Эндрю промолчал. Про себя он решил усиленно изучать японский с начала нового учебного года. Он сможет свободно говорить...
Мидори нарушила плавный ход его мыслей неожиданным вопросом:
— Андору-сан ва нихонго га декимасука?
Эндрю ухватился за слово «нихонго», догадался, о чем она спрашивает, и покачал головой.
— Йе, — ответил он.
— Сукоши?
— Он снова покачал головой.
— Вообще почти не умею.
— Давай скажи что-нибудь!
Эндрю понял, что Мидори поддразнивает его, и ему это понравилось. Когда она была серьёзной, то выглядела суровой, как настоящий воин, а когда улыбалась, то становилась очень хорошенькой. Этот контраст восхищал его.
— О’кей. Эндрю Хейфорд десу. Хаджимемашите.
— Дозо йорошики, — серьёзно ответила она. Мальчик порылся в памяти, стараясь придумать что-нибудь ещё, и наконец спросил:
— Доко-ни икимасука?
— Что ж, совсем неплохо, — сказала Мидори. — Но я лучше объясню тебе по-английски, иначе ты вряд ли поймёшь. Сколько времени ты учил японский?
— С начала этого учебного года.
Теперь японские слова всплывали в памяти Эндрю быстрее и увереннее. Он смотрел на деревья и знал, что это «ки». Парк, к которому они приближались, был «коеном» — но ни в одном языке не нашлось бы слов для описания того зрелища, которое открылось впереди.
Раскаты рок-музыки пятидесятых гремели из динамиков магнитол девяностых годов, расставленных на бордюрах тротуара. Под музыку извивалась целая группа двойников Элвиса Пресли — черные джинсы, галстуки-селёдки, голубые замшевые туфли. Дальше можно было рассмотреть другие группы фэнов — каждая в присущей ей, особенной форме. Самые разные музыкальные стили соперничали друг с другом, наполняя парк грохочущей какофонией.
— Ого! — воскликнул Эндрю. — Они что, совсем спятили?
За двойниками Элвиса Пресли собралась другая группа. Большинство её членов брили головы наголо. Некоторые носили монашеские балахоны, другие вырядились в традиционное японское платье. Двое или трое сделали себе старинные самурайские причёски, известные. Эндрю по историческим кинофильмам. Эта группа как бы выражала контраст, почти укор шумным последователям западных рок-звёзд. Над бритоголовыми реяли флаги и знамёна с эмблемой в виде широко раскрытого глаза с голубой слезинкой вместо зрачка.
— Кто они такие? — полюбопытствовал мальчик.
— Это новая секта, очень традиционная. Она называется «Чистый Разум».
Мидори больше ничего не добавила, но Эндрю заметил, что она скользнула оценивающим взглядом по лицам людей, а потом быстро отвернулась, словно боясь, что её узнают.
В центре дорожки стояла статуя. Эндрю уже собирался обойти её сбоку, как она неожиданно шевельнулась. Оказалось, что это вовсе не статуя, а живой человек, обнажённый, если не считать небольшой набедренной повязки, и выкрашенный серой краской. Живая статуя совершала лёгкие, почти незаметные движения, она была безразлична к морю людей, окружавших её. Её лицо казалось высеченным из камня.
Эндрю остановился посмотреть. Люди проходили мимо; некоторые ненадолго останавливались и с улыбкой качали головами. Одна маленькая фигурка привлекла внимание австралийца. Это была женщина, европейка или американка. Она стояла неподвижно, и Эндрю почувствовал, что она каким-то образом связана с живой статуей. Ему бросились в глаза её жёлто-соломенные волосы и бледное лицо. Худая, костлявая женщина носила черные мешковатые штаны и толстую стёганую куртку фасона, который пользовался особенной популярностью у японских подростков. В толпе, окружавшей её, ненадолго открылся просвет, и Эндрю увидел шляпу, лежавшую у её ног. Женщина охраняла деньги, которые бросали живой статуе. Она посмотрела на мальчика и улыбнулась ему.
Женщина напомнила ему Элейн Тейлор. Что-то в овале её лица и в манере держаться было ему знакомо... как и её открытая, бесстрашная улыбка. Затем толпа снова сомкнулась, и Эндрю потерял женщину из виду.
Он подумал об Элейн — они с Мидори говорили о ней в поезде, а теперь он увидел незнакомку, так сильно напоминавшую её. Поэтому, когда Эндрю в самом деле увидел Элейн на другой стороне дороги, ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это не сон. Ради всего святого, здесь же Япония, центр Токио! Конечно, он обознался. Элейн Тейлор осталась в Аделаиде. Это всего лишь очередная японка, покрасившая волосы в рыжий цвет, — сейчас она повернётся, и сходство исчезнет...
Но это была не японка. Элейн тоже заметила Эндрю и помахала ему рукой. Она выглядела немного удивлённой, но не такой ошарашенной, как он.
— Мидори. — Эндрю схватил девушку за руку и повернул её к себе. — Здесь творится какая-то чертовщина. Помнишь Элейн Тейлор — девушку, о которой мы недавно говорили? Ты сказала, что она одна из тех, кого нам нужно найти.
Мидори кивнула. Её тёмные глаза напряжённо вглядывались в его лицо.
— Она здесь, — продолжал Эндрю. — На другой стороне дороги. И Бен тоже с ней!
Теперь он уже не сомневался, что это не сон.
— Не надо так изумляться, — сказала Мидори. — Поэтому мы и должны были прийти сюда, разве ты не понимаешь?
— Кажется, я уже ничего не понимаю, — пробормотал Эндрю. Ему казалось, что весь мир вдруг перевернулся и происходит что-то невероятное.
— Мы собираемся вместе, — пояснила Мидори. — Мы находим друг друга. Вернее, что-то находит нас.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯЯпонцы, проходившие мимо, снисходительно улыбались при виде трёх взбудораженных австралийцев, случайно встретившихся в парке Хараюко. Каким бы невозможным это ни казалось, они нашли друг друга здесь, в центральном Токио. Удивлённым возгласам не было конца.
Затем появились Шез Кристи с Харуко.
Эндрю заметил, как сильно изменилась Мидори, когда она заговорила по-японски с подошедшей женщиной. Она как будто превратилась в другого человека — более сурового, строгого, дисциплинированного. Обменявшись традиционным поклоном с Харуко, она пожала руку Шез Кристи, которую сразу же восхитило её английское произношение.
Мидори вкратце повторила историю о двух годах учёбы в Америке, но не упомянула о своём отце.
— Харуко-сан танцовщица и руководитель Фестиваля молодёжных искусств, в котором мы будем участвовать, — объяснила Шез. — Она знакомит нас с достопримечательностями Токио.
Шез плавным жестом вскинула руку — её серебряные браслеты мелодично зазвенели.
— Я слышала об этом месте. Поразительное разнообразие стилей, правда?
Ей никто не ответил. Четверо подростков искоса поглядывали друг на друга и тут же отводили глаза. Они больше не смеялись и не болтали. Даже их взгляды изменились — стали жёсткими и неприветливыми.
— Давайте немного пройдёмся, — предложила Харуко Шез, решив, что их общество смущает ребят.
Они пошли вперёд, составляя странную пару: Шез была настолько выше своей подруги, что ей приходилось наклоняться, чтобы услышать, что говорит Харуко. Впрочем, в Харакжо любая странность приветствуется, поэтому они почти не привлекали к себе любопытных взглядов.
Остальные следовали за ними на некотором расстоянии.
— Не могу поверить, что вы тоже здесь, — обратился Эндрю к Бену и Элейн. — Это сверхъестественно!
— Мы едва не попадали со стульев, когда Марс сообщил нам, что ты уже в Японии, — заметила Элейн.
— Марс! Он тоже должен быть здесь! Чем он занимается?
— Сейчас, возможно, пытается украдкой залезть в чей-нибудь дом, чтобы попасть в Сеть, — ответил Бен. — Даррен не подпустит его к нашему компьютеру после того, что произошло!
— А что случилось?
— Компьютер вдруг начал работать в ускоренном режиме, а потом завис намертво.
— Странно!
— Все здесь как-то странно. — Бен поёжился, — Разве это не самое удивительное место, где мы могли бы встретиться?
— А вы кто? — Бен повернулся к Мидори. — У меня почему-то такое чувство, будто мы знакомы.
— Могу я рассказать им? — спросил Эндрю. Мидори кивнула, потянув его с тропинки к группе деревьев. Бен и Элейн пошли следом.
— Я боюсь, что нас могут заметить, — тихо сказала Мидори, оглядываясь по сторонам.
— Заметить? — недоуменно повторил Бен. — Здесь, пожалуй, пять миллионов человек народу. Как можно кого-то заметить?
— Я имею в виду, заметит кто-нибудь, кто знает меня или моего отца. Вы выделяетесь в толпе, и если они уже знают, кого нужно искать, то легко заметят вас.
— Я совсем запутался, — проворчал Бен. — Кому нужно искать нас?
— Тем же людям, которые ищут моего отца.
— А кто он такой?
До сих пор Элейн молчала. Она прислушивалась к Мидори и к своим ощущениям. Теперь она впервые заговорила:
— Вы дочь профессора Ито, не так ли?
