Немедленно после этого весь Купип был вооружен сачками, банками, губчатыми мореходными туфлями. Вот почему, когда мама и Койкин, плывя на тяжело нагруженной надувной лодке, добрались наконец до места стоянки дирижабля, все члены достославного ученого общества, во главе с его председателем, засучили штаны и брызгались выше голов теплой водою. Это они с наслаждением занимались научно-исследовательской работой по коллекционированию фауны внутренних лагун атоллов.
Мама правила лодкой свободно и уверенно. Легкое судно, скользя по тихой влаге, подплыло к самым ногам Бабера.
— Профессор! — возбужденно кричала уже издали мама. — Не понима-а-ю! Так-таки ничего я все-таки и не пойму! Объясните мне: как он выныривает? Всякий раз выныривает! Кто? Да он, Койкин! Кинется в воду и — вынырнет! Почему он тонет — это я понимаю: еще бы, вон кислородный баллон какой тяжелый! Ну, пусть в нем пятьдесят кило, пусть сто; все равно — груз. Понятно, что тонет. А почему выныривает? Что ж баллон над водой легче делается, что ли?
Капитан Койкин ударил себя ладонью по затылку.
— Тьфу, мама, недопустимое ты созданье! — возмущенно закричал он. — Да ведь я тебе сто раз говорил: я газом из баллона наполняю свой высотный скафандр…
— Ну и что же? Ну и что же? — не сдавалась мама. — Что же, что скафандр? Все равно ведь газ тот же самый? Больше-то его не стало? Почему же ты всплываешь? Ты мне прямо скажи, почему? По какому правилу? Кто тебе позволил? Ты мне объясни, объясни!
Койкин отчаянно закрутил носом и безнадежно махнул рукой. Но Бабер хитро раздернул в обе стороны свою вымокшую в соленой воде, покрытую водорослями и рыбьей чешуей бороду.
— Достопочтенные члены Купипа… — задумчиво сказал он. — Да! Глубокоуважаемые купипские ребята. А в самом деле, почему он всплывает? По какому правилу? По какому закону? А ну-ка? Объясните-ка маме… Ну!..
На минуту воцарилось молчание. Потом вдруг Лева вытаращил глаза, надул щеки и чуть не выскочил из воды.
— Да по закону же Архимеда! — выпалил он.
— Милая, милая мамуся! — подхватила сейчас, же Люся Тузова. — Ну, конечно же, по закону Архимеда. Разве ты не учила?
— По закону Архимеда, досточтимая товарищ мама! — подтвердил и Бабер. — Они совершенно правы. Это превосходный закон. Великолепный, замечательный закон. Сливки отстаиваются на молоке — закон Архимеда. Летит стратостат — закон Архимеда. Устрицын сел в ванну — закон Архимеда. Чтобы тело всплыло, — говорит между прочим этот закон, — достаточно иногда, чтобы вес его остался тем же самым, а объем вдруг увеличился. Допустим, вы бросили в воду этот баллон. Бросили, а к нему привязали резиновую трубку и пустой резиновый шарик. Сложенный шарик, смятый вроде прыгунчика. Эта система тел, конечно, потонет. Вес велик, объем мал. Теперь, допустим, — под водой открылся кран. Шар надулся. Объем? Резко возрос! Вес? Остался тем же. Что произойдет? Шар всплывет и вытащит баллон. Система тел всплывает. Понятно? Так, по-вашему?
Мама не успела ответить. Капитан Койкин вдруг впал в неожиданный восторг. Он схватил Устрицына за руку, Люсю за другую и ринулся с ними в воду.
— О-го-го! Мама! Дорогу! — ревел он. — Смотри! Вот бежит система тел. Будет купаться! Раз, два! Ныряй, система! Ого-го! Выныривай! Закон Архимеда, милая! Закон! Отдай Баберу этих жемчужных черепах. Го-го! Эй, вы, система! К берегу вали, к берегу!.. Уф-ф!
Вечером на острове Мамы в Архипелаге Устрицына состоялась торжественная встреча Нового года. Мама, конечно, терзалась, потому что ребята с полным правом не ложились спать до 12 часов. Но все же в полночь все члены Купипа расселись вокруг костра, довольные и радостные. Звезды светили, как и вчера; в темном воздухе вокруг, то зажигаясь, то потухая, носились красивыми голубоватыми огненными дугами какие-то насекомые, вроде огромных летучих светляков, а поодаль, в клетках, копошились во сне великолепные пестрые птицы, пойманные экипажем дирижабля.
Когда все новогодние угощения были выпиты и съедены, мама расчувствовалась.
— Эх, профессор, профессор! — сказала она, глядя на ясное звездное небо. — А много, все-таки, у нас в науке недостатков. Не все еще усовершенствовано!
— А именно, дорогая мама, а именно? — благодушно осведомился сквозь дым костра Бабер.
— Ну как же? Все-таки… — размышляла мама. — Вот мы тут сидим, Новый год встретили… Койкин вон сколько раковин нанырял. Как бы интересно было: взять да и позвонить домой, в Ленинград. Сказать: дорогие ленинградцы, с Новым годом! Что бы они ответили? Наверное, удивились бы?
— Что бы они ответили, дорогая мама? — также задумчиво произнес Бабер. — Я это знаю. Они сказали бы: в Купипе сошли с ума! Что вы, мама, что вы? Кто же это поздравляет с Новым годом в два часа дня тридцать первого декабря?
— В два часа! Тридцать первого! — Мама не сразу сообразила, в чем дело. — Батюшки мои! Да почему же? Да неужели там сейчас… А я-то думала — они там тоже сидят за столами, слушают радиосигналы. Два долгих, один короткий…
— Отнюдь, дорогая мама, отнюдь! — настойчиво возразил профессор. — Там сейчас два часа дни. Четырнадцать часов. Точно. Пресизман! Когда здесь полночь, там ровно два часа. Предыдущего дня, мама! Но, впрочем, оставим сейчас эти научные вопросы. У нас тут — самая настоящая новогодняя полночь. Прекрасная вещь — полночь тридцать первого декабря, мама. Не так ли?
Однако в этот миг маме вспомнились ее многочисленные тревоги.
— Хорошая-то она вещь, хорошая, — уклончиво отвечала она, — однако ребята вон не спят и не спят. Разве это дело? Ну, да уж ладно, только 31-го числа, только раз в году…
— А если бы два раза Новый год?… — пискнула было Люся, но Бабер тотчас перебил ее:
— Вы правы, почтеннейшая мама, вы совершенно правы. Это допустимо лишь 31 декабря. Только 31 декабря, конечно. Но зато каждое 31 декабря?.. Без отмены? Имеют право сидеть до 12 ночи. Ложиться в полночь. Вы согласны?
— Да что уж, профессор, пускай уж, так и быть. Ведь новые-то года не каждый день бывают…
— Конечно, конечно, дорогая мама. Само собой. Помилуйте, это немыслимо, каждый день, — согласился Бабер. — Кстати, товарищ командир дирижабля «Купип-01», как вы решили с дальнейшим? Остаемся здесь? Перелетаем туда?
Высокая фигура командира сейчас же легко поднялась в багровом свете костра на ноги.
— По данным разведки, товарищ председатель Купипа, — почтительно сказал он, — я считал бы полезным перелететь на восточное побережье острова Бабера. Там, повидимому, имеется бухта, очень благоприятная для стоянки. Вперед мы вышлем человека на шлюпке. Завтра к вечеру будем там…
Он смолк, а профессор вдруг очень хитроумно подмигнул Леве, Устрицыну и Люсе.
— Ну что же? — сказал он. — Отлично! Да, да, да, дорогая мама. Отлично. Бьен. Бэне. Гут. Так вы говорите — сидеть до полуночи ребятам полагается 31 декабря? Вы правы, мама. Это отличное правило. Будем его строго соблюдать.
* * *
Следующий день, первый день нового 1938 года, прошел быстро и незаметно за сборами к перелету на соседний остров. Великий позор постиг в этот день только злосчастного капитана. Профессор, пожимая плечами, самолично проследовал вместе с ним к тому месту, где бравый моряк, по его словам, видел многочисленных ондатр, и вернулся слегка возбужденный.
— Это непостижимо! Это возмутительно! — негодовал он. — Это же — ящерицы, любезнейший капитан. Обыкновенные ящерицы. Не более и не менее.
Никаких ондатр на острове Мамы не было. Не было на нем и радия. Капитан очень огорчился и до отлета так и не вылез из воды.
Ровно в 4 часа «Купип-01», рокоча одним пущенным в ход мотором, взлетел над пляжем, а 17 минут спустя его гайдроп уже был прочно привязан к толстому стволу дерева на берегу вулканического острова Бабера, в виду пика Хитроумия, коническая вершина которого высилась над темной зеленью тропического леса.
До вечера все шло спокойно. День выдался особенно жаркий. Солнце казалось затянутым легкой дымкой. Море блестело подобно расплавленному и остывающему металлу. Ветер стих.
К сумеркам мама приготовила в палатках все, что было нужно для ночлега. Но Устрицын, к которому она обратилась со своим суровым: «Устрицын, детка!.. 9 часов!» — этот самый Устрицын вдруг проявил совершенно неожиданную строптивость.
— Ну и что же, что девять? — небрежно ответил он, продолжая сидеть на корточках над ползущим по песку крабом. — Ты сама же нам сказала: под Новый год будем ложиться в 12 часов, а не в какие-то несчастные девять…
— Не в Новый год, а накануне Нового… — как порох вспыхнула мама. — И вообще, Устрицын, раз я говорю — спать, значит…
— Ну что ты мне чепуху несешь! — не на шутку рассердилась мама. — Терпеть не могу глупых шуток. Вчера было 31-е. Вчера мы и Новый год оправляли. Что ты, забыл, что ли?
