– Побереги силы, Альбус! Можешь не расписывать, какая у тебя прелестная школа. Я хоть и живу в изгнании, но про Долорес Кхембридж слышал! Так-то у вас обращаются с учителями…
– Профессор Кхембридж не поладила с кентаврами, – сказал Думбльдор. – Думаю, ты, Гораций, не пошел бы в Запретный лес и не стал называть рассерженный табун грязными полукровками.
– Вот что она, значит, учудила? Кретинка. Никогда ее не любил.
Гарри подавился смешком. Думбльдор и Дивангард удивленно повернулись к нему. – Извините, – поспешил объясниться Гарри. – Просто… я тоже ее не люблю, вот и все.
Дубльдор неожиданно встал.
– Уже уходите? – с надеждой спросил Дивангард.
– Нет, я бы хотел посетить ванную, – ответил Думбльдор.
– А, – Дивангард очевидно расстроился. – Вторая дверь слева по коридору.
Думбльдор вышел. Дверь за ним затворилась, и в комнате повисло молчание. Дивангард встал, явно не зная, что бы такое сделать, украдкой взглянул на Гарри, а затем прошел к камину, встал спиной к огню и принялся обогревать свой обширный тыл.
– Не думай, будто я не понимаю, зачем тебя притащили, – отрывисто бросил он.
Гарри ничего не ответил, только посмотрел на Дивангарда. Тот, скользнув водянистыми глазками по зигзагообразному шраму, задержал взгляд на лице Гарри.
– Ты очень похож на отца.
– Да, говорят, – сказал Гарри.
– Вот только глаза. Они у тебя…
– Мамины, знаю. – Гарри слышал про глаза столько раз, что его это начало утомлять.
– Хм! Да. Прекрасно. Конечно, учителю не полагается иметь любимчиков, но она... Твоя мама, – пояснил Дивангард в ответ на вопросительный взгляд Гарри. – Лили Эванс. Одна из самых способных. Живая девочка, чудо! Я все время ей говорил: «Тебе следовало учиться в моем колледже». В ответ, естественно, слышал одни дерзости.
– Ваш колледж – это какой?
– Я был завучем «Слизерина», – ответил Дивангард и, увидев, как изменилось лицо Гарри, погрозил ему толстым пальцем: – Ну-ну! Нечего! Ишь, надулся. Ты ведь в «Грифиндоре», как и она? Обычно это семейное. Не всегда, впрочем. Слышал про Сириуса Блэка? Наверняка… Было в газетах года два назад… Он недавно умер…
Невидимая рука связала внутренности Гарри в тугой узел.
– Неважно, главное, в школе они с твоим папой были закадычные друзья. Так вот, представь: все Блэки учились в моем колледже, а Сириус попал в «Гриффиндор»! Прямо беда – такой талантливый мальчик. Я, понятно, заполучил его братца Регулуса, но ведь хотелось полный комплект…
Дивангард сказал это как заядлый коллекционер, которого обошли на аукционе. Он погрузился в воспоминания и невидяще смотрел перед собой, время от времени лениво поворачиваясь, чтобы спина прогревалась равномерно.
– Конечно, твоя матушка муглорожденная… Я, когда узнал, не поверил. Был уверен, что она чистокровка, с такими-то способностями.
– Моя лучшая подруга тоже муглорожденная, – сказал Гарри, – и при том лучшая ученица в нашей параллели.
– Бывает же… Правда, странно? – проговорил Дивангард.
– Не особенно, – сухо ответил Гарри.
Дивангард удивленно вскинул брови.
– Только не надо обвинять меня в муглофобстве! – воскликнул он. – Нет, нет, нет! Разве я не сказал, что твоя мама была одной из моих любимиц? А еще Дирк Крессуэлл, классом младше – он сейчас глава департемента по связям с гоблинами – тоже из муглов и очень одаренный мальчик… к тому же снабжает меня всякими полезными сведениями о внутренних делах Гринготтса!
Гораций с довольной улыбкой покачался на каблуках и показал на буфет. Там сверкали рамками бесчисленные фотографии, на которых толпилось множество людей.
– Все бывшие ученики, и все с автографами. Посмотри, вон Барнабас Дашнадаш, главный редактор «Прорицательской». Всегда интересуется моим мнением о текущих событиях. А вот Канал Амброзий из «Рахатлукулла» – на каждый мой день рождения корзина подарков, а все потому, что я познакомил его с Цицероном Херкиссом, первым работодателем! А сзади – чуть-чуть вытяни шею и увидишь – Гвеног Джонс, капитанша «Граальхедских гарпий»… Люди просто поражаются, что я так близко знаком с «Гарпиями»! К тому же, бесплатные билеты когда хочешь!
Казалось, мысль об этом его безмерно порадовала.
– И все они знают, где вас искать и куда отправлять подарки? – удивился Гарри. Поразительно, что Упивающиеся Смертью до сих пор не обнаружили Дивангарда, раз к нему чуть ли не каждый день прибывают корзины, билеты и визитеры, интересующиеся его мнением и советами.
Улыбка исчезла с лица Дивангарда так же быстро, как кровь со стен его дома.
– Разумеется, нет, – буркнул он, недовольно покосившись на Гарри. – Я уже год ни с кем не общался.
Похоже, Дивангарда неприятно поразили собственные слова; какое-то время он расстроенно молчал. Но затем пожал плечами.
– Как бы там ни было… в наше время разумно держаться в тени. Думбльдору хорошо говорить, но… Вернуться в «Хогварц» сейчас – все равно что публично объявить о принадлежности Ордену Феникса! Конечно, они молодцы, храбрецы и прочее, но мне лично не по душе процент смертности…
– Чтобы преподавать в «Хогварце», не обязательно состоять в Ордене, – с плохо скрытым сарказмом сказал Гарри. Мог ли он сочувствовать капризному Дивангарду, помня, что Сириус жил в пещере и питался крысами? – Учителей в нем совсем мало, и никого еще не убили, разве что Белку, но тот сам виноват – работал на Вольдеморта.
Гарри был уверен, что Дивангард из тех, кто боится страшного имени, и точно: толстяк содрогнулся и протестующе ахнул. Но Гарри не обратил на это внимания и продолжил:
– Вообще, пока Думбльдор директор, преподаватели школы защищены лучше всех; известно ведь, что Вольдеморт только Думбльдора и боится.
Дивангард молча смотрел в пространство, очевидно, обдумывая услышанное, а потом будто нехотя пробормотал:
– Да, верно, Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут всегда избегал Думбльдора... И вот еще что: я же не присоединился к Упивающимся Смертью, и Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вряд ли числит меня своим другом… Значит, безопаснее возле Альбуса… Не стану лукавить, смерть Амелии Боунс меня потрясла… если уж она, при всех знакомствах и связях в министерстве…
Вернулся Думбльдор. Дивангард вздрогнул, точно совершенно забыл о нем.
– А, вот и ты, – сказал он. – Что так долго? Желудок не в порядке?
– Нет, на мугловые журналы засмотрелся, – ответил Думбльдор. – Обожаю узоры для вязания. Гарри, пожалуй, мы с тобой злоупотребили гостеприимством Горация. Нам пора.
Гарри без тени сожаления вскочил с кресла. Зато Дивангард приуныл:
– Уже?
– Да, пора. Я прекрасно вижу, когда дело проиграно.
– Проиграно?...
Дивангард заволновался. Он нерешительно крутил толстыми большими пальцами, глядя, как Думбльдор застегивает пуговицы на дорожном плаще, а Гарри – молнию на куртке.
– Ну-с, дорогой Гораций, очень жаль, что тебя не заинтересовало мое предложение, – Думбльдор, прощаясь, поднял здоровую руку. – Мы в «Хогварце» были бы рады твоему возвращению. Но если захочешь нас навестить, милости просим. Примем, несмотря на всю самоновейшую защиту.
– Да… что ж… очень любезно… как я сказал…
– Тогда до свидания.
– До свидания, – попрощался и Гарри.
Они уже выходили, когда сзади раздался крик: – Ну хорошо, хорошо, согласен!
Думбльдор обернулся к Дивангарду. Тот, задыхаясь, стоял на пороге гостиной. – Согласен забыть об отдыхе?
– Да, да, – нетерпеливо закивал Дивангард. – Пусть я сумасшедший, но согласен. – Чудесно, – просиял Думбльдор. – Тогда, Гораций, надеюсь увидеться первого сентября. – Да уж непременно, – проворчал Дивангард.
Уже на садовой дорожке до Гарри и Думбльдора донеслось:
– Я потребую прибавки жалованья!
Думбльдор коротко хохотнул. Калитка захлопнулась за ними, и они, в темноте и клубящемся тумане, стали спускаться с холма.
– Молодец, Гарри, – похвалил Думбльдор.
– Я же ничего не сделал, – удивился Гарри.
– Еще как сделал. Сумел показать Горацию, сколько он выиграет, вернувшись в «Хогварц». Он тебе понравился?
– Э-э-м…
Гарри не мог однозначно ответить на этот вопрос. Дивангард был по-своему приятен, но слишком тщеславен и, вопреки всем заверениям, предвзято настроен к муглорожденным. Впрочем, Думбльдор избавил Гарри от необходимости все это высказывать.
– Гораций, – заговорил он, – очень любит спокойную жизнь. А также общество знаменитых, успешных и облеченных властью людей. Ему приятно сознавать, что он оказывает на них влияние. Сам он на трон никогда не стремился; с его точки зрения, удобней сидеть сзади – можно, образно выражаясь, вытянуть ноги. В «Хогварце» он непременно выбирал себе любимчиков, за целеустремленность, ум, обаяние или талант, причем обладал прямо-таки сверхъестественным чутьем на будущих знаменитостей. Гораций создал нечто вроде клуба фаворитов и помогал завязывать полезные знакомства, обязательно с выгодой для себя, неважно какой, будь то бесплатная коробка любимых ананасовых цукатов или возможность порекомендовать своего человечка в департамент по связям с гоблинами.
