– Ах, какие славные воспоминания навевают даже руины Виндзора! – воскликнул Харви и запрыгал по мощеному двору. – Какие зрелища! Какие поединки! А казни!
Пока пятнистый кот скакал по лестнице к парапету, предаваясь счастливым воспоминаниям, Олив и Мортон обыскали все углы сырого двора. Нигде не было никаких признаков того, что здесь спрятали важную книгу. И вообще, огромное пространство без крыши посреди огромного, пустого, полуразрушенного замка казалось совершенно неподходящим местом для важных книг.
– Гримуара здесь нет. Я уверена, – произнесла девочка со вздохом, глядя, как заползает на место булыжник, который она отпихнула в сторону. – Сэр Уолтер Рэли! Можно уходить!
Когда ребята проходили под аркой, ведущей к мосту, Олив показалось, что в отдалении за спиной что-то зашумело – словно камешек заскакал по булыжникам двора. Спустя секунду она услышала, как камешек с мягким стуком откатился обратно на место.
– Харви! Это ты? – позвала она.
Зеленые глаза мигнули в темноте у самых ее ног.
– Нет, ваше величество. Неужели вы не узнаете сэра Уолтера Рэли, вашего самого верного рыцаря?
– Я имела в виду, это ты шумел?
– Шумел, ваше величество?
Все прислушались. Вокруг стояла тишина – только мягко шелестела вода во рву, набегая на берега.
– Я ничего не слышу, ваше величество, – признался Харви.
– Я тоже, – сказал Мортон. – Ваше величество.
Олив посмотрела на него, прищурясь:
– Спасибо, сэр Пододеяльник. Пойдемте искать в другой комнате.
Они выбрались из картины, бережно засунули ее обратно в шкаф и закрыли дверцу, а потом тихо проскользнули по коридору, стены которого посеребрил лунный свет, и направились в лиловую комнату. Когда-то это было любимое место Олив во всем доме. В воздухе сладко пахло, все казалось таким красивым и изящным – прямо как Аннабелль. Теперь изображение ее комнаты, в которой уже не было хозяйки, висел над комодом зловещим напоминанием. Данвуди не пользовались ни одной из гостевых спален, но эта комната казалась особенно холодной и заброшенной, будто до нее вовсе никогда не дотягивался солнечный свет. Харви вскочил на комод, Олив взялась за его хвост, а Мортон – за ее ногу. Компания перебралась через раму и приземлилась друг за дружкой на усыпанный подушками диван внутри картины.
– Из этого портрета вылезла Аннабелль МакМартин, – объяснила Олив, удивляясь, почему ей вдруг захотелось говорить шепотом. – Здесь изображен салон на первом этаже этого дома. Каким он было очень-очень давно.
Она неуверенно слезла с дивана и подошла к чайному столику. Там все было готово: чашки и блюдца, тарелочка со все такой же высокой горкой кубиков сахара. Полная чашка Аннабелль стояла точно там, где та ее оставила. Олив коснулась тонкого фарфора. Он по-прежнему был горячим. Отчего-то вздрогнув, Олив оглядела комнату. Казалось, что Аннабелль могла появиться в любой момент. Девочке вспомнились ее мягкие каштановые волосы, нитка жемчуга на шее, нежный, слишком ласковый голос. Она почти ощутила, как смыкаются вокруг ее запястья холодные пальцы ведьмы, и спешно обернулась к Мортону.
Тот, оглядываясь вокруг, медленно поворачивался, будто заводная балерина из шкатулки.
– Я тут был, – прошептал он. – Не на картине. В этой комнате, в заправдашней. – И он задумчиво побрел куда-то вправо.
Олив обогнула чайный столик, на котором Харви практиковался в фехтовании ножом для масла, и начала заглядывать под мебель. Ничего. Затем осмотрела полки, но на них обнаружились только изящные диковинки, крошечные вазочки, морские раковины и всяческие изукрашенные сувениры. Проверила двери – просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Двери были нарисованы закрытыми – не покрашены закрытыми, как когда немного краски попадает в проем и склеивает створки вместе. Нет, эти двери были нарисованы закрытыми. Они не качнулись, не звякнули петлями, когда она их толкнула. Дверную ручку не удалось даже сдвинуть. Олив с разочарованным вздохом повернулась обратно.
Мортон стоял у камина. Поначалу она подумала, что мальчик заснул стоя – настолько он был неподвижен, но, конечно, Мортону не надо было спать. Он стоял к ней спиной, склонившись над чем-то, что зажал в обеих руках. Олив не видела, что это, пока не заглянула прямо ему через плечо.
Это была фотография: маленькая черно-белая фотография в серебряной рамке. Очевидно, она стояла в ряду других снимков, которыми была уставлена каминная полка. Девочка окинула взглядом остальные и слегка вздрогнула, узнав фотографию Олдоса МакМартина, которую раньше нашла в ящике комода в лиловой комнате, прямо за рамой вот этой самой картины. Рядом с портретом Олдоса стояла фотография симпатичной, но хмурой маленькой девочки, сидящей между двумя туповатыми на вид взрослыми: это была Аннабелль и ее родители, тут у Олив не было никаких сомнений. Следом шли фотографии людей, которых она не знала.
Девочка снова взглянула на снимок в руках Мортона. Это тоже был семейный портрет, похоже сделанный в десятых или двадцатых годах прошлого века. Мужчины носили подтяжки, женщины – квадратные, отделанные лентами воротнички. В отличие от других фото, на этом все улыбались. Двое сияющих родителей, девочка-подросток и маленький мальчик. Большие, ласковые глаза матери семейства сощурились в улыбке. Дружелюбным было круглое лицо отца. Лицо девочки было худым, но довольно приятным, а улыбка – слегка застывшей, словно ее хранили в холодильнике, пока не затвердела. Девочка показалась Олив очень знакомой. Но именно брат девочки надолго задержал внимание Олив. Это был маленький мальчик с круглым бледным лицом. Маленький мальчик с торчащими в разные стороны белесыми волосами. Маленький мальчик, на сей раз одетый не в длинную белую ночнушку.
– Ой, это же ты! – воскликнула она.
Мортон продолжал молчать.
– Это твоя семья?
Он кивнул.
– Ух ты, – выдохнула Олив. Минуту оба молчали, разглядывая лица на пожелтевшей от времени фотографии. – Ее, наверно, сделали почти перед тем, как… в смысле, ты выглядишь почти точно так же. Только одежда другая.
Мортон, не отвечая, просто смотрел на фотографию.
Олив обошла мальчишку, стараясь заглянуть ему в лицо.
– Ты знаешь, что с ними стало, Мортон? С твоей семьей?
Тот покачал головой, избегая ее взгляда.
– А как их звали? Ты помнишь их имена?
– Мама и папа, – прошептал он.
– Я имею в виду настоящие имена, – не отступилась Олив. – Как их называли другие люди? Если вспомнишь, может… может, я смогу узнать, что с ними случилось.
Мортон задумался, хмуря лоб, отчего морщинки между бровями заходили волнами. Одна, вторая, и лицо мальчика стало несчастным: брови сошлись, уголки рта опустились, прищуренные глаза почти исчезли и все лицо будто сжалось, как увядающее в ускоренной перемотке документального фильма растение. Голова мальчишки печально поникла.
– Я хочу домой, – буркнул он себе под нос.
– Я знаю, – сказала Олив. – Поэтому мне и нужно найти книгу. Если я ее найду, и если мы узнаем, что случилось с твоей семьей, может быть…
– Нет, – перебил Мортон, все так же обращаясь к собственной рубашке. – Я имел в виду, я просто хочу обратно в свой дом.
– А-а-а… – растерялась девочка. – Ладно. – И она попятилась, стараясь не показывать своего разочарования.
– Можно я возьму ее с собой? – Мортон помахал фотографией, все так же не отрывая взгляда от ковра.
– Конечно, – сказала Олив. – Конечно. Вдруг… вдруг она поможет тебе вспомнить.
Обратно к изображению Линден-стрит все трое плелись тихо и понуро.
– Хочешь завтра опять помочь мне искать? – прошептала девочка Мортону, когда он взялся за кошачий хвост. Тот, не поднимая глаз, пожал плечами.
Олив постояла рядом, пока они залезали в раму, а потом побрела в свою комнату и забралась под одеяло. Той ночью ее сны были полны книг, которые порхали вокруг, подлетая к ней, как большие доверчивые птицы, но тут же выскальзывали из пальцев и уносились прочь.
На следующее утро Олив проснулась поздно, горя желанием снова вернуться в Иные места.
Но, судя по запаху, горело еще и что-то другое. Пытаясь стряхнуть полусонное забытье, Олив на мгновение решила, что горит сам дом – он подождал, пока она провалится в глубокий сон, и бросил задыхаться в дыму. Девочка села на кровати и оглядела спальню. Но огня нигде не было. И дыма тоже. Однако в воздухе стоял неприятный запах горелого… и он, кажется, доносился снизу.
Следуя за ним, Олив спустилась на кухню, где с лязгом и грохотом рылись в ящиках и шкафах мистер и миссис Данвуди. На покрытых коркой горелках старой черной плиты выкипали четыре кастрюли, издавая тот самый запах, отчего в кухне становилось еще более жарко и душно, чем обычно.
– Вы разве не собирались с утра на работу? – мрачно спросила Олив, откусив большой кусок тоста. Когда родители были дома, коты обычно прятались, что означало провал всех ее планов по поискам гримуара.
