернобурая? — разочарованно сказал он, как будто пожалел, что не сам раскрыл это сложное дело.
— С поличным! На месте! — донеслось до меня, но я, не обращая внимания, рассказал Василькову, что нашёл лису в пожарном ящике на нашей лестничной площадке.
— Странно… Странно и очень интересно! — обрадовался Васильков, что дело до конца не распутано. — Пошли к её хозяйке.
Ксюша, увидев свою лису, была так рада, что забыла сказать мне что-нибудь оскорбительное.
— Узнаёте? — спросил Васильков.
— Она… лисонька. Лапок нет у неё… дырки… Правильно… она. Нельзя уж и вещи во двор вынести. Вот для охраны взяла у Матвеевых напрокат овчарку.
Я приподнял зимнее пальто и вправду увидел привязанную к столбу старую овчарку Ладу. Она даже не тявкнула, потому что я часто носил ей кости из супа.
— Лису я вам пока не возвращу, — сказал Васильков. — Она нужна для следствия. Ненадолго. Кстати, скажите спасибо Царапкину. Он ни при чём.
— Ничего я не знаю. Это вам спасибо, — упрямо сказала Ксюша.
— Пошли, — позвал меня Васильков. — Кто живёт напротив тебя?
— Валька. Он честный. Думаете, он?
— Посмотрим… Здесь важна каждая деталь, — сказал Васильков.
В подъезде я показал ему пожарный ящик и заодно вынул из крана блесну. Васильков долго осматривал ящик, что-то соображал, потом позвонил в Валькину квартиру. Валька открыл дверь.
Васильков немедленно спросил:
— Здравствуй. Ты спрятал лису в «ПК»?
Валька покраснел, захлопал ресницами и признался:
— Я… А что?
— Как она к тебе попала? — не выдержал я. — Ты зачем…
— Тихо! Вопросы задаю я! Не мешай! — перебил меня Васильков.
— Она сама прибежала… честное… какое хотите слово! Я её в подъезде поймал… Принёс домой, а она превратилась в кошку… Кошка сбросила шкуру… Я её спрятал и хотел написать учёным… Я же юный натуралист!
— С какой целью спрятал? — быстро спросил Васильков.
— Чтобы мама не испугалась… Она боится всех из семейства хищников.
— Так… так… так… Интересно! — Васильков сдвинул на затылок фуражку. — Где кошка?
— Дома.
— А родители?
— А их нет дома. В кино.
— И ты не знал, что с верёвки пропала лиса?
Валька честно захлопал ресницами.
— Клубок почти распутан! — торжественно сообщил нам Васильков. — Принеси сюда кошку!
Наверно, услышав наш разговор, на площадку вышли отец и мама.
— Товарищ Васильков! Я не могу опомниться. Честное слово, это уже фантастика! — радостно сказала мама, а отец улыбнулся.
— Минуточку… — загадочно ответил Васильков.
Отец знакомился с ним, пока Валька ходил на кухню за кошкой.
Он принёс её на плече.
— Это пропавшая кошка! Её зовут Диди! — сказал я.
Диди тоскливо мяукнула.
— Минуточку… — Васильков взял у Вальки кошку и внимательно смотрел то на неё, то на лису. Потом стал запихивать в лису кошку, а лапы кошки — в дырки. Кошка царапалась. Васильков ойкнул, как маленький, но всё-таки в прорези под лисьей пастью показалась голова Диди.
— Это мой первый в жизни следственный эксперимент!
Лиса трепыхалась в руках у Василькова, как живая. Мама прижалась к отцу, а Васильков сказал:
— Итак, осталось выяснить, кто первый запихнул несчастную кошку в лису. Не сама же она залезла. Пройдёмте на собрание. Нужно поставить в известность жильцов.
— Нет, — заявила мама. — Сначала я смажу вашу руку йодом.
— Ох… — вздохнул я.
— Чепуха… царапина… пошли! — отказался Васильков.
— Я не выпущу вас без этого из подъезда. Алёша! Сходи за йодом! — приказала мама моему отцу. Он сочувственно улыбнулся Василькову и пошёл за йодом.
Когда мама наконец намазала йодом царапины Василькова, мы стали спускаться по лестнице. Кошка успокоилась в лисьей шкуре. Я даже услышал тихое мурлыканье.
Валька, обрадовавшись, что про него забыли, бочком проскользнул к себе в квартиру. Я успел показать ему кулак, и мы вышли во двор.
То, что случилось, было так неожиданно, что я не мог опомниться от радости и удивления.
В нашем скверике за столом, покрытым красной скатертью, сидели члены домового комитета, управляющий ЖЭКом и дворник Хабибулин. Я увидел Пашку рядом с его мамой, выписавшейся из больницы. Собрание было многолюдным, как никогда.
Старейший жилец нашего дома Пётр Ильич читал по бумажке:
— В ЖЭК поступило много писем с благодарностью в адрес товарища Хабибулина. Приведём одно из них:
«Благодаря усилиям Ахмеда Сулеймановича в зимние периоды тротуары регулярно посыпаются песком, и не происходит падений жильцов в результате скольжения, что часто случалось с нами до переезда в этот дом. А в летние периоды он поливает двор два раза в день, что способствует хорошему настроению, сангигиене и росту зелёных насаждений. Большое спасибо по-стариковски. Пенсионеры: Лучникова, Мимов, Шпильгайзен, Демешко и другие». Всего семнадцать подписей.
Все зааплодировали, а наш добрый дворник большим пальцем неловко смахнул со щеки маленькую слезу.
Мама как-то странно посмотрела на меня. Я ей шепнул:
— Плохо разве быть дворником? Меня тоже так будут чествовать за создание хорошего настроения…
— Тебя даже в дворники не возьмут, ты пещерный житель. — Мама легонько ущипнула меня.
Потом другие жильцы ругали управляющего ЖЭКом за непредоставление механизации Хабибулину, а Хабибулина хвалили и вручили ему почётную грамоту райисполкома и путёвку в дом отдыха.
Хабибулин совсем застеснялся, когда выступил с короткой речью.
— Всем спасибо! — сказал он. — Пока жив, посыпать буду… поливать буду. Чистоту люблю.
Многие бросились трясти его руку, дарить цветы и обнимать.
Васильков с кошкой в лисе подошёл к столику и громко сказал:
— Товарищи! — Он волновался. — В этот торжественный день мне хочется порадовать юбиляра и жильцов. Вчера произошёл случай, возмутивший всех вас. Днём с верёвки пропала чернобурая лиса.
— И киска! Моя Диди! — перебила его хозяйка кошки.
— И кошка… — продолжал Васильков. — В чём были заподозрены без всяких на то оснований несовершеннолетний жилец Царапкин и жилец Павел Зыков. — (В скверике стояла мёртвая тишина.) — Царапкин, желая выручить Зыкова, травмированного недоверием некоторых из вас, признался в краже, которую не совершал и даже не мог совершить, потому что он честный парень. Вот
