— Никаких «но»! — пропела она сладким голосом. — Ах вы, нехорошие, такие-сякие! Нельзя обижать друг дружку! Вот ведь драчуны! Разве это годится? А ведь мы придумали для вас, мои миленькие, кое-что очень хорошенькое. Если будете паиньками и послушными детками, то мы — мой прославленный племянник и я — разрешим вам присутствовать на нашем новогоднем празднике. Будет очень весело, правда ведь, Вельзевульчик, золотко мое? Очень, очень весело будет, верно я говорю?
— Несомненно, — с кривой ухмылкой подтвердил Бредовред. — Чудесный будет праздничек. Если вы, Мяуро и Якоб, будете вести себя хорошо.
— Ладно уж. Хоть и неохота. Но раз иначе нельзя, мы, так и быть, заключим мир, — сказал Якоб. — Ну что, принц, согласен? — И ткнул Мяуро крылом в бок. Котишка послушно кивнул, хоть и с довольно бестолковым видом.
Тем временем ведьма свернула в рулон свою половину пергамента, а волшебник достал из широкого рукава зеленого балахона свою половину свитка. С виду она была точь-в-точь такой же, как ведьмина.
— Во-первых, тетя Тираша, — сказал он, — мы должны поставить опыт. Проверим, действительно ли это две половины одного свитка, составляют ли они единое целое. Ты заклинание-то знаешь? И что надо делать, знаешь?
— Все знаю.
И колдун с ведьмой хором прочли заклинание:
Шестьдесят и шесть волшебных пентаграмм,
Тайну вашу страшную скорей откройте нам:
Соединимы ли две половины?
Станут ли части целым единым?
Колдовство древнейшее,
Злейшее, страшнейшее,
Грозной молнией сверкни,
Два конца соедини!
Ну-ка взяли, ну-ка разом, хоп!
При слове «хоп!» колдун и ведьма подбросили в воздух свои куски пергамента. Блеснула страшная яркая молния, рассыпались миллионы сверкающих звездочек, словно разорвалась ракета фейерверка. Но ни грома, ни другого шума не было.
Концы двух половинок пергамента точно чудовищной магнитной силой притянуло друг к другу — они соединились и срослись, как будто свиток никогда и не был разорван пополам. Ни шва, ни какой-то разделяющей линии не было видно.
Огромная пятиметровая пергаментная змея лениво колыхалась в воздухе под потолком лаборатории. Затем она плавно опустилась на пол.
Колдун и ведьма, довольные, кивнули друг другу. Потом Бредовред повернулся к ворону и коту.
— А теперь, — сказал он, — вам придется на некоторое время оставить нас здесь одних. Мы будем готовиться к встрече Нового года, и вы нам пока что не нужны.
Якоб все еще надеялся, что они с Мяуро как-нибудь сумеют помешать колдуну и ведьме до наступления Нового года приготовить волшебный пунш. Он начал просить и клянчить, чтобы ему и котишке позволили остаться. Он обещал, что будет сидеть очень тихо. Мяуро его поддержал.
— Ах вы, любопытные малыши! Ничего не выйдет! — ответила Тирания. — Вы будете отвлекать нас бесконечными «почему» да «зачем». И потом, мы же хотим сделать вам сюрприз!
Никакие уговоры не помогали, тогда ведьма просто схватила в охапку ворона, а колдун — кота. Они отнесли их в кошачью каморку.
— Можете пока немножко поспать, чтобы ночью не хотелось, — сказал Бредовред. — Иначе устанете и будете клевать носом, вместо того чтобы веселиться. Ты слышишь, котик?
— А то, поиграйте в клубок-мотокбол, так время и скоротаете, предложила Тирания. — Главное, будьте хорошими детками и не ссорьтесь больше. Когда все будет готово, мы вас позовем.
— А чтобы вы не подглядывали и не узнали заранее про сюрприз, мы вас запрем на ключ, — сказал Бредовред.
Он закрыл дверь и повернул в замке ключ. Вскоре шаги колдуна и ведьмы стихли вдалеке.
Якоб Карр взлетел на спинку старого плюшевого дивана, из подушек которого там и сям торчали пружины — Мяуро часто точил когти об этот диван.
— Так! — с горечью заговорил ворон. — Мы, значит, должны сидеть взаперти! Мы, два великих суперагента, оказались в дураках?
Мяуро прежде всего побежал к своей роскошной бархатной кроватке с пологом, но потом все же принял героическое решение — он не лег спать, несмотря на то что невероятно устал и расстроился. Ситуация была слишком серьезной: тут было не до мечтаний о мягких подушках.
— Что будем делать? — растерянно спросил он.
— Что делать? Хорошую мину будем делать, больше ничего не остается, прокаркал Якоб. — Все, крышка. Проворонили… Никак мы им не можем помешать. Я ведь всегда говорю: «С каждым днем нам становится хуже во всем…» И это правда — не даром так складно звучит. Ох, не кончится эта история добром…
— Почему ты все время это повторяешь? — недовольно спросил Мяуро.
— Такая у меня хилософия, — объяснил Якоб. — Всегда надо рассчитывать на самое худшее, но делать все, что можно, чтобы самого худшего не произошло.
— А что же мы можем сделать?
— Ничего.
Мяуро стоял перед низким столиком, на котором были расставлены блюдца со сметаной и другими вкусными вещами. Котишке стоило невероятных усилий не наброситься на еду, но он стойко выдержал искушение, потому что понимал: еда, приготовленная Бредовредом, это яд.
На некоторое время воцарилась тишина, слышен был лишь вой бури.
— Я хочу кое-что сказать тебе, котик, — заговорил наконец Якоб. — Я сыт по горло своей службой. Не хочу быть тайным агентом. Никто не вправе требовать, чтобы я продолжал эту деятельность. Хватит, с меня довольно. Это выше вороньих сил. Все кончено. Пусть обходятся без меня.
— Как, прямо сейчас? Нет, ты не можешь так поступить!
— Могу, могу. Я больше не желаю служить. Хочу снова быть простым бродягой. Я же перелетная птица! Ах, как хорошо было бы сидеть сейчас в теплом гнездышке с моей Рамоной…
Мяуро удивился:
— Рамона? Почему вдруг Района?
— Потому что она живет дальше всех остальных отсюда, — печально сказал Якоб, — а сейчас это устроило бы меня как нельзя лучше.
Через некоторое время Мяуро сказал:
— Знаешь, я тоже хотел бы сейчас странствовать где-нибудь в далеких краях, покорять сердца прекрасными песнями… Но если эти негодяи сегодня ночью погубят наш мир, то какая жизнь ждет тогда лирического певца? Да и будет ли вообще жизнь на Земле?
— Будет — не будет… — сердито закаркал Якоб. — Мы-то, мы что можем поделать? Птица и кот, паршивые, несчастные — что с нас возьмешь? Почему никто, кроме нас, даже не почешется — там, наверху, на небесах то есть? А главное, вот что хотелось бы знать: почему у злых всегда так много власти? И почему у добрых ну ничегошеньки нету, разве что резьматизма? Это несправедливо, ох как несправедливо, котик! Ну и хватит с меня. Решено — с этой минуты объявляю забастовку, вот!
Ворон спрятал голову под крыло, не желая ничего видеть и слышать.
На сей раз молчание длилось очень, очень долго, но в конце концов Якоб не выдержал выглянул из-под крыла и сказал:
— Между прочим, мог бы и возразить!
— Мне надо подумать, — ответил Мяуро. — Я хочу поразмыслить о том, что ты сказал. Со мной-то ведь все по-другому. Моя прабабушка Киса — а она была очень мудрая старая кошка — всегда говорила: если можешь чем-то восхищаться — восхищайся. А если не можешь — спи. Я хочу восхищаться и поэтому всегда стараюсь представить себе, что все кончится хорошо, и делаю все, чтобы так оно и было. Беда в том, что у меня нет столь богатого жизненного опыта и практической сметки, как у тебя. Иначе у меня давно уже родилась бы идея, и я что-нибудь придумал бы.
Ворон высунул голову из-под крыла, разинул клюв, потом захлопнул — он онемел от изумления. Ведь он только что неожиданно услышал выражение признания своих заслуг из уст прославленного артиста и отпрыска древнего рыцарского рода. За всю свою беспокойную жизнь на семи ветрах Якоб ни разу не слышал ничего подобного. Он откашлялся.
— Гм, гм. Да… Ясно по крайней мере одно: пока мы тут сидим, дело с места тоже не сдвинется. Нам надо отсюда выбраться. Вопрос в том, как. Дверь на замке. Тебе ничего не приходит в голову?
— Может, попробуем открыть окно? — Живо откликнулся Мяуро.
— Попробуй.
— А что дальше?
— Пустимся в странствия. Мне кажется, нам предстоит долгий путь.
— А куда?
— Искать помощи.
— Помощи? Ты думаешь, Высокий Совет…
— Нет. Обращаться в Высокий Совет поздно. Пока доберемся, да пока Совет решит, что делать, тут полночь как раз и настанет. Так что нет никакого резона идти в Совет.
— Кто же нам поможет?
Якоб задумчиво поскреб лапой в затылке.
— Кабы знать… Пожалуй, нас может спасти только какое-нибудь маленькое чудо. Если судьба смилостивится… Да только не стоит слишком полагаться на судьбу — мне ли этого не знать, при моем-то жизненном опыте. Но попытаться все-таки можно.
— Этого мало, — вздохнул Мяуро. — Это меня не вдохновляет.
Якоб уныло кивнул.
