— Ты как? — спросила она. — Тебя стошнило на пол. Я бросила туда старое полотенце, приберешь потом.
— Не нравится мне этот шкаф, — сказал Генри. Он лежал между кроватью и стеной со шкафами. Подняться он не решался. — Мне от него стало плохо. Я что, отключился?
— Ага. Но ты продолжал дышать, поэтому я не беспокоилась. Одно время у Анастасии до того перехватывало дыхание, что она падала в обморок.
— Ты закрыла тот шкаф?
— Да. Кстати, не думаю, что это было из-за шкафа. Он мне все еще нравится. Ты посмотри, что я нашла внутри. — Она показала ему ключ. Этот ключ был гораздо больше, чем тот, что Генри нашел в последний раз, и выглядел гораздо старше. Он был выполнен в виде скелета.
— Это может быть ключ от комнаты дедушки. У папы есть еще такие, и все они выглядят как этот. Я ждала, пока ты очнешься, чтобы пойти и попробовать открыть дедушкину дверь.
Генри приподнялся. У него в ногах лежало скомканное старое зеленое полотенце.
— Но откуда там было взяться ключу от дедушкиной комнаты? — спросил он. — Ведь эта стена была замазана ужасно давно. Ты уверена, что с тех пор, как не стало дедушки, прошло только два года?
— Ключей могло быть несколько. И кроме того, шкафы ведь волшебные. Если ты можешь увидеть в своей стене лицо почтальона, то не думаю, что ключ — такая уж невидаль.
— Не уверен, что ключ поможет. Кажется, там есть что-то, что не дает открыть эту дверь.
— Ну, так давай попробуем. — Генриетта встала, и Генри последовал ее примеру, гадая, станет ли ему опять плохо. Встав, он оглянулся на полотенце.
— Совсем небольшая лужица, и полотенце вроде как скрывает запах, — сказала Генриетта. — Идем.
Отодвинув кровать со своего пути, они направились к лестнице и спустились с чердака на площадку. Переступив через дыру в полу, окруженную разорванными и спутанными волокнами ковра, они остановились перед старой и теперь изуродованной дверью.
— Давай ты, — сказала Генриетта и протянула ключ.
— Ведь ты же его нашла, — возразил Генри.
— Да, но я хочу, чтобы воспользовался им ты.
— Почему?
— Не знаю, — ответила она. — Просто мне кажется, что это должен сделать ты.
Генри взял ключ. Он нащупал некогда прикрытое медной накладкой отверстие в древесине, вставил ключ и повернул его. Он зацепился за что-то внутри, и замок щелкнул. Генри отступил назад.
— Ручки нет, — сказал он.
— Толкни.
Генри дотронулся до искромсанной поверхности двери и толкнул. Не издав ни единого звука, дверь распахнулась настежь.
— О боже, — произнесла Генриетта, и оба уставились внутрь.
Большая кровать была аккуратно застелена, на тумбочке тикали часы, а рядом с ними переплетом вверх лежала раскрытая книга, как будто кто-то оставил ее так, чтобы не забыть, где закончил читать. Там же стояла чистая стеклянная ваза со свежими цветами. Одно из окон было открыто, и занавеска развевалась на ветру.
— Они искусственные? — спросила Генриетта.
— Кто?
Она показала пальцем:
— Цветы. В вазе около кровати.
— Не похоже. В вазе есть вода. — Генри шагнул в комнату.
— Не ходи туда, — произнесла Генриетта.
— Почему?
— Там не должно быть цветов. Дедушка умер два года назад, и дверь все это время была закрыта. Там не может быть цветов. И посмотри — окно открыто, а этого тоже не может быть. Оно всегда заперто снаружи.
Генри огляделся.
— На цветах какие-то коричневые пятна.
— Но они не сухие. И почему нет пыли? — Генриетта просунулась в дверной проем, нервно теребя собранные в хвост волосы. — Дедушка, — позвала она, — ты здесь? — И отступила обратно на площадку.
— Думаю, нам стоит зайти, — сказал Генри.
Генриетта не ответила. Генри переступил через порог и осмотрелся.
— Ну что? — спросила Генриетта.
— Его здесь нет, — ответил Генри. — Только горы книг.
— Посмотри за дверью, — отозвалась Генриетта. Она кусала ноготь.
Генри посмотрел и обнаружил там висящий на гвоздике пурпурный халат. Он замер, всматриваясь в него.
— Что там? — спросила Генриетта. — Что за дверью?
— Я видел… — начал Генри, но в его сознании словно выросла стена. Халат был просто пурпурным. И грязным, и длинным. В раздражении Генри вытянул руку и схватил ткань халата. Он словно бросился с размаху на возникшую в его голове стену.
Генриетта зашла в комнату и посмотрела на него обеспокоенным взглядом.
— Генри, что с тобой? — спросила она.
Генри отпустил халат и облизал губы.
— Дедушка был низкого роста? — спросил он. — Мне приснилось… кажется… кто-то в его пурпурном халате. Невысокий старик. Он выходил из ванной.
— Дедушка был высоким. Очень высоким. Ты что, кого-то видел в ванной?
— Не знаю, — ответил Генри. — Может, и нет. Но эта картина осталась у меня в голове. Не знаю почему.
Генриетта подошла к кровати, посмотрела в окно, затем обхватила себя руками и вздрогнула.
— Все это совсем сбивает меня с толку.
Генри взял с тумбочки книгу и перевернул ее текстом к себе.
— Это дневник.
Генриетта посмотрела на него.
— Дедушкин?
— Он исписан до конца. Такое впечатление, что он его просто перечитывал.
— Вряд ли. Папа говорит, что читал ему книгу о какой-то давней войне, когда он умер. Наверное, кто-то другой читает этот дневник.
— Кто же? — спросил Генри.
Генриетта смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— А кого ты мог видеть в ванной? Я ничего не знаю. — Она снова вздрогнула и потерла руки.
Генри оглянулся на пурпурный халат, на дверь, а затем принялся читать дневник.
— Генриетта, — позвал он. — Тут говорится о шкафах.
— Что? — Она заглянула в дневник через его плечо. На правой странице разворота был рисунок. Чернила поблекли, но не было никаких сомнений в том, что было изображено. Это была стена со шкафами из комнаты Генри. Все дверки, кроме одной, были помечены цифрами, и к каждой прилагалось описание: страница слева была исписана в две колонки, пронумерованные от 1 до 98.
— Но почему их только девяносто восемь? — спросила Генриетта. — Мне казалось, мы насчитали девяносто девять.
Генри оторвался от дневника и покусал губы.
— Кажется, дверь с замками-компасами не пронумерована.
Генриетта наклонилась поближе.
— А что там говорится про эти двери? Есть что-нибудь о том, как в них войти?
— Не думаю, — ответил Генри.
— Но что там написано?
— Например, о какой? Их там девяносто восемь.
— Ну, например, про почтовый ящик.
Генри пробежался глазами по схеме и обнаружил небольшой прямоугольник примерно в том месте, где, как он помнил, должна находиться дверца почтового ящика. Она была помечена числом 77. Затем он пробежался по списку с описаниями и нашел нужное. Рядом с номером были через дробь написаны три слова.
— «Почта/Бизантамум/Когда?» — прочитал он.
— Не понимаю, что это значит, — сказала Генриетта. — А ты?
— Ну «почта», очевидно, обозначает почту. Бизантамум — это место. Это было в одном из писем. — Он взглянул на Генриетту. — Я оставил письма на кровати.
— Я их принесу, — ответила она и выскочила из комнаты. Продолжая рассматривать схему, Генри слышал, как Генриетта шумно взбегает по лестнице.
Вскоре она снова показалась в дверях, тяжело дыша и держа в руке письма.
— То бредовое письмо адресовано владыке семьдесят седьмого ящика, — сказала она. — Прочитай, что там написано про черный.
Но вместо этого Генри посмотрел на дверь, что была над почтовым ящиком. Та, из которой шел дождь, промочивший ему постель. Ее номер был 56. Описание под номером 56 гласило: «Содружество/Бадонский Холм/Тот же». Генри протянул руку, и Генриетта сунула ему письма. В самом верху напечатанного на машинке письма было указано, что оно было доставлено с «Островного Холма Бадонского Ордена». Генри вздрогнул. Должно быть, пока он спал, кто-то с другой стороны бросил это письмо ему на кровать.
— Так что там про черный шкафчик? — не отставала Генриетта. Генри нашел его в нижнем ряду. Или ему показалось, что нашел. Он не помнил, каким точно по счету от края он был. Затем Генри нашел описание под номером 8.
— «Эндор», — произнес он. — Это все, что тут про него есть. Звучит не слишком приятно.
— Оно и не должно звучать приятно, — возразила Генриетта. — Просто увлекательно. Как думаешь, что бы это могло значить?
— Наверное, это место. Бадонский Холм — место. Это там, откуда в комнату попали червяки, и дождь, и второе письмо. Значит, и Эндор — тоже место. Видимо, по другую сторону шкафов находятся разные места.
— Как ты думаешь, мы сможем в них попасть?
— Нет.
— Почему?
— Мы слишком большие.
Генриетта поразмыслила над этим и сказала:
