Но бабушка забрала открытки, и больше они их не видели. Она заявила, что это нарушение правила номер одиннадцать.
ПРАВИЛО № 11: «Никакого рисования (карандашом и красками), лепки, папье-маше, никаких попыток воссоздания природных объектов или абстрактных понятий за счет приемов искусства (традиционного, современного, электронного и постмодернистских интерпретаций)».
Это правило Элиот про себя окрестил правилом «отмены искусства и ремесел».
Что же — этот транспарант не считался нарушением правила?
За дверью кухни послышалось тихое пение Сесилии. Кроме ее голоса из кухни доносились запахи печеного хлеба, жженого сахара и цитрусов. Си готовила завтрак.
Элиот обернулся. В коридоре никого не было. Пока его никто не видел, можно было вернуться в свою комнату и притвориться, будто проспал, а потом убежать на работу — чтобы не пришлось поедать «особое угощение», приготовленное Си.
Фиона коснулась его руки.
— Не надо, — прошептала она. — Си так старается.
Элиот вздохнул. Прабабушка действительно старалась. Он любил ее за это и не хотел огорчать.
Дверь кухни открылась. В столовую, пятясь, вошла миниатюрная Сесилия. Сегодня на ней было «хорошее» белое платье с кружевными манжетами и шуршащими нижними юбками. Она обернулась, и Элиот с Фионой увидели, что ее морщинистые руки держат трехслойный земляничный торт. Лучисто улыбнувшись, Сесилия водрузила торт на стол.
Си была милой старушкой, но ее обоняние и чувство вкуса притупились где-то во времена Второй мировой войны. В результате все, что она готовила, могло иметь какой угодно привкус — лайма, морской соли и даже уорчестерского соуса.[13]
— Доброе утро, мои миленькие. — Она с гордостью указала на свое кондитерское творение. — Этот рецепт я нашла в «Лэдис джорнал» и приготовила торт специально для вас.
Сесилия подошла ближе и обняла Элиота и Фиону.
— Спасибо, Си, — в унисон проговорили они.
Сесилия опустила руки.
— Ой… — прошептала она. — Я забыла про ананас и грецкие орехи. А еще свечки! Стойте здесь!
Она поспешила в кухню.
Элиот и Фиона уставились на торт. Он покосился набок.
— Попробуй, — прошептал Элиот.
— Ни за что. Твоя очередь.
Элиот вздохнул и подошел поближе к столу. Розовая и лиловая глазурь вытекала из торта. Он отковырял кусочек нижнего слоя.
Глазурь была сдобрена чем-то сыпучим. Земляничные семена? На ощупь торт был губчатым, как и полагалось… но к стряпне Сесилии всегда следовало относиться осторожно. Элиот понюхал кусочек. Пахло цитрусом и еще чем-то непонятным.
Наконец он собрался с духом и поспешно, пока не передумал, отправил кусочек в рот.
К счастью, нечто сыпучее действительно было земляничными семенами. Торт оказался очень вкусным, ароматным и сладким, но потом глазурь растаяла — и Элиот невольно поморщился. Солоно и кисло — поскольку ему попался комочек разрыхлителя и кусочек апельсиновой корки.
Сесилия локтем толкнула дверь кухни и вошла в столовую, держа две миски в одной руке и горстку именинных свечек и коробок спичек — в другой.
У Элиота не было иного выбора. Он сглотнул подступивший к горлу ком и улыбнулся.
— Тебе помочь? — спросила прабабушку Фиона.
— Нет, нет, нет. — Сесилия потрясла коробком спичек. — Просто побудьте здесь, пока я все закончу. Не жульничайте — не начинайте кушать.
Она уложила на торт дольки ананаса и посыпала их измельченным грецким орехом. Затем воткнула в глазурь свечки, старательно отсчитав тридцать штук. Пятнадцать для Элиота. Пятнадцать для Фионы.
Сесилия могла бы сэкономить и воткнуть в торт пятнадцать свечек, но всегда старалась создать у них чувство, что они оба получают то, чего заслуживают.
— Спасибо, — поблагодарила прабабушку Фиона.
— Угу, — добавил Элиот, громко кашлянув. — Спасибо, Си.
— Теперь зажжем. — Сесилия открыла коробок, вытащила одну спичку и дрожащей рукой чиркнула ею по коробку. Огонек отразился в ее темных глазах.
Элиот проговорил:
— Может быть, лучше…
— Позвольте мне сделать это, — прозвучал командный голос у них за спиной.
Элиот и Фиона одновременно обернулись. В комнату вошла бабушка.
— Доброе утро, — в унисон произнесли они.
Сегодня бабушка выглядела иначе. Ее аккуратно причесанные короткие серебряные волосы шелковисто блестели. На ней была красная льняная блузка с воротником-стойкой на пуговках, брюки-сафари цвета хаки и черные ботинки до середины лодыжки — чуть менее строгие, чем те, военные, которые она носила обычно.
Она улыбнулась Элиоту и Фионе. Мельком глянула на транспарант, но ничего не сказала и подошла к Сесилии. Та попятилась, держа в руке горящую спичку.
Бабушка выхватила у нее спичку и быстро прикоснулась огоньком ко всем тридцати свечкам. Пламя горело в опасной близости от ее пальцев. Наконец она погасила спичку, и ее кончик стал шипящим янтарным угольком.
— Ну вот, — проговорила бабушка. — А теперь вы оба загадайте желание.
Элиот мысленно вычеркнул из своей жизни очередной день рождения, во время которого никто не споет «Happy Birthday» — в соответствии с правилом номер тридцать четыре.
Брат и сестра подошли к торту и, наклонившись, одновременно сделали глубокий вдох.
Они переглянулись. Элиот знал, что Фиона мечтает о шоколаде.
А он мечтал о стереосистеме, уроках игры на гитаре и билетах на рок-концерт. Скорее это была «молитва о чуде», чем желание в день рождения, но, черт побери, оно того стоило.
Близнецы зажмурились, изо всех сил дунули, и все свечки погасли.
— Очень хорошо, — одобрила бабушка.
Они обернулись как раз в тот момент, когда сверкнула фотовспышка. Бабушка сняла их старинным пленочным фотоаппаратом.
— А теперь рядом с тортом, пожалуйста, — распорядилась она. — Вместе.
Элиот и Фиона встали рядом — хотя этим самым нарушили свой уговор: никогда не подходить друг к другу ближе чем на фут.
Сесилия поспешила встать рядом с Элиотом и обняла его. Бабушка нахмурилась.
— Не ты, Сесилия. У меня осталось всего два кадра. Я не могу тратить их попусту.
— Извини.
Сесилия попятилась и отошла в угол.
Элиот вымученно улыбнулся. Бабушка нажала на спуск фотоаппарата.
Можно было подумать, что она стремится создать образ идеальной семьи и для этого ей нужно много фотоснимков, которые она потом соберет в альбом.
«Забавно», — подумал Элиот.
Заверения бабушки в том, что все фотографии их родителей затонули вместе с океанским лайнером, его не убеждали. Она ведь всегда фотографировала внуков. Почему же у нее не сохранилось ни одного снимка собственной дочери?
Сесилия протянула руку к блюду с тортом.
— Сначала подарки, — распорядилась бабушка, подошла к китайскому шкафчику, на полках которого стояли томики «Руководства по растениеводству» Готорна,[14] и вытащила оттуда несколько бумажных пакетов.
Это было нечто новенькое. Обычно Фиона и Элиот получали по одному подарку.
Бабушка поставила пакеты на стол. Они были запечатаны степлером. Хоть и не подарочная упаковка, но зато прочная.
Если бы Элиот не знал заранее, что в пакетах лежит одежда (именно такие подарки они получали каждый год), он бы в жизни не догадался, что там.
Бабушка протянула один пакет Элиоту, а другой — Фионе.
Элиот взвесил свой подарок в руке. Пакет оказался тяжелее, чем он ожидал, и был слишком плотным. Значит, не новая рубашка и не брюки. Фиона тоже озадаченно вздернула брови, получив свой пакет.
— Ну, давайте, — сказала бабушка с едва заметным энтузиазмом в голосе. — Открывайте.
Элиот разорвал пакет.
Внутри лежала старая книга, упакованная еще в один пакет — полиэтиленовый.
Он всеми силами постарался скрыть разочарование. Когда живешь в квартире, наполненной тысячами книг, меньше всего хочешь получить в подарок еще одну. Еще меньше, чем поношенную одежду.
У этой книги был потертый зеленый переплет и три бороздки на корешке. Перевернув книгу, Элиот увидел потускневшие золотые буквы. «Машина времени» Г. Дж. Уэллса.
Он посмотрел на Фиону. Та, раскрыв рот от изумления, не сводила глаз с книги, подаренной ей. «С Земли на Луну» Жюля Верна.
Элиот потерял дар речи.
Несмотря на то что квартиру заполняли книги, это были в основном заплесневелые пьесы прошлого века, засушенные истории, толстенные технические справочники и биографии людей, до которых никому никогда не было никакого дела.
Книга, которую он держал в руках, была… запрещенной.
Существовало правило номер пятьдесят пять. «Никаких фантазий».
— Это классика, — объяснила бабушка и положила руки на плечи внуков — наверное, хотела их подбодрить. — Не первые издания, но все же напечатанные в девятнадцатом веке, так что обращайтесь с ними аккуратно.
