— Наши — светлые. Там — сосновый бор, песок. Или пусть смешанные леса. Или лиственные. Березняк, например. А здесь… — Маруська поморщилась. — Здесь почти везде ельники! И торфяники. Болот вон полно. Иное лето, как торфяники дымить начинают… Нет, мы сюда не ходим!
— И что ты этим сказать хочешь? — устало буркнул Володька.
— Ничего. Просто я не знаю, когда мы с тобой к дому выйдем. Я тут не ходила. Может, и заночевать в лесу придется…
— Что?! Да нас же комарье сожрет! Или волки!
Маруська бросила на него удивленный взгляд и со знанием дела заявила:
— Волки летом редко нападают. А ночью мы идти не сможем. Говорю же: болота тут. Топкие. Нам нужно видеть, куда ступать.
Володька в некоторой панике посмотрел на стремительно темнеющее небо и раздраженно воскликнул:
— Так пошли же! Чего мы тогда время тянем? С меня же дед шкуру снимет! Живьем!
Маруська протяжно вздохнула:
— А с меня — мамка. Я ж не знала, что к ночи не поспею…
— Так двинули, пока хоть что-то видно?
Девочка с готовностью кивнула:
— Давай. Пока светло, мы как раз это болотце пройдем.
— А как? Ты ж сама говорила: тут эти… как их там? Обманки!
— Здесь да. А вот ежели там… — Маруська махнула рукой на совершенно такое же, на взгляд Володьки, место. — То вроде бы, можно…
И всего лишь часа через полтора искусанный комарами, грязный и вымученный до предела Володька, наткнулся взглядом на небольшие заросли волчьих ягод. ТЕХ САМЫХ. Крупных, чуть вытянутых, лиловых, казавшихся в наступающих сумерках почти черными. Абсолютно таких же, какие множество раз он видел в своих лихорадочных снах.
Уставшая Маруська, высматривавшая безопасную дорожку среди бесконечных болот, не обратила на эти приземистые кустики ни малейшего внимания. Она старательно искала место для ночевки. Для этого им нужно было выйти из лабиринта покрытых ряской, дрожащих от их шагов причудливых лужиц с тухлой водицей.
Вот Маруська и не заметила, как воровато оглядываясь на нее, Володька торопливо набивал карман куртки странными ягодами.
«Горсть, — вертелось в воспаленной голове. — Всего одна горсть…»
На ближайшем кусте больше и не оказалось. А пробираться к следующему мальчик не рискнул. Уж очень опасно пружинила под его ногами земля, слишком быстро покрывалась она водой…
Из болота ребята выбрались, уже когда совсем стемнело. Причем петляли так, что дорогу к необычным кустикам Володька потерял буквально через пять-десять минут. Почти сразу же, как только они скрылись из виду. И как Володька ни напрягал зрение, как ни вертел головой, больше ни на что подобное в этом громаднейшем путаном болоте не наткнулся.
Он ошеломленно подумал, что, может быть, это как раз те самые места, где когда-то спасался от полицейских его дед. Ну, если в местной легенде есть хоть словечко правды.
Во всяком случае, эти болота достаточно опасны, чтобы остановить и собак, и полицейских. А если учесть, что ребята частенько брели едва ли не по щиколотку в воде, так любая псина давно бы след потеряла. Даже хорошо натасканная.
Запросто могло быть: не рискуя сюда соваться, полиция ограничилась тем, что просто оцепила страшное болото.
А что им оставалось? Только надежда: преступника выведет на них страх или голод.
Повторить свой путь наверняка не смогла бы и Маруська. Слишком часто они возвращались назад и пробовали все новые и новые тропы.
Вообще удивительно, что крохотная, настырная девчушка Володьку вытащила из этого болота. Любой бы взрослый спасовал. Через такие гиблые места проводником могло служить лишь безмерное отчаяние, как было в случае с его дедом, или невинная самоуверенность семилетней девочки, совершенно не задумывающейся о смерти.
Подобные мысли привели к тому, что Володька решил поделиться своим секретом с Маруськой. Секретом, не ягодами! Еще не хватало, чтобы траванулась и эта малышка. Хватит того, что он сам, похоже, рехнулся…
Когда ребята немного отдышались и подсушили над небольшим костерком промокшую обувь, Володька рискнул. Несколько растерянно посмотрел на девочку и неуверенно пробормотал:
— Слушай… Мне тебе что сказать нужно…
Маруська длинно зевнула и спрятала босые ножки под пеструю, сборчатую юбку:
— Что?
— Ну, во-первых, ты молодец! Я б в жизни один из этих жутких болот не выбрался!
Почти черные в свете костра глаза ярко засияли:
— Правда?
— Конечно!
Володька посмотрел на полусонное, улыбающееся ему личико и улыбнулся сам:
— И еще. Знаешь, вообще-то, наверное, глупо об этом говорить. Идиотизм, само собой, явные сказки, а я просто чокнулся…
Девочка вздрогнула и немного испуганно посмотрела на него. А потом вдруг понимающе пискнула:
— Ой! Ты их все-таки нашел, да?
— Кажется, — понуро кивнул Володька.
Маруська вскочила на ноги и, возбужденно пританцовывая, выкрикнула:
— Где? На этих болотах?
— Нет! — Володька отрицательно замотал головой и твердо повторил: — Не на этих!
— На каких тогда? — удивилась Маруська.
— Я знаю? — Володька пожал плечами. — Ты ж сама видела, как я мотался. Ну, как с Алексина болота выбрался. И не помню, где шел. Ты, наверное, сама видела, как я кусты обирал…
— Не-а, — потерянно посмотрела на него девочка. — Не видела. Я боялась: ты меня прогонишь. Я далеко от тебя шла. А ты падал и падал все время. И ругался. Поэтому я ничего не заметила…
Она неожиданно всхлипнула и прошептала:
— Ты много набрал?
— На одного, — неохотно буркнул Володька.
Маруська горестно сопела. Он почему-то почувствовал себя чуть ли не подлецом и, как бы оправдываясь, воскликнул:
— На том кусте больше и не было! С горсть всего.
Ребята молча смотрели друг на друга. В глазах девочки опять зажглись огоньки.
— Они и в самом деле лиловые? — благоговейно прошептала она.
Володька виновато кивнул.
— И что ты будешь с ними делать?
— Не знаю…
Маруська смотрела вопросительно. Володька отвел взгляд в сторону и неуверенно сказал:
— Это ж яд. Их есть нельзя.
— Я ела, — еле слышно напомнила Маруська.
— Ела! И чуть не умерла!
— Пусть.
Володька помрачнел. Девочка с надеждой предложила:
— Давай, я их съем! Я не умру, честно!
— Нет. Ты еще маленькая.
— Тогда ты?
— Н-не знаю…
Ребята долго молчали. Сухие еловые ветки уютно потрескивали, изредка костер будто взрывался, и в ночь летели яркие искры.
Неожиданно для себя Володька признался:
— Мне страшно!
— Ты умереть боишься? — деловито поинтересовалась Маруська.
— Боюсь. И в волка превратиться боюсь. Я же человек!
Маруська изумленно протянула:
— Но оборотень — не волк! Мамка сказала: это человек, который может перекидываться.
Володька не ответил. Сунул в огонь корявую ветку и зябко поежился. Маруська оживленно добавила:
— Когда моя мамка была маленькой, она с твоим дедом дружила. Он ей говорил: в позадавние времена человек и не такое мог. Он кем хотел, тем и становился. Я вон платье меняю, а он… — Она замялась, вспоминая непонятное слово, и забормотала: — Шкурку… Кожицу… Как это? Тело… Нет, он облик менял!
Володька фыркнул: уж очень озабоченной выглядела Маруська. Она с обидой посмотрела на старшего товарища:
— А потом забыл, как это делается! Представляешь, какой глупый?! — И, мерцая в свете костра синими глазищами, мечтательно добавила: — Я бы, знаешь, птицей хотела стать. Большу-ущей… Высоко-высоко бы летала!
Володька хмуро буркнул:
— Тебе хорошо.
— Почему это?
— Ты маленькая. В сказки вон веришь. А я…
— Зачем же ты тогда их искал?!
— Не знаю, — угрюмо покосился на девочку Володька.
Маруська безнадежно попросила:
— Дай, а? А то ведь пропадут. Когда мне еще такие попадутся…
И со странной для семилетнего ребенка горечью прошептала:
— А может, они мне и не показались бы. Только тебе…
Володька вытащил из кармана немного помятые ягоды. Высыпал в полу куртки и завороженно стал рассматривать.
Маруська на цыпочках приблизилась к нему. Ее глаза жадно вспыхнули.
Володька бросил взгляд на маленькие, перепачканные землей и травой босые ножки и прикрыл ладонью странные, продолговатые, с действительно каким-то лиловым отливом крупные ягоды.
Маруська разочарованно вздохнула. Володька пожал плечами и невнятно пробормотал:
— В конце концов, что я теряю? Не сожру их — потом всю жизнь жалеть буду. Сожру — отравлюсь в худшем случае. А в лучшем… черт, глупости все!
Он почти с ненавистью уставился на девчонку, которая своим присутствием практически заставляла его принять решение. Сдвинул брови и рявкнул:
