С лёгкой дрожью в руках он проверил положение своего серебряного носа. Старинный предмет, украшенный чеканными завитками и тонкой филигранью, применялся ранее академиками, которые при церемонии очищения желали очистить и воздух, который они втягивали в себя. В эти дни их носили академики, которые по каким-либо причинам не желали быть узнанными. Сефтус Леприкс, разумеется, не хотел быть узнанным. Бои свиномордов не были тем местом и занятием, где господин Верховный декан Школы Дымки мог тратить свои время и деньги. Однако от старых привычек трудно избавиться.
Он поправил серебряный нос, накинул капюшон на голову и протолкался сквозь толпу.
— Двадцать на север, — сказал он.
Крохгоблин повернулся и смерил его взглядом сквозь полуопущенные веки.
— Двадцать? — повторил он. Мгновение он колебался. Как правило, он не имел дела с теми, чьих лиц он не мог видеть. Но деньги есть деньги. Он протянул руку и схватил мешочек с монетами. Выписав билет, он отвернулся к доске. Соотношение на север упало до 12-1.
Когда колокол на макушке Большого Зала пробил шесть раз, крохгоблин закончил приём ставок. Толпа смолкла. Сефтус Леприкс, оставшийся в первых рядах, задумчиво наблюдал, как четырёх свиномордов выпускают из клеток. Вилбус Хитрый выглядел моложе и мельче остальных, но превосходил всех неприкрытой агрессивностью, прыгая на своём поводке с пеной вокруг рта, плюясь, визжа, отчаянно пытаясь достать противников.
— Ты выглядишь свирепо, — счастливо пробормотал Сефтус себе под нос. — Ну и хорошо, теперь ведь ставку не изменишь.
Все четыре свиноморда были на привязи, достаточно длинной, чтобы достать до центра площадки, где и находился бойцовый ринг, и достаточно короткой, чтобы они не запутались друг с другом. На их лодыжках были теперь острые шпоры, на их цепких хвостах острые шипы. Голод и Жестокость превратили этих спокойных от природы существ в жестоких убийц. Бой должен продолжаться до тех пор, пока один из свиномордов не победит остальных трёх.
— Да начнётся бой! — прорычал крохгоблин и резко опустил руку.
И сразу же воздух взорвался какофонией: вопли, визг, крики, завывание. И всё это исходило от зрителей. Бруто Бравый из восточного угла был первым, кто вышел из боя, когда левая шпора Магно Когтя полоснула его по шее. В следующий момент собственная шея Магно была взрезана хвостовым шипом Вилбуса Хитрого.
— Давай, Вилбус, шептал Сефтус Леприкс, в то время как коварный свиноморд занялся Смаргом Могучим из западного угла. Оба они налетели друг на друга и смешались в клубок окровавленной шерсти и сверкающих лезвий.
Крохгоблин начал хмуриться, видя явное преимущество Вилбуса, и украдкой стал оглядываться по сторонам, как будто собираясь молниеносно ускользнуть.
— Ну, нет, — сказал Леприкс, схватив его за загривок. — Никуда ты не денешься.
Они вместе следили за окончанием боя, который не занял много времени. Через несколько секунд раздался стон побеждённого и триумфальный вопль победителя. Им был Вилбус Хитрый.
Леприкс со злобной ухмылкой обратился к крохгоблину:
— Время платить.
3. Восточная сторона, Девятая лестница
Косые лучи света падали на девятый набор ступеней, обращённых к востоку. Это место, известное также как «чанкерс», служило для встреч Верховных деканов всех школ Санктафракса. Здесь они обсуждали интересующие их вопросы, так как, при всей сложности их работы, у них было больше общего друг с другом, чем с коллегами из их собственных школ. Само слово «чанкерс» происходило от древнетрогского «шанкир», что было названием гнездовищ малой лесной совы, хитрой птицы Дремучих Лесов, которая, как утверждалось, собирается в стаю, чтобы наметить следующую жертву для охоты. Как и эта птица, становившиеся Верховными деканами академики казались хитрыми, умными и шумными.
— Я вижу, Сефтус решил удостоить нас своим отсутствием и в этот раз, — заметил Верховный декан Школы Дождя.
— Он слишком для нас хорош, — отозвался Верховный декан облаковедов.
— Как и все остальные дымковеды, фыркнул Верховный декан Школы Ветра. — С тех пор как Линиус Паллитакс стал Высочайшим Академиком, они все более невыносимы.
— И они стали ещё хуже, с тех пор как Линиус Паллитакс переехал во Дворец Теней, — добавил четвёртый Верховный декан.
— Они подавляют всех остальных, — пожаловался ещё один. — А Высочайший Академик бездействует, несмотря на все свои хорошие слова о равенстве.
— Равенство?! — иронически вопросил ещё кто-то. — Эти процеживатели Дымки получают все привилегии. Он о них только и заботится. А на всех остальных — ноль внимания.
— Чудовищно! — сказал Верховный декан Школы Облаков.
— Возмутительно! — сказал Верховный декан Школы Ветра.
4. Западная сторона, Двенадцатая лестница
— Пятьдесят золотых — моё последнее предложение, — сказал высокий ученик с носом картошкой.
— Но, Скилликс, — сказал второй ученик, — говорю тебе, нет у меня пятидесяти золотых.
— Тогда побереги моё время, Коротышка, — глумливо усмехнулся Скилликс, отворачиваясь.
Коротель вздрогнул. Он ненавидел своё прозвище. Но сейчас было не до обид. Только два дня до очень важного экзамена по Процеживанию Дымки, он почти не подготовлен и нуждается в любой помощи, которую может получить. А у Скилликса, как он слышал, есть копия экзаменационной работы. Если он её получит, он подготовится — и пройдёт. Если нет — его выкинут. А если произойдёт, это, то его отец, важная шишка в Лиге, лишит его наследства.
Коротель рванулся за уходящим учеником.
— Ну постой! — закричал он, хватая того за одежду.
— Пусти! — сказал Скилликс, выворачиваясь и стряхивая молодого ученика, как букашку.
— Ты должен мне их дать! — настаивал Коротель. — Ты должен. — Он вытащил из кармана кошелёк и громко позвякал содержимым.
— Тридцать восемь золотых здесь. Остаток на следующей неделе.
— Остаток? — протянул Скилликс.
— Остальные двенадцать монет, — сказал Коротель. — Я…
— Скажи двадцать, и я подумаю, — перебил Скилликс.
Коротель разинул рот:
— Двадцать? Но ты сказал… Я не могу… Это слишком много.
— Как знаешь, — сказал Скилликс и снова отвернулся.
На этот раз Коротель не пытался его остановить. Его жгучее желание купить экзаменационную работу побудило Скилликса хорошенько поразмыслить о реальной стоимости товара; Оба они прекрасно знали, Что есть ещё несколько учеников Школы Дымки, учеников с гораздо более щедрыми отцами, которые заплатят за эти бумаги вдвое больше, как только о них узнают. А что они узнают, Коротель не сомневался.
— О Хрумхрымс! — пробормотал он жалко и спрятал лицо в ладонях. — Что же мне, во имя Неба, делать теперь?
— Насколько я могу судить, выбор у вас небогатый, — раздался хриплый голос у него за спиной.
Он обернулся и увидел стоящего перед ним высокого типа в плохо сидящей академической хламиде.
Из складок мешковатого капюшона торчал длинный серебряный нос.
— Вы ко мне? — спросил Коротель.
Академик быстро осмотрелся, затем кивнул:
— К вам. Я нечаянно услышал о вашем небольшом затруднении. Я мог бы помочь вам.
— Да-а? — недоверчиво протянул Коротель.
Никто в Санктафраксе не делал ничего для других просто так, не требуя ничего взамен. Он внимательно оглядел академика, но из-за фальшивого носа не мог сказать ничего определённого, хотя исходивший от его одежды запах свечного сала и лесной камфоры что-то смутно напоминал.
— Вас интересуют вопросы экзамена по анализу Дымки, не правда ли?
Коротель кивнул:
— Выпускного.
— Всё равно, — сказал академик, похлопывая себя по боковому карману.
— У вас есть копии экзаменационных вопросов?
— Гораздо лучше, — сказал академик, — У меня есть ответы.
Коротель потерял дар речи. Ответы! Если он был не в состоянии купить даже вопросы, то что же говорить об ответах. Он посмотрел на академика:
— С. сколько вы просите за них?
— Тридцать восемь золотых, — был ответ.
— Тридцать восемь? — возбуждённо переспросил он. — Это я могу себе позволить. Это…
Академик поднял руку.
— Тридцать восемь золотых, — сказал он, сузив глаза, — и одно небольшое одолжение.
5. Западная сторона, Двадцать четвёртая лестница
Когда тени стали длиннее, а лампы наверху Большого Виадука уже освещали ступени, группа просеивателей Дымки сошлась поплотнее на Двадцать четвёртой лестнице. Большинство составляли подмастерья и ученики, которые, как и любые другие подмастерья и ученики Санктафракса, обычно собирались, чтобы перемыть косточки своим профессорам. Однако присутствие декана школы, старшего профессора и различных лекторов, как старших, так и младших, придавало больший вес всему, что происходило в этот вечер.