— Ну ты заврался,— сказала она с долгожданным восхищением. — Я уж думала — ты совсем сдох.
И еще добавила, что имей она такую способность, то превратилась бы в мамину сумочку, чтобы мама всегда ее носила с собой. Алекс в свою очередь размечтался он бы заделался журналом “Рыболов-спортсмен” и папа его изучал бы весь месяц. Вообще, Алекс отнесся к услышанному вполне серьезно. Он очень сокрушался о том, что такое ценное умение досталось не ему, растрачено по-дебильски (забыть подкол с магнитофоном было трудно) и к тому же бесследно пропало. Кстати, единственное, в чем Токарев не признался, было то, что именно он сбросит Марину в лужу. Не решился при Алексе. Отложил до более подходящего случая. Затем Алекс пристал к Саше с требованием, чтобы тот показал ему подробно, как нужно сворачиваться. Вдруг у Алекса получится? Какое-то время они спорили, потом Саша со вздохом: “Достал ты меня” — приступил к показу. И… Марина взвизгнула. Чернаго раз десять повторил: “Токарь, ты где?”
Это было так, как будто, прогуливаясь по Невскому, он провалился в люк Опять? Неужели опять в нем появилась зловредная энергия? На мгновение перехватило дыхание Или кто-то другой теперь является источником? Алекс… Нет, не может быть. Алекс еще вчера хотел на Север ехать. Хотя, с другой стороны, он сразу зауважал вещи Токарева… Одно было ясно эксперимент продолжается, и Саша вдруг ощутил усталость. Не ожидал он такого свинства. Совершенно был не готов И даже вид обалдевшей Марины не развеселил его.
Друзья долго просили показать фокус еще раз. Но в конце концов убрались, потому что пришла мама и выпроводила их без особых церемоний. Мама вернулась слишком рано, она отпросилась с работы ввиду болезни ребенка. К ее удивлению, переходящему в возмущение, ребенок не лежал смирно в кроватке, а вместе с товарищами перекрутил полквартиры и был, по всем признакам, здоров. Конечно, радость от выздоровления дорогого чада превысила раздражение, и мама, поругиваясь, стала наводить порядок.
Потом у Токаревых был врач, пристыдивший родительницу за ложный вызов.
А когда пришел папа, относительное затишье кончилось. В квартире начало штормить. Папа долго искал вешалку, споткнулся о барахло, упавшее с антресолей, начал постепенно роптать и, наконец, обнаружил разбитую игру. Дальше разыгралась сцена, в которой он солировал. Крики сменялись вопросами и наоборот. Близился занавес, папа принялся искать ремень. Но тут вступила мама, исполнив успокаивающую арию, и порка была отменена. Родители заперлись в спальне, самозабвенно споря о чем-то. Наверное, о методах воспитания трудных шестиклассников. Саша был отправлен в свою комнату до вынесения приговора, и именно в это время…
…пришел новый гость. Точнее, гость уже присутствовал в Сашиной комнате. Конечно же, это был инспектор. Он расположился на кровати и, судя по всему, немного отвлекся, потому что, когда Саша потряс его за плечо, встрепенулся и замахал руками, бормоча: “А?.. Что?.. Позвольте… Только в письменной… “ В самом деле, бывший портфель с юных лет предпочитал лежачие места. Его взгляд вскоре прояснился, и он сухо сообщил:
— Незаконно вытесненные граждане возвращены в свои клетки. По факту чего оформлен соответствующий акт.
Взъерошенный Саша не очень обрадовался визиту. Даже “здрасте” не сказал. И тем более не поинтересовался, как гость попал сюда. Молча уселся рядом с ним на кровати, а в голове его шевельнулась безразличная мысль: “Теперь шкаф откроется. Дождался Алекс свою “НФ””. Потом все же едко сказал:
Мне-то что до ваших граждан! Я буйная стихия, чего со мной лясы точить?
Буду откровенен, Токарев,— твердо ответил инспектор.— В вашем случае я имею дело с новым явлением. Вы притворялись гражданином, некоторое время укрывались в полноценных клетках, причем собственных. Значит, вы Вы — оборотень! Порядок взаимоотношений с вами, как с новым явлением, не определен никакими инструкциями, отсутствуют нормы учета, правила эксплуатации. Это страшно Дело требует разбирательства, но я даже не знаю, обвинить вас или укротить на месте
Саша с достоинством возразил:
Я тут ни при чем. Это они виноваты, они! Я их всех расколол. Он сам признался.
Кто? — сразу спросил инспектор, показав служебною хватку.
Саша пошел в атаку. Он был беспощаден и непримирим Он заклеймил позором и окончательно разоблачил банду шестерых, возглавляемую телеприемником первого класса. Во всяком случае, ему так показалось. Инспектор хмуро выслушал и сказал, кивнув:
— Да, похоже на правду .. Это людисты, сплотившиеся в Систему. Я предполагал — Он вдруг начал теребить замочки на пиджаке. Наверное, занервничал.
Саша спросил его в лоб:
— Почему я превратился в телевизор?
— Дело в формодержащей силе…
Саша нетерпеливо перебил:
— А при чем тут форма?
— При том, Токарев, при том. Благодаря этой силе граждане получают и удерживают форму, ведь право на форму имеет каждый гражданин. Когда форма окончательно упорядочивается, становясь устойчивой клеткой, гражданин достигает подотчетности. В данном случае получилось так. Телевизор пытался вытеснить тебя из твоей неустойчивой зыбкой формы, чтобы войти в нее самому и пользоваться ее могучей энергией Но он не учел, что подействует своей формодержащей силой. Вот и стала твоя форма похожа на его клетку. Тем самым эксперимент был сорван, а ты запомнил процедуру упорядочивания.
Инспектор удовлетворенно окинул взглядом публику, состоящую из одного зрителя. В нем явно пропадал талант лектора общества “Знание”. Впрочем, зритель не собирался оценивать его мастерство, он спросил, заикаясь от волнения:
Зачем телек меня вытеснял?
Чтобы наполнить тебя собственной целесообразностью,— без запинки ответил инспектор. И пока Саша переваривал эту дикую информацию, поспешил внести ясность: — Подлинно зрелые граждане считают подобную деятельность аморальной. Имеется в виду деятельность той безответственной молодежи, которая, как ни странно это звучит, любит людей. Эти максималисты еще упаковки не сбросили, а уже вознамерились передать людям достоинство и значимость истинного гражданина. Естественно, тем самым принижая себя до уровня этих беспорядочных сгустков вещества. Такие юнцы называют себя “системными”, но добропорядочные граждане нелестно именуют их “людистами”, а указанную деятельность — “людизмом”…
— Да подождите вы! — перебил его Саша, возбужденный до крайности.— Они что, хотели в меня вселиться? Да? Так это же преступление похуже… Хуже, чем на контрольной не дать списать!
Это не преступление,— невозмутимо возразил инспектор.— В данном случае уголовно наказуемо только незаконное вытеснение граждан. И наказанием, если оно будет вынесено, никак не может быть демонтаж. Тем более что их болтовня увлекла и некоторых уважаемых граждан. Они завлекают сказками об объединении в одну большую Систему, для чего людей, как основную помеху, тоже нужно охватить Системой.
Значит, вы собираетесь нас всех упорядочить?! — заорал пионер.— Как Шери, что ли? Испоганили животное!
Инспектор миролюбиво улыбнулся.
— Знали бы вы, как нам, хозяйственникам, надоели эти промасленные крикуны и выскочки. Придумали же себе девиз: “Не следует ждать любви от людей, взять ее — наша задача!” Недоучки! Они даже не представляют, как можно управлять такой махиной, так что, уверяю вас, никаких правительственных документов на этот счет не существует.
Саша немного успокоился.
— Думаете, вы первые такие умные? — сказал он веско.— Мы тоже природу покоряем. А теперь в заливе не искупаешься и дети дурачками рождаются! Вот хотя бы Душман из нашей школы… Между прочим, вашей Системе первой хуже будет! Если всех людей упорядочить, вы зачахнете, неужели непонятно? Раньше у вас, например, какой был срок службы? А теперь?..
— Да, да,— с готовностью откликнулся инспектор,— раньше хорошо было. Жили долго, целесообразности не теряли. А нынче молодых, горячих это вовсе не интересует, они через каждые два года меняются. Для них главное, чтобы Система жила.
Наступила пауза. Саша не знал больше, что спрашивать, все было сказано. На всякий случай он решил уточнить:
— Значит, мой телевизор — главарь у людистов?
Если по-честному, такая мысль доставляла ему некоторое удовольствие. Инспектор отмахнулся.
Компания в этой квартире — мелочь, системка. Руки до них как-то не доходили. Хотя за ними есть кое-кто повыше — Его лицо неожиданно стало жестким, замкнутым.— Но теперь я ими займусь.
Александр! — вдруг раздался зычный папин голос — Ну-ка иди сюда, паршивец!
Разговор закончился. Саша растерянно посмотрел на инспектора, пробормотал: “Я сейчас” — и отправился к родителям. Он был слегка оглушен новыми обстоятельствами дела. Вернее, не слегка, а весьма. У него даже в ушах стучало.
