Кругом было тихо. Пахло влажной землей и розами. Генка поднял голову и увидел низкие колючие кустики, усеянные яркими бутонами самых различных оттенков: от бело-голубого, как январский снег, до темно-красного, как складки пионерского знамени.
Вдруг Генка широко раскрыл глаза: розы росли на клумбе. Да, да! На длинной, окаймленной блестящими черепицами клумбе. Земля под розами была аккуратно вскопана и выравнена граблями.
Ничего не соображая, Генка сел и протер глаза. В просветах между деревьями виднелись светлые стены зданий.
— Сквер! — не то сказал, не то подумал он и почувствовал, как к горлу подкатил упругий комок, а сердце захлестнула жгучая волна счастья.
Рядом послышались голоса. Говорили на русском языке. Генка разбирал слова, но от волнения не мог понять, о чем говорили. Бессильно опустив руки, он смотрел на белые здания, и радостные слезы медленно катились по опаленным щекам.
— Мальчик, почему ты сидишь на траве? — донесся до Генки тоненький голосок, и, повернувшись, он увидел небольшого мальчугана в просторной серебристой рубашке.
Мальчик стоял в просвете между кустами роз и удивленно смотрел на Генку.
— Ты плачешь? — Тоненький голос дрогнул.- Ты, видно, болен. Я сейчас позову кого-нибудь…- заторопился мальчуган, но Генка остановил его.
— Погоди! — Он торопливо вытер глаза.- Я здоров!
За розами проходила асфальтовая дорожка. Генка вышел на нее.
— Как ты измазался! — воскликнул мальчуган.- Ты, наверное, упал?
— Так и есть. С неба,- приходя в себя, насмешливо ответил Генка.
— У тебя авария случилась? — серьезно допытывался малыш, но Генка не ответил. Что-то странное в маленькой подтянутой фигурке привлекло его внимание. То ли аккуратно причесанные волосы, то ли диковинные туфельки из цельного куска белой пластмассы, то ли необычная рубаха с голубым бантиком.
Генка молча протянул руку, пощупал серебристую материю.
— А ты стиляга! — неодобрительно сказал он удивленному мальчугану и кивнул на видневшиеся за деревьями здания.- Это что за город?
— Минск, — к Генкиной радости, ответил мальчуган и тут же спросил: — А что такое «стиляга»?
Генка только иронически пожал плечами и, оглядываясь по сторонам, направился к выходу из сквера.
— Куда ты, мальчик? Хочешь, я покажу тебе, где находится станция связи? — бросился было за ним мальчуган.
— Ты чего пристал? Жми отсюда! — буркнул Генка, прибавляя шагу.
За сквером, между высокими домами, тянулся бульвар — длинные ряды рослых каштанов обступили широкие тротуары. Середина бульвара была превращена в сад. С аккуратно подстриженных деревьев свисали румяные яблоки, синие сливы и гроздья красных продолговатых ягод.
«Ничего себе микрорайончик!» — с гордостью за свой город подумал Генка. Шагая по гладкому асфальту, он оглядывал увитые виноградными лозами просторные балконы, широкие окна с цельными, во всю раму, стеклами, искусную резьбу на стройных колоннах. За высокими арками виднелись зеленые дворы с волейбольными и теннисными площадками.
Бульвар, по которому шел Генка, часто пересекали такие же бульвары. Над яблонями, словно во втором ярусе, он кое-где с удивлением замечал знакомые ему по мезозою кипарисы и пушистые пальмы с веерами глянцевитых листьев.
Генка прошел уже несколько кварталов, а неизвестный микрорайон все не кончался. Наконец, потеряв терпение, он остановил какого-то прохожего и вежливо спросил, как пройти к центру.
Прохожий недоуменно раскрыл глаза.
— Ты, очевидно, имеешь в виду центральную станцию городского метрополитена? Тогда тебе нужно пройти два квартала и затем повернуть вправо. Если торопишься — лифт в соседнем подъезде. Можешь проехать туда в метро.
Он подождал немного, но Генка больше ничего не спросил. Прохожий пожал плечами, пошел было своей дорогой, а затем обернулся и, окинув взглядом Генкин костюм, сухо добавил:
— За следующим углом пункт обмена одежды. Тебе бы не мешало сначала зайти туда.
Генка ничего не понял, но сказал на всякий случай «спасибо» и побрел в указанном направлении.
Слова прохожего встревожили его не на шутку. «Метро в Минске?! А может, это не тот Минск?» Но сколько Генка ни напрягал память, другого города с таким же названием припомнить не мог.
Рассеянно дошел он до конца квартала, свернул за угол. Над широкими дверями действительно висела вывеска: «Пункт обмена одежды и обуви». Недоумевая, зачем его послали сюда, Генка все же толкнул неожиданно легко отворившуюся дверь и вошел в здание.
За дверью находилась просторная комната с множеством зеркал. На длинных вешалках висела различная одежда. Внизу, на специальных подставках, красовалась выставленная обувь. У стен стояли шкафы с надписями «женское белье», «мужское белье», «носки» и тому подобное. «Как в магазине»,- подумал Генка.
Две застекленные двери с матовыми стеклами вели внутрь помещения. Над ними светилась надпись: «Душевые» и на дверях буквы — «М» и «Ж».
Вначале Генке показалось, что в комнате есть люди, но, присмотревшись, он понял, что кроме него никого нет. В зеркалах многократно повторялась его собственная растерянная фигура. Чумазое лицо, грязная, потрепанная одежда…
— Да, помыться бы мне не мешало,- вслух подумал Генка и нерешительно окликнул: — Эй, тетенька!
Почему «тетенька», Генка и сам не знал. Может быть, он просто привык к тому, что в магазинах чаще всего работают женщины.
Никто не отозвался.
«Была не была! Помоюсь и все! Ничего мне за это не сделают!» — отважился Генка и вошел в душевую.
Перед душевой была раздевалка. Никаких тумбочек и шкафов, как обычно в бане, Генка не увидел. У дверей стояли два ящика с надписями: «Для ненужной одежды» и «Для старой обуви», а посреди раздевалки — широкая скамья с вешалками вместо спинки.
Раздевшись, Генка аккуратно сложил одежду на край скамейки, внизу поставил ботинки и по мягкой дорожке из зеленого пластика прошел в душевую.
Собственно, это была не душевая, а скорее какой-то лечебный кабинет. Кроме кабинок с обычными душевыми рожками, здесь было несколько ванн, блестящие тазы, какие-то резиновые шланги и сложные конструкции из никелированных трубок. На застекленной полке у входа лежало разноцветное мыло, стояли разнокалиберные флаконы и банки, висели чистые полотенца.
Забравшись в крайнюю кабину, Генка хотел пустить воду, но не нашел крана. То же было и в других кабинах. Переминаясь с ноги на ногу, он стоял посреди душевой и не знал, что делать.
В раздевалке послышались шаги. Сквозь неприкрытую дверь Генка увидел высокого старика, неторопливо снимающего ботинки. Рядом с ним лежал ворох новой одежды. «С вешалки взял»,- догадался Генка.
Старик снял ботинки, перевязал их веревочкой и бросил в ящик «Для старой обуви».
Так же неторопливо он опустил в соседний ящик рубашку, носки, нижнее белье и, сложив остальное на скамейке, вошел в душевую.
— Ты чего грязную одежду оставил? — проходя к ванне, проворчал он.- Ждешь, чтобы кто-нибудь другой убрал? — и, не взглянув на растерявшегося Генку, уже мягче добавил: — Эх вы, молодежь, молодежь! Привыкли хорошо жить. Все к вашим услугам. Не видели вы трудностей, с которыми когда-то мы сталкивались…
Продолжая говорить, старик повернул указатель на шкале, которую Генка принял за термометр, и в ванне зашумела вода. Старик с кряхтением влез в ванну, потоптался и, пробормотав: «Горячей, горячей надо!» — передвинул указатель на шкале на несколько делений вверх. Подставил под струю ладонь: «Вот теперь в самый раз».
Смутная догадка мелькнула у Генки в голове. Он прошел в одну из кабинок и увидел на стене такой же «термометр» с пластмассовой ручкой. На шкале виднелись цифры: 15, 20, 25 и так далее до 70 градусов. Генка нерешительно потянул за ручку. Она подалась и легко заскользила вниз. Возле цифры 40 он отпустил ручку. В невидимых трубах забурлила вода, и на голову хлынул теплый дождь. Генка с наслаждением растирал плечи, подставлял под душ лицо и блаженно фыркал.
— Мыло, мыло возьми,- закричал из своей ванны старик и показал на полку,- с тебя же грязь потоком течет.
Генка сконфуженно посмотрел на забрызганный кафель и послушно взял с полки мыло.
— Ну-ка, давай я тебе спину потру! — поднялся из ванны старик.- Ты, поди, и не знаешь, как раньше спину мочалкой драли. Привык к автоматике! — и, взяв с полки губку, запыхтел над Генкиной спиной.
Спустя полчаса чисто вымытый Генка вышел в раздевалку. Полотенце он взять постеснялся и теперь размахивал руками, стряхивая с тела воду. Старик вышел вслед за ним и укоризненно пробурчал:
— Закаляешься, значит? — но полотенца не дал.
Он поднял с пола Генкины ботинки, удивленно
посмотрел на них и, прежде чем Генка успел что-нибудь сказать, бросил в ящик «Для старой обуви». Потом натянул брюки, вышел и, вернувшись, молча положил на скамейку стопку чистой одежды и новые сандалии.
