Не знаю, что тогда случилось, скорее всего, Жук прикусил язык – на губах у него проступила красная пена. А может, это пятна стали рвать его изнутри…
Жук согнулся пополам и стоял так, наверное, с минуту. Потом он выпрямился и продолжил как ни в чем не бывало:
– Первые существа спаслись под землей. Но яд все равно уже отравил Их. Они умирали, медленно умирали, по одному. А потом, через много тысяч лет, или даже через много миллионов лет, появились первые люди.
Жук сделал паузу и посмотрел мне прямо в глаза.
– Первые люди были Их пищей, – сказал он.
Жук сидел на мосту и рассказывал. Я его слушала. Читала по губам.
– Они выходили по ночам и заманивали своими песнями людей в пещеры. И люди боялись Их и по ночам сидели вокруг костров и заводили ручных волков, чтобы те предупреждали об опасности. Ненавижу ваших волков!
Жук стукнул кулаком по перилам.
– Но древних существ становилось все меньше и меньше, и люди отвыкли от Них. Они стали считать Их демонами. И придумали средства, чтобы бороться с Ними. И люди убили почти всех. Последние оставшиеся вынуждены были уйти в самые глубины земли и ждать там.
Жук снова плюнул вниз. Я подумала, что вот лишь эта привычка осталась от того Жука. Забавно: самое устойчивое, что было в Жуке, – это привычка плевать с высоты. Плевать с высоты в первобытное чернеющее море.
Жук продолжал рассказ:
– Последние теперь очень редко выходили на поверхность, только когда Им очень сильно хотелось есть. Или когда хотели есть Их слуги. Или когда надо было принести жертву на алтаре… И Они не утратили искусство заманивать людей и других тварей и пользовались им. Теперь пользоваться своим искусством Им было даже проще, чем раньше, потому что люди перестали в Них верить. Древние существа могли наслать какой угодно фантом, могли свести человека с ума. И это было очень легко сделать, потому что люди в Них теперь не верили. В Них верили лишь старики и дети. А когда кто-нибудь пропадал без вести, всегда считали, что человек или утонул, или уехал куда-нибудь. А это Они. Они живут под вашими городами, под заводами, под реками. Они прокапывают туннели вверх и ждут, ждут.
Жук никогда не говорил так много, долго и складно. Жук никогда так не говорил. Потому что это был не Жук.
– Они ненавидят людей, захвативших Их землю. Сейчас Их совсем мало, и Они почти все время спят. Но иногда Они просыпаются. Они просыпаются, просыпаются в те дни, когда ядро земли начинает волноваться и приближаться к поверхности. В дни, когда лунатики выходят на свои прогулки, когда живым тварям не спится, когда живые твари чувствуют тоску и печаль, когда луна становится кровавой и большой! Сегодня такой день.
Он посмотрел мне в глаза.
– Иногда мы просыпаемся, Валя, – сказал Крысолов.
Я вздрогнула.
– Если встать лицом к востоку, то ты увидишь, как постепенно, минута за минутой вода начинает краснеть и наливаться силой…
Он еще что-то рассказывал про это море и про храм, существующий под городом в самой глубине, про пятна, но я не слушала, я боялась, что его рассказы взорвут мне голову. Я боялась, что умру от страха или не вытерплю и прыгну туда, в эту реку. Хотя я и боюсь высоты.
– Черные камни выстраиваются в круг, и жертва сама восходит на древний алтарь… Когда-нибудь придет день, и Они вернутся. Потому что Они умеют ждать.
Я зажмурилась, и Жук замолчал.
– У нас, кстати, леска имеется. – Улыбнулся он, когда я снова открыла глаза. – Можем рыбу половить… Есть-то хочется.
Я заметила, что Жук даже как-то изменился, он похудел, щеки впали, а глаза блестели неожиданным блеском.
Видимо, в этот раз я не смогла справиться с лицом. Жук посмотрел на меня с подозрением, а потом сказал:
– Не хочешь – как хочешь. Пойдем дальше. Я думаю, недалеко уже осталось. Зря не хочешь рыбку половить. Зря.
Он легко вскочил и пересек мостик. Я еще раз посмотрела вниз. Мне показалось, что внизу переливается какая-то колдовская дымка. Впрочем, может, это был просто обычный туман, не знаю.
– Тот, кто увидел берега этого моря, уже не возвращается, – сказал Жук и направился дальше, в коридор. – Тот, кто взошел на алтарь…
Если бы у меня была сейчас граната, то я бы не выдержала и наверняка бы взорвала к черту этот мостик, чтобы не быть с этой тварью на одном берегу. Он будто подслушал мои мысли, обернулся и поманил меня пальцем. И я послушно пошагала за ним.
Не знаю, чем бы все это кончилось. Но Жука вдруг снова качнуло, повело в сторону, и он снова упал и застонал. Я осторожно подошла поближе. Жук смотрел в потолок.
– Валя, – сказал он, – зачем ты меня обманула?
– Я тебя не обманывала, Жук.
– Обманула… – Жук облизал губы. – Это ведь не синяк…
– Синяк, – уверила я его. – Это синяк.
– Я не помню, что я делал в последнее время. Не помню… Мы сидели перед какой-то дверью, а затем я оказался тут… Как?
– Мы пришли сюда.
– Я не помню… Скажи мне, только говори правду… Это пятно?
Я улыбнулась.
– Ну, какое пятно? Это не пятно…
– Не ври мне! – неожиданно рявкнул Жук. – Не ври! Это он!
Я заплакала. Во второй раз за последний час. Я становилась сентиментальной, это плохо.
– Значит, пятно, – заключил Жук. – Я же чувствую, что не все в порядке… То холодно, то жарко. И шевелится что-то… А то еще какие-то провалы… Как дырки в голове… Значит, пятно.
Жук замолчал и задумался.
– Оно залезло на меня где-то… И может слезть тоже… и может залезть и на тебя. Я подумаю.
Мне хотелось сказать ему, чтобы он думал быстрей, пока из него опять не появился тот, другой, но я не стала его торопить. Жук думал минут пять.
– Хорошо, – сказал он. – Я придумал. Только ты должна дать мне слово, что ты все сделаешь, как я скажу.
– Я не могу…
– Обещай! – рявкнул Жук. – Обещай мне!
Я пообещала. А что мне было делать? Жук снял куртку и стал отстегивать с пояса патронташ.
– Ты чего делаешь? – не поняла я.
– Ты обещала! – напомнил Жук.
Я кивнула. Жук снял патронташ и протянул его мне.
– Надевай! – приказал он.
Я взяла пояс. Жук показал, как его надо закрепить.
– Теперь самострел. – Жук протянул мне оружие. – Ты сейчас его возьмешь и больше мне не возвращай… Даже если я буду просить… Предохранитель здесь. Прицел чуть сбит, поэтому надо целиться влево на пол-ладони. Бьет уверенно на сто метров. В мешке… В мешке сама посмотришь, что там. Возьми одну гранату. Другую я оставлю… Да, оставлю.
– Ты чего это?
– Слушай меня!
Жук взял себе гранату.
– Я знаю, чем можно его убить, – сказал он. – Откуда-то знаю…
– Чем? – спросила я.
– Его можно убить…
Жук замолчал. Лицо его скривилось от боли, я заметила, как Они зашевелились под кожей. Будто волны под рубашкой заходили.
– Его можно убить… – снова попробовал сказать Жук, но пятна не давали ему говорить.
Жук извивался, рычал, пытаясь остановить Их, но не мог. Одно из Них выползло из-под воротника рубашки и стало обхватывать шею. Я сделала шаг назад.
– Беги! – заорал Жук. – Беги!
Я стала пятиться.
Пятно сползло из рукава и стало медленно перемещаться на стену.
– Это есть в мешке… – шептал Жук. – То, что может его убить… Это есть в мешке… Беги!
Я побежала.
Я бежала, размазывая слезы и спотыкаясь, поворачивая направо, поворачивая налево. Потом в спину ударил горячий воздух, бумкнуло, уши сдавило волной, стены вздрогнули, по коридору прошла пыль. Лампа над моей головой разбилась и осыпала меня мелким стеклом.
«Ф-1». Разлет осколков…»
– Интересно, чем его можно убить? – спросил Корзун. – Эй, новенький, чем его можно убить?
Новенький не ответил, лишь пожал плечами.
– Не забегай вперед, – сказал Борев. – А то потом неинтересно будет.
– Владыкина из третьего отряда положили в изолятор, – сообщил Малина.
– Чего? – встрепенулся Корзун.
– Говорят, корь.
Корзун скрипнул зубами.
– Ага, корь! Два дня назад пацаны решили отсюда соскочить и пошли прямо, через лес. Тут тридцать километров и железная дорога. У них компас был. Шли они по лесу шли, наверное, полпути уже прошли, и вдруг раз – из-за деревьев выскакивают мужики. С автоматами и в ОЗК. Куда, говорят, вы идете, пацаны, тут никуда пройти нельзя, потому что карантин – на железной дороге состав перевернулся со фтором. Этих пацанов в грузовик закинули и назад привезли. А потом у всех в лагере компасы отобрали. А родителям говорят, что мы ушли в поход и вне зоны досягаемости…
– А что такое ОЗК? – спросил Корзун.
– ОЗК, дурило, – это общевойсковой защитный костюм, – пояснил Малина. – От радиации, газов и микробов разных.
– Решили сбежать? – пожал плечами Борев. – Ну и придурки. Я бы никогда отсюда не сбежал.
– Почему это? – Корзун повернулся к Бореву.
– Потому что тут начинается самое главное. Правильно, что у них компасы отобрали, а то бы в лесу все позаблужались бы. Все бы разбегаться стали. А я говорю – тут все самое интересное начинается.
