— Ну вот, какая жалость, — сказал Тлен, стукнув шахтера по ноге, чтобы удостовериться, что страх действительно убил его. — Мне казалось, он продержится дольше.
Он снова что-то произнес на древнем языке, и кошмары, теперь сытые и ленивые, отвалились от жертвы и поползли обратно к Тлену. Живорез ничего не мог с собой поделать — он отошел на пару шагов, чтобы кошмары не приняли его за очередной источник пищи.
— Иди же, — сказал ему Тлен. — Тебе есть чем заняться. Найди мне Кэнди Квокенбуш.
— Будет сделано, — ответил Живорез, и ни на секунду не оборачиваясь, поспешил прочь из этой комнаты ужасов, вниз по ступеням Двенадцатой Башни.
Часть первая
Уроды, глупцы и беглецы
Ничто
После битвы, длившейся много веков,
Дьявол победил
И сказал Богу
(своему Создателю):
— Господь,
Мы станем свидетелями исчезновения Творения
От моей руки.
Я бы не хотел, чтобы ты
Счел меня жестоким,
Поэтому возьми три вещи
Из этого мира, прежде чем я его уничтожу.
Только три вещи, а все остальное
Исчезнет.
Бог недолго думал,
А потом ответил:
— Нет, я ничего не возьму.
Дьявол удивился.
— Даже себя, Господь? — спросил он.
И Бог произнес:
— Даже себя.
Из Воспоминаний о Конце Света
Автор неизвестен
(любимое стихотворение Кристофера Тлена)
1. Портрет девочки и тылкрыса
— Давай сфотографируемся, — сказала Кэнди Шалопуто. Они шли по улице Тацмагора на острове Смех-До-Упаду, где было Девять Утра. Рынок Тацмагора уже вовсю работал, и среди этой торговой суеты фотограф по имени Гуумат разбил свою импровизированную студию. На паре шестов он повесил грубо размалеванный экран и установил перед ним камеру, массивный прибор на блестящей деревянной треноге. Его помощник, мальчик с такими же, как у отца, пижонскими волосами и полосатой сине-черной кожей держал доску, к которой крепились примеры фотографий Гуумата Старшего.
— Хочешь, чтобы тебя сфотографировал великий Гуумат? — спросил юноша у Шалопуто. — Он сделает так, что ты будешь отлично выглядеть.
Шалопуто ухмыльнулся:
— И сколько?
— Два патерзема, — сказал отец, мягко отстраняя своего отпрыска, чтобы поговорить с клиентами.
— С нас обоих? — спросила Кэнди.
— Одна фотография, одна цена. Два патерзема.
— Нам это по карману, — сказала Кэнди Шалопуто.
— Может, вы желаете костюмы? Шляпы? — спросил Гуумат, оглядывая их с ног до головы. — Бесплатно.
— Это вежливый намек на то, что мы выглядим, как бродяги, — произнес Шалопуто.
— Мы и есть бродяги, — ответила Кэнди.
Услышав это, Гуумат взглянул на них с подозрением.
— Вы можете заплатить? — спросил он.
— Да, разумеется. — Сунув руку в карман ярких пятнистых брюк, прихваченных плетеным пояском из тростинок биффеля, Кэнди вытащила несколько монет. Покопавшись, она протянула Гуумату два патерзема.
— Отлично! Отлично! — воскликнул он. — Джамджам! Дай юной леди зеркало. Сколько тебе лет?
— Почти шестнадцать, а что?
— Тебе надо носить что-нибудь более женственное. У нас есть очень милые вещицы. Как я уже говорил, бесплатно.
— Нет, спасибо, мне и так хорошо. Я хочу запомнить этот день таким, каким он был на самом деле, — она улыбнулась Шалопуто. — Два путешественника в Тацмагоре, уставшие, но счастливые.
— Получите, что хотите, — ответил Гуумат.
Джамджам протянул ей маленькое зеркало, и Кэнди изучила свое отражение. Конечно, выглядела она не слишком. Пару недель назад ей пришлось очень коротко подстричься, чтобы спрятаться от Живореза среди монахов на Утехе Плоти, но стрижку делали впопыхах, и сейчас ее волосы торчали под самыми разными углами.
— Выглядишь отлично, — сказал Шалопуто.
— Ты тоже. На, посмотрись.
Она дала ему зеркало. Если бы лицо Шалопуто с его темно-оранжевой кожей и веерообразными выростами по бокам увидели друзья Кэнди в Цыптауне, они бы сказали, что оно годится только для Хеллоуина. Но во время путешествия по островам Кэнди полюбила душу, скрывающуюся в этом теле, чувствительную и отважную.
Гуумат поставил их перед камерой.
— Вы должны стоять очень спокойно, — сказал он им. — Если шевельнетесь, снимок будет смазан. Пойду готовить камеру. Через пару минут начнем.
— Почему тебе вдруг захотелось сфотографироваться? — спросил Шалопуто краем рта.
— Просто захотелось. Так я ничего не забуду.
— А то ты собираешься забыть! — сказал Шалопуто.
— Пожалуйста, стойте спокойно, — проговорил Гуумат. — Мне надо навести на резкость.
Кэнди и Шалопуто несколько секунд молчали.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— Об Изиле.
— Да. Это уж мы точно не забудем.
— Особенно ее…
— Принцессу Вздох.
Они замолчали без указок Гуумата, вспомнив свою краткую встречу с богиней Полуденного острова Изиль. Кэнди увидела ее первой: бледная, красивая женщина в красном и оранжевом стояла, озаренная теплым светом, и выдыхала живое создание, пурпурного кальмара. Считалось, что именно так возникла большая часть видов Абарата. Их выдохнула Животворительница, которая затем позволила мягкому ветру, веявшему среди деревьев и лоз Изиля, завладеть новорожденным и унести его к морю.
— Это самое удивительное…
— Я готов! — объявил Гуумат, нырнув под черную ткань. — На счет три снимаем. Раз! Два! Три! Стоять! Не двигаться! Не двигаться! Еще семь секунд! — Он поднял голову над тканью и взглянул на секундомер. — Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Все! — Гуумат защелкнул пластину, прервав экспозицию. — Снимок готов! Теперь нам надо подождать несколько минут, пока я его приготовлю.
— Нет проблем, — сказала Кэнди.
— Ты идешь к парому? — спросил Джамджам у Кэнди.
— Да, — ответила она.
— Такое впечатление, что ты все время в пути.
— Так оно и есть, — ответил Шалопуто. — Мы за последние недели много чего повидали.
— Везет. Я никогда не покидал Смех-До-Упаду. Мне бы хотелось попутешествовать.
Спустя минуту появился отец Джамджама, держа в руке все еще влажную фотографию.
— Хотите симпатичную рамку, недорого?
— Нет, спасибо, — ответила Кэнди. — Нам и так нравится.
Они с Шалопуто взглянули на снимок. Цвета не слишком соответствовали реальности, но Гуумат сфотографировал их в тот момент, когда они казались парой счастливых туристов в ярко расцвеченных мятых одеждах, поэтому оба были вполне довольны.
С фотографией в руках они направились вниз по крутому склону, к парому и гавани.
— Знаешь, о чем я думаю? — сказала Кэнди, когда они пробирались сквозь толпу.
— Не-а
— После встречи с Принцессой Вздох мне захотелось больше узнать. Научиться магии.
— Нет, Кэнди.
— Да ладно, Шалопуто! Научи меня. Ты ведь все знаешь о колдовстве!
— Я знаю очень, очень мало.
— Гораздо больше, чем мало. Однажды ты сказал, что пока Захолуст спал, ты постоянно изучал его гримуары и трактаты.
Тема волшебника Захолуста нечасто возникала в их разговорах: для Шалопуто воспоминания о нем были слишком болезненны. Ребенком его продал в рабство собственный отец, и жизнь с Захолустом являлась бесконечной чередой избиений и унижений. Лишь появление Кэнди дало ему возможность, наконец, сбежать.
— Магия может быть опасна, — сказал Шалопуто. — В ней есть свои законы и правила. Предположим, я научу тебя чему-нибудь плохому, и мы начнем распутывать ткань времени и пространства. Не смейся! Это возможно! В одной из книг Захолуста я читал, что магия была началом мира. И она вполне может стать его концом.
Кэнди выглядела недовольной.
— Не обижайся, — проговорил Шалопуто. — У меня просто нет права учить тебя тому, чего я сам не понимаю.
Кэнди некоторое время шла молча.
— Ладно, — сказала она, наконец.
Шалопуто покосился на Кэнди.
— Мы все еще друзья? — спросил он. Она посмотрела на него и улыбнулась.
— Разумеется, — ответила она. — И всегда ими будем.
2. На что можно посмотреть
После этого разговора они больше не касались темы магии. Они отправились по островам, используя в качестве основного источника информации хорошо зарекомендовавший себя путеводитель, Альменак Клеппа. Периодически они чувствовали присутствие Крест-Накреста; тогда они прекращали свои исследования и двигались дальше. Через десять дней после того, как они покинули Тацмагор, странствия привели их на Шлем Орландо. Фактически это была голая скала с построенным на вершине сумасшедшим домом. Дом покинули много лет назад, но его внутреннее убранство несло на себе безошибочные признаки безумия бывших обитателей. Белые стены покрывали странные каракули, то и дело превращаясь в узнаваемые образы — ящерицы, птицы, — а потом снова рассыпаясь простыми линиями.
