– Что слышали? – Гален озабоченно вскочил и усадил девушку на стул.
Ютта принесла еще чашку и налила Ульрике чая из чайника на их столе.
– Несчастный случай? – Галена охватила тревога. – Дядя Райнер? Тетя Лизель? Что стряслось?
Мотая головой, Ульрика взяла чашку дрожащими руками.
– Приехал епископ из Ромы с письмом от архиепископа, – сказала она.
– По поводу? – Гален почувствовал, как в животе шевельнулся ужас.
– Говорят, королевская гувернантка ведьма. Ее уже арестовали! Архиепископ обвинил и принцесс тоже. В письме говорится, будто они с помощью колдовства убили всех этих иностранных принцев. Если они не сознаются, их отлучат от церкви. А если сознаются, то, наверное, будет еще хуже!
После этих слов все застыли в потрясенном молчании. Дамы за соседним столиком явно подслушивали. Одна из них приглушенно вскрикнула и уронила чашку. Новости распространились по другим столикам, и вскоре гомонила вся булочная.
– Более того, – продолжала Ульрика, перегибаясь через стол и в пику истеричкам-соседкам переходя на шепот, – на Вестфалин наложен интердикт.
Ютта задрожала, и муж обнял ее одной рукой, лицо его застыло от ужаса. Гален же так беспокоился за Розу, что едва расслышал.
– Интердикт? – переспросил он наконец, встряхнувшись. – Это же не…
– Именно что да, – выдохнула Ульрика. – Ни мессы. Ни свадеб, ни похорон, ни крестин. Ни для кого.
Ульрика с трудом отпила глоток чая, расплескав половину чашки себе на платье. Она промокнула атлас платком, явно думая о другом.
– Королевская гувернантка ведьма? – нахмурилась Ютта. – Она время от времени заходит сюда к нам на чай. И всегда казалась такой милой.
Гален покачал головой:
– Это уловка ради ублажения иностранных королей, призванная заставить принцесс сознаться в том, чего они не делали. По крайней мере, казнить особу королевской крови по обвинению в колдовстве нельзя. Или можно?
– Нет, но можно заставить короля отречься от престола, – покачала головой Ютта.
Ее муж посмотрел на Галена:
– Как ты думаешь, они виновны? Ты видел во дворце что-нибудь подозрительное?
Перед внутренним взором Галена встала Петуния, с визгом летящая по зеленому лабиринту. Только безумец заподозрил бы в ней ведьму. Или в нежной Фиалке и тихой, грациозной Лилии. «Мальва, конечно, хулиганка, – улыбнулся он про себя, – но и про нее такого не подумаешь.
А ее близняшка Маргаритка и преданная Примула уж точно никакие не ведьмы».
А Роза?
– Невозможно. – Он решительно поставил чашку. – Невозможно, чтобы кто-то из этих девочек… в смысле, принцесс… оказался ведьмой.
– Ну, – произнес муж Ютты, откидываясь на спинку стула, – что-то неладное все-таки происходит. – Это был крупный задумчивый человек с густыми светлыми волосами и добродушным лицом. – Принцессы не говорят, в чем дело, да? А потом приезжают принцы, пытаются выяснить и умирают ни за что ни про что.
Гален стиснул кулаки:
– Они не ведьмы.
Ютта вскинула брови, удивленная его враждебным тоном.
– Однако ты должен признать, что все эти смерти выглядят подозрительно. – Она понизила голос. – И ты, наверное, не застал слухов о королеве Мод.
– Каких слухов? – Ульрика с любопытством взглянула на Ютту. – Мы только знаем, что она очень любила свой сад. – Девушка наморщила носик. – Разумеется, это все исходит от отца, а он любит сад, наверное, больше, чем король и королева, вместе взятые.
– Что ж… – Ютта огляделась, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. – У короля с королевой очень-очень долго не было детей. Со временем они стали сильно горевать об этом: никогда не устраивали праздников, королева почти не покидала «при…», то есть сад. Затем однажды они закатили грандиозный бал и принялись рассказывать всем, мол, точно знают, что на следующий год Господь благословит их ребенком. Так и случилось – родилась принцесса Роза. А затем, после долгих лет бесплодия, королева одну за другой принесла двенадцать дочерей. Очень странно, тебе не кажется?
Гален призадумался. Вальтер тоже кое-что говорил о старой королеве. Не могла ли она прибегнуть к колдовству для получения двенадцати дочерей? Ютта права, очень странная история. Они немного посидели молча, потягивая остывший чай и кроша сладкие рулеты, к которым никто не чувствовал аппетита.
– Есть ли у них иной выбор? – высказался наконец Гален. – Король должен сознаться в колдовстве или быть отлученным от церкви? Но если он сознается, то разве его не накажут тем же отлучением? А как же гувернантка? Ее повесят? – Он взглянул на кузину.
Ульрика помотала головой и скривилась. Отец не поделился с ней подробностями, даже если знал их. Все понимали, что у короля Грегора и его двенадцати дочерей мало надежды.
– Я должен узнать больше. – Гален бросил салфетку и встал. Кивнув на прощание Ютте и ее мужу, он взял кузину за руку. – Тебе бы тоже лучше пойти домой. – Он хмуро оглядел охваченных паникой людей, перемещающихся по лавке беспокойными группками и сплетничающих. – На случай, если в городе начнутся беспорядки.
Их друзья тоже поднялись.
– Расскажешь нам, если выяснишь что-нибудь? – встревоженно взглянула на него Ютта.
Гален кивнул и вывел кузину на улицу. Признаки беспокойства читались повсюду. Люди кучками стояли прямо посреди мостовой и разговаривали, заставляя кареты объезжать их. Проходя мимо церквушки, юноша увидел, что она набита битком, даже двери не закрывались. Изнутри слышался голос священника, который торопливо произносил слова мессы, стараясь закончить последнюю службу, прежде чем интердикт вступит в силу.
Чуть дальше стражник приколачивал к верстовому столбу официальное заявление. Люди толпой бросились его читать, толкаясь и ругаясь, когда им наступали на ноги и дергали за шали. Рост Галена давал ему преимущество. Они с Ульрикой встали позади толпы, и он прочел ей вслух официальное сообщение об отлучении.
Все оказалось, как они и боялись: больше никаких служб, свадеб или крещений. Всех умерших надлежало хоронить в неосвященной земле, запрещалось исполнять прощальные обряды. Доверенный представитель архиепископа водворился в королевской резиденции, чтобы наставить Грегора и его дочерей на путь истинный.
– И все из-за каких-то туфель, – пробормотал Гален, когда они поспешили прочь.
– Что? – Чтобы не отстать от кузена, Ульрике приходилось бежать.
– Все это началось из-за того, что ночь за ночью их туфли оказывались протертыми до дыр. – Молодой человек перешел на легкий маршевый шаг и обхватил кузину за талию, помогая ей идти. – Если бы только кому-нибудь удалось выяснить, куда они ходят каждую ночь. – Он в отчаянии покачал головой. – Я пытался, но безуспешно.
Ульрика потрясенно взглянула на него:
– Ты пытался? Как?
Гален посмотрел на нее сверху вниз:
– У меня есть разрешение от короля бродить по садам ночью. Я уже несколько дней проникаю туда, но, насколько могу сказать, принцессы не покидают дворца. – Он откашлялся, чувствуя себя неловко. – Даже ловушки на них ставил.
– Ловушки? Какие ловушки?
– Вешал колокольчики на плющ на дворцовых стенах на случай, если они по нему слезают, рассыпал муку перед дверями и под окнами, чтобы они оставили следы. Они должны улетать с крыши, словно совы, чтобы выбраться из дворца ночью без моего ведома.
– Но подумай, сколько других людей пытались вызнать их тайну, – фыркнула Ульрика. – Пытались и погибли. Тебе следует вести себя осторожнее.
– Не волнуйся. У меня есть преимущество, – сказал Гален, когда они прибыли к порогу Орма.
– Какое? – Ульрика опять прижала руку к боку, запыхавшись.
Юноша улыбнулся и приложил палец к губам:
– Это секрет.
Родственники Галена явно решили, что он спятил, но отговорить его не могли. Он умылся и переоделся в лучший свой костюм. На самом деле это были рубашка и сюртук его покойного кузена Генриха, которые тетя Лизель подогнала по более стройной фигуре Галена, но все было совершенно новое и казалось юноше просто прекрасным. Короткие волосы еще не отросли и не нуждались в расческе, но он все равно их пригладил и начистил сапоги. Все это время тетя Лизель и Ульрика стояли в коридоре за дверьми его комнаты и умоляли одуматься.
Ульрика всхлипывала:
– Ты погибнешь!
Он открыл дверь, как раз когда тетя Лизель, ломая руки, собиралась сказать что-то в том же духе. Однако при виде его она умолкла.
– Ты такой красивый. – Она шмыгнула носом и смахнула пылинку у него с лацкана. – И цвет тебе идет. Генриху тоже идут… шли… темные цвета.
Темно-синий сюртук казался почти черным. Гален улыбнулся тетушке и поцеловал ее в щеку, а затем и Ульрику – для ровного счета. В кожаной сумке у него лежал подаренный старухой тускло-фиолетовый плащ. Он никому его не показывал, хотя у него возникало такое искушение – это развеяло бы тетушкины страхи. Но он достаточно слышал о магии и понимал, что не следует легкомысленно доверять посторонним ее тайны.
