Одеяло-Сет кивнуло.
— Не-а! — радостно сказал я. — Чтобы я полюбил работу в комплексе, в любых количествах и в любое время суток — это была их мечта. Несбыточная. Они знали, что такого не может быть. И теперь будут не спать всю ночь и обсуждать, что же такого они сделали правильного. И даже — нет ли тут подвоха. Мама наверняка уже спросила у папы, — тут я попытался изобразить мамин голос. — «Как ты думаешь, он там хоть не курит? Может, он табак в укромном месте выращивает? Или ещё чего?»
Сет хихикнул.
— А папа даже предположил, что я пишу здесь стихи. Он считает, что я за язвительным тоном скрываю тонкую натуру поэта… — плаксивым голосом сказал я. — И родители уже раз сто хотели проверить, чем я тут занимаюсь.
— Зайдут? — с опаской спросил Сет.
Нет, он безнадёжен!
— Не зайдут, конечно. Они же понимают, если зайдут, и я действительно сельскохозяйничаю в ночное время, то больше ноги моей в агрокомплексе не будет. Можешь не бояться. Ну что, пойдём к ним?
— Может, не надо тогда…
— Надо, Федя, надо.
— Я не Федя.
— Знаю. Говори там односложными фразами.
— Почему?
— Ты будешь дешёвый робот.
Всё получилось как надо. Я рассказал родителям, мол, копал я в огороде, копал (для разминки перед доением), и тут случайно выкопал робота (потому он такой грязноватый), который теперь бесплатное приложение к нашему комплексу. Родители Сету задавали тысячу вопросов, и он хорошо на них почти односложно отвечал. Он стоял по стойке смирно и смотрел в одну точку. Хороший из него робот получился!
— Почему комплексы такие дорогие? — спрашивал папа.
— Комплекс покупается единоразово, — как по бумажке говорил Сет. — На него долго копят. Можно продавать дорого. Дёшево продавать невыгодно. Производство комплексов недорогое, но они долговечны.
— Я так и думала! — воскликнула мама. — А как вообще агрокомплексы создаются?
— Это тайна. Наша фирма её не выдаёт.
И вот Сет рассказывал, рассказывал, а я сидел в сторонке и жалел о потушенном костре в лесу, и что Сету так хочется домой. А когда он улетит на свою планету (раз комплекс не хочет его выпускать обратно), то не будет больше ни таких разговоров, ни трусливо подползающих одеял, ни дельфинов… Потом я сообщил, что роботу нужно подзарядиться (Сет молодец, начал говорить после этого более тихо), что ему нужно принять ванную (нет, мама, контакты у него не намокнут). Я уложил его на свою кровать, а сам уснул на раскладном кресле. Проснулся я оттого, что Сет плакал. Я сел рядом с ним, он глянул на меня заплаканными глазами и всхлипнул. Я ему сказал:
— Жди.
И пошёл в агрокомплекс поговорить по душам.
А, когда вернулся, Сет нетерпеливо подбежал ко мне.
— Пойдём, — говорю, — в комплекс. Там «подползла» дверь. Очень удобная — она открывается и закрывается…
Дверь в квартиру Сета стоит неудобно — на тропинке, по которой мы ходим постоянно. Её приходится обходить. Но это здорово. Потому что каждый раз, когда я смотрю на неё, то вспоминаю про потерявшегося мальчишку. А вот и он — ждёт меня у входа в аквакомплекс. Что за аквакомплекс, спросите вы?
Это подарок от нашего хитрющего агрокомплекса! Коробка в коробке!
Уж не знаем, как это получилось, но там — настоящее море.
С дельфинами, которых так любит Сет. С песочком… И солнцем, под которым можно загорать. Живым солнцем!
Нас оттуда теперь за уши не вытащишь. Родители Сета и мои часто собираются вместе и хором обсуждают наше поведение.
— Чем вы там в этом море питаетесь? — беспокоится мама. — Давайте мы вам туда хоть корову загрузим?
Вот кто о чём, а животноводы — о животноводстве!
…А мы с Сетом мечтаем, что когда-то по берегу нашего моря пойдёт, допустим, девчонка, и скажет: «Я потерялась».
Так, для разнообразия.
Практика вероятностей. Вероятность I
Часть первая. Дом
— Вас что-то беспокоит. Скажите.
— Да. Дело вот в чём. Эксперты прогнозируют Освобождение.
— Не берите в голову. Вы же знаете, они прогнозируют его далеко не впервые.
— Но на этот раз они настаивают.
— Вот как? И каковы сроки?
— Ближайшие несколько дней. Словом, самое ближайшее время. Может быть, сейчас.
— Но ведь возможно, что эксперты ошибаются?
— Возможно. Более того, теперь возможно всё.
Папа не простит, мама не простит, да я и сам себе этого не прощу. Дело у меня было всего одно — следить за Алёнкой.
Думаете, это очень просто? Посмотрел бы я на вас, как вы за Алёнкой следите. Вам мало бы не показалось. Нет, получается, что я оправдываюсь. А прощения мне никакого нет.
Ладно, когда она ещё на потолке в углу сидит и играется — тихая, смирная, смотри себе снизу, никаких забот! Ладно, когда она из окна выпрыгивает — тогда можно её игрушечной коровой подманить и подцепить крюком. Ладно ещё, когда она начинает стены пробивать — они у нас специальные, самозатягивающиеся, и соседи привыкли, даже радуются. Но когда Алёнка начинает песни петь жалостливым голосом — тут уж я не выношу. И вот — как загорланила, я в ванной и закрылся. Не уследил.
Конечно, я её искал везде. И на невидимость проверял — сколько этой окрашивающей гадости по квартире разбрызгал! И к соседям сходил, и проверил землю недалеко от дома на свежевскопанность — ничего.
Мама придёт, папа придёт, Алёнки нет. Гостинцы они покупали кому — не понятно.
Поэтому я решил сделать вид, что Алёнка есть, а потом тихонько уйти её искать. Мол, мы вместе ушли. Не будут же проверять, честное слово.
Когда мама с папой пришли и начали показывать гостинцы, я всячески вертелся.
— Алёнка! — говорю. — Не щекочи.
И визжу, как ненормальный. А папа с мамой только смотрят рассеянно.
— Ой! — подпрыгиваю я. — Не щекочи! Не жгись! Нечестно!
И тут папа с мамой меня подвели. Они произнесли код. Я сразу почувствовал, что это код. Распознать не могу, только чувствую. Мне его пока не доверяют. Код делает одно — останавливает Алёнку. На время, конечно. Но останавливает. Другое дело — если его неправильно произнести. Тогда что угодно может быть. Тогда ещё от последствий попробуй избавься, а это долго, и не всегда получается. Надо курсы по произношению пройти, а мне говорят, не дорос пока. Может, и правильно.
— Что-то она тихая сегодня, — подозрительно сказала мама. — Даже на гостинцы не реагирует.
— Ага, — ляпнул я. — Она сегодня сама не своя.
Тут родители уставились на меня, а я испугался и растерянно заморгал.
— А чья? — серьёзно спросили они.
Родители смотрели на меня, а я смотрел на них. В носу у меня щипало.
— Ясно, — вдруг резко сказал папа, скинул ботинки и подошёл ко мне. — Пойдём, передам код. Так быстро нельзя, но ладно. Непредвиденные обстоятельства.
Я на миг представил, как я нахожу Алёнку, неправильно произношу код, как она тяжелеет на пятьсот килограмм и не хочет никуда идти. Как я произношу ещё раз код, и снова ошибаюсь, а Алёнка забывает всё на свете, и меня, и всех-всех.
— Я бы без кода… — осторожно сказал я. — На всякий случай.
— Так даже лучше, — согласилась мама. — Бери в кладовке рюкзак. Там спальный мешок, еда, магнитная сетка — всё, что нужно.
Я потоптался с тяжёлым рюкзаком на пороге и осторожно спросил:
— А вы разве не пойдёте?
— Нам про приключения неинтересно, — отмахнулась мама. — Дел полно.
Вы, может, подумаете, что Алёнка — это робот какой или другая техника. Ничего подобного, она вполне себе человек. С особенностями разве что. Все во дворе, между прочим, считают, что это очень почётно. И уважают меня как Алёнкиного брата.
Я вышел во двор, выудил из кармана трёхметровый сканер (родители не пожалели) и пошёл сканировать на Алёнку. Сканер вроде бы показал какое-то направление, что я так увлёкся, бегая с ним, даже случайно сбил с ног Мита. Мит не обиделся, а спросил:
— Кого сканишь?
— Алёнку, — буркнул я. — Кого ещё. Тащись теперь за ней.
— Всё серьёзно? — с любопытством спросил Мит.
— Сама не своя, — сказал я. — Теперь выясняй вот, чья.
Мит почесал коленку и присвистнул:
— Ну, тогда далеко укатила. Ищи теперь.
Он внимательно разглядел мой рюкзак и попросил:
— Можно, я с тобой?
Я посмотрел на Мита. Он был прямо весь рыжий, а кожа была белёсой и даже казалась прозрачной. Ресницы бесцветные, сам не загоревший. Чучело, а всё туда же — Алёнку искать! Напялил балахонистые брюки, футболку с какой-то не по делу весёлой мордой — и со мной проситься!
— У меня щуп есть, — сказал Мит, быстро-быстро показал щуп размером с карманный ножик, и тут же положил его в карман. Я сделал вид, как будто мне очень завидно, и сказал:
— Ну, пойдём.
