Глава один. Кошка и грабовые деревья
Уилл дёрнул маму за руку и сказал:
— Идём, ну идём же…
Но мама попятилась. Она всё ещё была напугана. Уилл внимательно оглядел улицу в вечернем свете, стройный ряд домов, каждый с крохотным садиком и прямоугольной оградой. В их окнах с одной стороны отражалось солнце, другая же сторона была в тени. Времени оставалось немного. Люди как раз сейчас ужинали, и скоро вокруг будут другие дети, наблюдающие, комментирующие и всё замечающие. Ждать было опасно, но всё, что он мог сделать — это, как обычно, убеждать маму.
— Мам, давай зайдём и навестим миссис Купер, — сказал он. — Смотри, мы уже почти там.
— Миссис Купер? — спросила она с сомнением.
Но он уже звонил в дверь. Для этого ему пришлось поставить сумку на землю, потому что другой рукой он всё ещё держал мамину руку. В двенадцать лет его смущало, если его видели держащимся за маму, но он знал, что будет с ней, если он отпустит её руку.
Дверь открылась, в проёме стояла фигура старой учительницы музыки, как всегда от нее пахло лавандой.
— Кто это? Уильям? — сказала она. — Я не видела тебя уже больше года. Чего ты хочешь, дорогой?
— Я очень прошу Вас впустить меня вместе с мамой, — твёрдо сказал он.
Миссис Купер посмотрела на женщину с немытыми волосами и отсутствующей полуулыбкой, и на несчастного мальчика с горящими яростью глазами, плотно сжатыми губами и выступающей челюстью. А затем она увидела, что миссис Перри, мама Уилла, наложила макияж на один глаз, а на второй — забыла. И, похоже, что ни она, ни Уилл этого не заметили. Что-то было не так.
— Ну… — сказала она, и отошла в сторону, чтобы освободить место в узкой прихожей.
Уилл снова внимательно оглядел улицу, прежде чем закрыть дверь, и миссис Купер увидела, как крепко миссис Перри цеплялась за руку сына, и как нежно он ввел её в гостиную, где стояло пианино (разумеется, это была единственная ему знакомая комната); она заметила, что одежда миссис Перри слегка пахнет плесенью, как если бы она слишком долго пролежала в стиральной машине перед сушкой; и как похожи мать и сын, присевшие на диван в свете вечернего солнца, озарившем их лица — широкие скулы, большие глаза, прямые чёрные брови.
— В чём дело, Уильям? — спросила старая леди. — В чём дело?
— Мне надо оставить мою маму на несколько дней, — сказал он. — Ей будет трудно одной дома, нет, она не больна. Она просто запуталась, и немного беспокоится. За ней нетрудно будет присматривать. Ей просто нужен кто-то, кто будет к ней добр, и я думаю, что вам бы было не трудно приглядеть за ней.
Женщина смотрела на своего сына, как если бы не понимала, что он говорит, и миссис Купер увидела ссадину на её щеке. Уилл не отрывал глаз от миссис Купер, и выражение его лица было отчаянным.
— Это не обременит Вас, — продолжал он, — я принёс несколько пакетов с едой, вполне достаточно, я думаю. Я захватил и на Вашу долю. Она не будет возражать.
— Но… я не знаю, могу ли я… Ей нужен врач?
— Нет! Она не больна.
— Но должен же быть кто-нибудь… Я имею в виду, какой-то знакомый, или какой-то родственник…
— У нас нет родственников. Только мы. А знакомые слишком заняты.
— А что насчёт социальных служб? Я не имею в виду, что отказываюсь, дорогой, но…
— Нет! Нет. Ей всего лишь надо немного помогать. Я не смогу сделать этого некоторое время, но это ненадолго. Я собираюсь… Мне надо кое-что сделать. Но я скоро вернусь, и я снова возьму её домой, я обещаю. Вам не придётся долго за ней приглядывать.
Мать смотрела на сына с таким доверием, и он обернулся и ободряюще улыбнулся ей с такой любовью, что миссис Купер не смогла отказать.
— Хорошо, — сказала она, поворачиваясь к миссис Перри, — я уверена, что это ненадолго, на день или два. Вы можете занять комнату моей дочери, дорогая. Она в Австралии. Ей она больше не нужна.
— Спасибо, — сказал Уилл, и встал, как будто торопился.
— Но где будешь жить ты? — спросила миссис Купер.
— Я буду у друга, — сказал он. — Я буду звонить так часто, как только смогу. У меня есть ваш номер. Всё будет в порядке.
Его мать смотрела на него в замешательстве. Он наклонился и неуклюже поцеловал её.
— Не волнуйся, — сказал он. — Миссис Купер присмотрит за тобой лучше, чем я, правда. А я позвоню и поговорю с тобой завтра.
Они крепко обнялись, а затем Уилл ещё раз её поцеловал и нежно отвёл её руки от своей шеи, и подошёл к входной двери. Миссис Купер видела, что он был расстроен, его глаза блестели, но он повернулся, вспомнив о вежливости, и протянул руку.
— До свидания, — сказал он, — и большое вам спасибо.
— Уильям, — сказала она, — я хочу, чтобы ты рассказал мне, в чём дело…
— Это довольно запутанно, — ответил он, — но она не обременит Вас, правда.
Это было не совсем то, что она имела в виду, и они оба знали это; но каким-то образом Уилл контролировал эту ситуацию, какой бы она ни была. Старая леди подумала, что никогда ещё она не видела такого упрямого ребёнка.
Он повернулся и ушёл, уже размышляя о пустом доме.
Уилл жил со своей мамой возле кольца дороги в современном районе, где их дюжины таких же домов, их дом был, безусловно, самым дряхлым. Газон перед домом представлял собой всего лишь клок сорной травы; его мама посадила несколько кустиков в этом году, он они давно засохли без воды. Когда Уилл повернул за угол, их кошка, Мокси, поднялась со своего любимого места под ещё живой гортензией, и потянулась, прежде чем поприветствовать его тихим мяуканьем и ткнуться головой ему в ногу. Он поднял кошку и прошептал:
— Они возвращались, Мокси? Ты их видела?
В доме был тихо. В последнем вечернем свете мужчина через дорогу мыл свою машину, но он не обратил никакого внимания на Уилла, и Уилл не посмотрел на него. Чем меньше люди обращают на него внимания, тем лучше. Держа Мокси у груди, он открыл дверь и быстро зашёл внутрь. Затем он очень внимательно прислушался, прежде чем опустить кошку на пол. Прислушиваться было не к чему — дом был пуст.
Он открыл консервы для Мокси и оставил её поужинать в кухне. Сколько ещё осталось времени до того, как Они вернутся? Он не мог ответить, поэтому лучше было действовать быстро. Он поднялся по лестнице и начал поиски.
Он искал изношенный кейс для письменных принадлежностей, из зелёной кожи. Даже в самом обычном современном доме существовало удивительно много мест, где можно было спрятать что-то такого размера; для того, чтобы это хорошо спрятать, вовсе не нужны никакие секретные панели и огромные подвалы. Сначала Уилл обыскал мамину комнату, чувствуя стыд оттого, что роется в её нижнем белье, а затем систематически обыскал все остальные комнаты наверху, даже свою собственную.
Мокси пришла посмотреть, что он делает, уселась неподалёку, чтобы составить ему компанию, и начала умываться. Он так и не нашёл кейса.
Стемнело, и он проголодался. Он сделал себе тосты с тушеными бобами и уселся за кухонный стол, размышляя про оптимальный порядок обыска комнат нижнего этажа.
Когда он заканчивал еду, зазвонил телефон. Уилл замер на месте, и его сердце заколотилось о ребра. Он сосчитал: двадцать шесть звонков, а затем всё затихло.
Он поставил тарелку в раковину и продолжил обыск.
Четыре часа спустя Уилл всё ещё не нашёл зелёный кожаный кейс. Уже была половина второго, и он устал. Он лёг на свою постель, полностью одетый, и немедленно заснул, и его сны были тревожными: ему снилось лицо его матери — несчастное, испуганное, оно было всё время рядом, но почему-то недоступно.
И, казалось бы, в ту же секунду (хотя на самом деле он проспал почти три часа), он проснулся, и одновременно осознал две вещи. Во-первых, он понял, где сейчас кейс. И, во-вторых, он понял, что на нижнем этаже Они, и Они как раз открыли кухонную дверь. Он убрал Мокси с дороги и тихо шикнул на её сонный протест.
Затем он спустил ноги с кровати и надел ботинки, напрягая каждый нерв чтобы лучше слышать звуки снизу. Это были очень тихие звуки: поднятый и переставленный стул, короткий шёпот, скрип половицы.
Передвигаясь тише, чем Они, он вышел из спальни и прокрался к запасной комнате у самого верха лестницы. Было не совсем темно, и в призрачно-сером предрассветном сумраке он разглядел старую швейную машину. Он обыскивал комнату всего лишь несколько часов назад, но он забыл про шкафчик в боку швейной машины, где хранились все выкройки и нитки.
Он осторожно нащупал дверцу, всё время прислушиваясь. Они всё ещё ходили внизу, и он заметил тусклый отблеск света на косяке двери, видимо, от карманного фонарика. Затем он нашёл защёлку и открыл её с тихим щелчком, и там, как он и догадался, был зелёный кожаный кейс. Но что он мог сделать теперь? Он скорчился в полумраке, с сильно бьющимся сердцем, прислушиваясь изо всех сил.
