— А жрецам эти края не кажутся чересчур уж унылыми? — спросил Нюх у Калабаша.
— В их словаре нет слова «унылый», — ответил тушканчик. — В нем же целых три гласных.
— Я знаю, но, может быть, они подобрали какой-либо синоним, подходящий для описания мерзлой пустоты?
— А они не знают ничего другого. Они здесь рождаются и здесь умирают. Только эти два события и случаются в их жизни. Едят они только фасоль и творог. Да еще жаренные на жиру летучей мыши ласточкины гнезда, которые они соскребают со стропил. Они молятся горным богам, шьют рясы, полируют свои когти и медитируют. Особенно им удается последнее…
— Вот это жизнь! — воскликнул Грязнуля. — Действительно, а зачем что-то предпринимать и волноваться?..
— Не мерь чужую жизнь на свой аршин, Грязнуля, — не слишком уверенно произнесла Бриония. — Может быть, их вполне устраивают фасоль, творог и… медитации.
Ветер завывал в расщелинах гор. Лежать на голых досках было холодно. Плакса так и не смог уснуть. Среди ночи он поднялся. Остальные спали. Грязнуля громко храпел.
Плакса прошелся по храму и наконец вышел на балкон, повисший над черной пропастью глубиной несколько сотен метров. Над ним безмолвно сияли звезды. У Плаксы возникло чувство, будто он сам висит на нитке, как паук. У него закружилась голова. Он попятился, но в темноте поскользнулся и полетел с балкона в бездну. Бедолага закричал от ужаса, но тут же замолчал, свалившись на уступ и уцепившись за ветки каким-то чудом выросшего здесь деревца.
— О господи! — закричал он, когда немного пришел в себя. — Грязнуля! Нюх! Бриония!
В глубине души он понимал, что никто его не услышит слишком уж громко завывал ветер. К тому же он подумал, что своими воплями может прогневить доброго бога, живущего в этих скалистых краях, но ему ни за что было не выкрикнуть «Грзнл», «Нх» или «Брн»!
Увы, так и случилось. Его вопли, в которых было предостаточно гласных, привлекли внимание ужасного злого бога, который до того скрывался в расщелине скалы.
Аеиоуэюя предстал перед Плаксой в своем самом уродливом обличье: лягушка с крыльями летучей мыши и хвостом скорпиона.
— А, ласка, вот ты и попался! — паря над охваченным ужасом Плаксой, воскликнул Аеиоуэюя. — Что ты готов отдать, чтобы выбраться из этого — согласись! — несколько затруднительного положения и вернуться в постель?
— Все! Все!
— И даже свою бессмертную душу?! — воскликнул злой бог. — Ты готов отдать мне ее?
Плакса был, конечно, трус… По крайней мере, кое-кто назвал бы его именно так. Однако вместе с трусом в нем всегда уживался ловкий делец. Сейчас эта черта взяла верх даже над страхом. Ему не хотелось оказаться обманутым. Он не мог допустить, что его могут одурачить. Плакса слышал истории о зверях, которые продавали души и получали за это гораздо больше, чем просто жизнь. Обычно продающий душу получал взамен несказанные богатства или огромную власть — троны, города, королевства. Душа — дорогостоящий товар, если уж на то пошло!
— Это мало, — сказал Плакса. — А что я получу в придачу?
Аеиорюя раскрыл рот от удивления:
— Что значит «в придачу»?
— Что еще, сверх того я получу за мою душу? Я бы предпочел королевство или что-нибудь в этом роде. Ты же, конечно, в состоянии предложить мне куда больше, чем просто жизнь.
— Уж не весь ли мир ты хочешь?
— Не откажусь.
— Ну и аппетит у тебя, — прорычал Аеиоуэюя. — А я всего лишь местное божество. В других частях света меня никто даже не знает. — Помолчав, он пробормотал: — И богатств в здешних местах тоже не так уж много. Только горы. Больше мне ничего не принадлежит.
— Так тебе нечего мне предложить, да?
Аеиоуэюя рассвирепел:
— Ты хочешь лишить меня самоуважения? Я в свое время властвовал над половиной гнусных созданий этого мира. Но потом эту власть у меня отняли время и другие боги, с более толстыми портфелями.
— Мне всегда казалось, что души очень дороги. Когда-то я смотрел пьесу под названием «Хауст», и вот там Мыбезтуфель…
— Ах, ни слова о нем, — зарычал Аеиоуэюя. — Если я еще раз услышу имя этого идиота с копытами и хвостом, я начну плеваться. Выслушай мое предложение в последний раз: твоя душа за твое спасение! Ничего другого я тебе предложить не могу. Принимай или отказывайся!
Солнце уже всходило, заливая скалы светом. Летающая лягушка с хвостом скорпиона в его лучах приобрела несколько нелепый вид. Это придало Плаксе смелости.
— Пожалуй, я повишу здесь до тех пор, пока меня не снимут мои друзья!
— Что ж, счастливо, — прошипел Аеиоуэюя. — А я подожду, когда ты упадешь, и тогда твоя душа достанется мне даром!
Он полетел вниз, а Плакса остался на уступе.
В течение следующего часа Плакса орал так громко, что в конце концов совершенно охрип. Безуспешно. Никто его не слышал. Пролетающие мимо птицы начали передразнивать Плаксу.
— Грязнуля, — с наслаждением крикнул пролетевший мимо канюк. — Грязнуля, Грязнуля, Грязнуля!
— Слушай, заткнись! — похрипел Плакса.
— Осторожней, — развернувшись в воздухе, предупредил канюк. — Вообще-то я питаюсь полевками, но провоцировать меня все же не стоит!
Плакса и не думал провоцировать его. В конце концов он решил попробовать подняться по скале. Нащупывая лапами щели, он подтягивался и медленно полз наверх. Он постоянно напоминал себе, что вниз смотреть нельзя. То когтями цепляясь за щель, то вонзая зубы в мох и вытягивая для равновесия хвост, мало-помалу он наконец добрался до балкона и ухватился за его край. Ему пришлось, перебирая лапами, подобраться к месту, где в балюстраде зияла брешь. Там он в последний раз подтянулся и наконец оказался на балконе.
— Ура! — громко и торжествующе заорал Плакса. — Я сам себя спас! И душу сохранил!
Он плакал горячими слезами победы. Затем он решил привести себя в порядок, поскольку на уступе он вымазался с головы до лап в какой-то смоле, а в шерсти его запутались прутья, листья и всякий мусор. Он начал было чиститься, но бросил это занятие, показавшееся ему тщетным, и отправился искать своих друзей, которые, как он думал, сейчас с ума сходят, заглядывая в каждый уголок и щель, чтобы найти его. О, с какой радостью они его увидят! Грязнуля бросится ему на шею и станет благодарить богов — добрых богов — за чудесное спасение друга. А Бриония тщательно осмотрит беднягу, не пострадал ли он. Ну а Нюх? Тот строгим голосом попросит его больше никогда так не пугать их.
Своих друзей он нашел у камина.
— Нет, вы только посмотрите на эти иероглифы! — воскликнул Нюх. — Как они изящны! Какое мастерство, какое искусство!
— Привет, — сказал Плакса.
Грязнуля повернулся:
— А, привет, Плаксик! Здорово, да? В Туманном ничего такого не увидишь.
Плакса лишился дара речи. Ай да друзья, они даже не хватились его! Он мог бы лежать на дне бездны с переломанными костями, а им и дела до того нет. Он хотел рассердиться, наброситься на них с упреками, назвать их бессердечными и неверными, но что-то остановило его.
Теперь у него есть тайна. Очень почтенная тайна. Ее надо хранить, а не выбалтывать под влиянием минутного порыва. Если он станет орать на друзей, заставит их испытать неловкость за то, что они не хватились его, то его подвиги — отказ задешево продать свою душу и героическое скалолазание — гроша медного не будут стоить. Разумеется, он понимал, что ему вообще не следовало торговаться со злым богом, но, вероятно, он бы все равно ни за что не продал ему душу. Даже если бы ему и предложили весь мир. В глазах друзей он должен остаться незапятнанным.
Поэтому он решил умолчать о происшествии. Это было очень, очень приятно. Особенно когда Грязнуля положил ему на плечо переднюю лапу и сказал:
— Эх, Плаксик, день-то какой хороший, а? Ты выходил из храма? Солнышко сияет. Идем, дружище, позавтракаем, а потом тронемся в путь.
— Кстати, Плакса, а где ты пропадал? — спросила его Бриония за завтраком. — И откуда у тебя в шерсти эти листья? — Она начала чистить его, но, как и сам Плакса, быстро сдалась.
— Ах, это!.. — воскликнул Плакса, но тут же вспомнил о своей тайне. — Да где-то нахватал, не знаю. Гулял по лесу.
— По какому лесу, старый враль? — вскричав Грязнуля. — Здесь нет леса, он же остался внизу, в километре отсюда. Ну и хитрец!
И все весело защелкали зубами.
Путешественников ждала большая беда; как раз во время спуска с перевала внезапно заболела Бриония. Все растерялись, не зная, как ей помочь.
— У подножия этих гор большая деревня, почти город. Звери там простые, но среди них есть аптекарь. Нужно посоветоваться с ним.
Нюх понимал, что больше они ничего не могут сделать.
— Сделаем носилки и понесем ее, — сказал он.
Они нашли длинные палки и из двух накидок соорудили носилки. Лежавшую без чувств Брионию осторожно подняли и положили на них. Первыми ее понесли Грязнуля с Нюхом. Это оказалось нелегко. Не то чтобы Бриония была слишком тяжелой, но горная тропа была извилистой и узкой. Носильщикам требовалось прилагать немало усилий, чтобы не оступиться. Когда первые двое устали, эстафету приняли Калабаш с Плаксой.
