— А кем ты будешь, когда вырастешь? — спросил Пелле.
— Растолстею и буду писать книги, как дядя Мелькер.
Пелле удивленно вскинул брови:
— Но ведь папа не толстый!
— Разве я это говорю?
— Как же, ты сказала, — поддакнула Стина.
— Ты что, глухая? — спросила Чёрвен. — Я сказала, что буду писать книги, как дядя Мелькер, и что растолстею, но одно другого не касается.
Стина постепенно совсем осмелела. Ей казалось, что Пелле на ее стороне, и она выпалила, что Чёрвен дурочка. Тогда Чёрвен крикнула, что Стина сама дурочка и что она глупее Янссонова поросенка.
— А вот скажу дедушке, что ты болтаешь! — закричала Стина, но тут Чёрвен громко запела, заглушая ее слова:
— Сплетница, сплетница
по дворам все вертится…
Пелле пыхтел от досады.
— Может, вы, наконец, оставите меня в покое? — пробормотал он. — Вам бы все только ругаться да ругаться!
Чёрвен и Стина разом смолкли. Наступила долгая тишина. Наконец Чёрвен не выдержала, ей стало скучно.
— А кем ты будешь, Пелле, когда вырастешь? — спросила она, чтобы снова завязать разговор.
— Никем не буду, — ответил Пелле. — У меня только будет много зверюшек.
Чёрвен посмотрела на него:
— Но кем-то ты должен быть?
— Не-е, не хочу никем.
— Ну, тогда и не будешь, — заискивающе поддержала его Стина.
Все началось сначала, Чёрвен снова взорвалась:
— Нечего тебе тут распоряжаться!
— А что я такого сказала? — спросила Стина.
— Ступай домой, малышам нельзя болтаться на причале, кому сказано?
— Тебе самой нечего здесь распоряжаться, — ответила Стина.
Пелле вскочил и отряхнулся, словно выбравшись из муравейника.
— Ну, с меня хватит, я пошел, — отрезал он, — больше здесь оставаться нельзя.
В каморке при кухне по-прежнему сидел Мелькер и писал. Он распахнул настежь окно, и из сада потянуло подмаренником, а когда он поднимал взгляд от машинки, то видел голубой лоскуток фьорда, и это было очень приятно. Но не часто выдавалась у него свободная минута, когда бы он мог оторваться от рукописи. Сейчас он был целиком поглощен работой, и в такое время его лучше не отвлекать.
Однако через открытое окно в его поэтический мир врывалось множество посторонних звуков и шумов. Он слышал, как Малин спорила с Юханом и Никласом. Она хотела, чтобы мальчики сходили за молоком, а те умоляли ее отпустить их погулять. Пусть она пошлет вместо них Пелле, потому что им просто до зарезу нужно вместе с Тедди и Фредди поискать, нет ли какой добычи в останках старого затонувшего корабля у Сорочьего мыса.
Очевидно, им удалось уговорить Малин. Мелькер услыхал, как вдали стих их веселый гомон, и он обрадовался благословенной тишине, наступившей после их ухода.
К сожалению, тишина продолжалась недолго, потому что вдруг явилась Чёрвен и сунула нос в окошко. Она только что рассталась со Стиной у причала. Когда Пелле скрылся из виду, Чёрвен тоже заторопилась. Но прежде она сгоряча выпалила Стине, чтобы та никогда в жизни не надеялась поиграть с ней, а Стина в свою очередь сказала, что лучше этой новости давно ничего не слыхала.
Чёрвен направилась к Столярову дому, чтобы найти Пелле и поговорить с ним начистоту, но его нигде не было. Зато в окне каморки она увидела своего друга Мелькера.
— Ты все пишешь и пишешь? — спросила она. — А о чем ты пишешь?
Руки Мелькера соскользнули с клавишей машинки.
— Видишь ли, ты все равно не поймешь, — ответил он.
— Почему это не пойму? Я все понимаю… Каждое слово, — заверила Чёрвен.
— Только не это, — сказал Мелькер.
— А ты сам-то хоть понимаешь, что пишешь? — спросила Чёрвен.
Она облокотилась о подоконник, словно собираясь проторчать тут целый день, и тогда Мелькер издал стон.
— Тебе что, худо? — удивилась Чёрвен.
Мелькер ответил, что ему не худо, но станет еще лучше, если она сию же минуту сгинет с его глаз. И Чёрвен ушла. Но через несколько шагов она обернулась и крикнула:
— Дядя Мелькер, знаешь что? Раз ты не умеешь писать так, чтоб я поняла, лучше вовсе не пиши!
Мелькер снова издал стон. Один, другой, третий. Он увидел, что Чёрвен уселась на валун и не собирается уходить.
— Здесь я тебе не помешаю! — закричала она.
— Щипать траву ногами ты могла бы и у себя в палисаднике, — ответил Мелькер. — Осмелюсь заметить, там у вас трава куда гуще.
«Вообще-то чудесный летний пейзаж, — подумал Мелькер, — пухленькая девочка среди подмаренника и чабреца…»
Но он знал, что не напишет ни строчки, пока видит перед собой Чёрвен всякий раз, как только поднимает голову от рукописи.
Тут он услыхал, как Пелле гремит молочным бидоном, и исступленно закричал:
— Пелле! Иди сюда… вот тебе крона! Забирай с собой Чёрвен, идите и купите себе мороженое! Не спешите! Торопиться некуда!
Пелле вообще-то хотелось погулять одному в тишине и покое без разных там девчонок. Его уши нуждались в отдыхе после шума на мостках. Но мороженое есть мороженое, и ради него он готов вынести общество Чёрвен. Теперь, без Стины, она была, как всегда, милой и кроткой.
Мелькер с удовольствием наблюдал, как дети удалялись по тропинке, направляясь к усадьбе Янссона, следом за ними трусил Боцман. Он попытался было собраться с мыслями, и это ему почти удалось, как вдруг послышался писклявый голосок Стины и ее носик показался над жестяным подоконником.
— Сказки пишешь? — спросила она. — Напиши мне одну!
— Не пишу я сказок, — рявкнул Мелькер так громко, что даже Малин вздрогнула, хотя была уже на полпути к лавке Гранквистов.
А Стина не вздрогнула, она только чуть заморгала глазами. По тону дяди Мелькера она сразу поняла, что он не в духе, но это, верно, оттого, что он, бедняга, не знает никаких сказок.
— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — сочувственно спросила она. — А ты Запиши.
— Малин! — закричал Мелькер. — Малин, на помощь!
Стина с любопытством разглядывала его пишущую машинку:
— Трудно небось писать книжки? А всего трудней — обложки, правда? Их, верно, пишет Малин?
— Ма-а-лин!.. — закричал Мелькер.
«Торопиться некуда» — особо подчеркнул Мелькер. И зачем только отец это сказал! Будто он ничего не смыслит в детях или никогда не видел выгона Янссона!
Ведь за молоком всегда ходят по выгону. И вот теперь Чёрвен, Пелле и Боцман семенили по узенькой тропинке, петлявшей между березками. На выгоне в ту пору коров не было, что сильно огорчило Пелле. Но зато повсюду росли земляника и черника, порхали бабочки, по своим муравьиным тропкам сновали муравьи; там лежали поросшие мхом громадные валуны, на которые можно было взобраться, а на одной из берез, о чем было доподлинно известно Чёрвен, птица свила гнездо. Так что детей не надо было особенно уговаривать провести несколько часов на выгоне. Кроме того, там была лисья нора, где жила лиса с лисятами, рассказывала Чёрвен. Девочка как-то сама приходила сюда утром с папой и видела, как возле норы возились лисята.
Но сейчас, когда она хотела показать Пелле нору, она никак не могла ее найти. Зато Боцман нашел ее сразу. Сначала он думал, что Чёрвен и Пелле идут в свой тайный шалаш, но как только он догадался, что ищет Чёрвен, он посмотрел на нее с таким видом, словно хотел сказать: «Оса ты этакая, почему ты сразу не попросила меня об этом?» — и повел их прямехонько к норе.
Нора была на самом краю выгона, в расщелине скалы, и так надежно укрыта, что лучше лисе и желать нечего. Пелле весь дрожал от волнения. Глубоко под землей пряталась в норке лиса. Неважно, что Пелле не видел ее, зато он знал, что там в своей огненно-рыжей шубе сидит лиса с длинным хвостом и сверкающими глазами. Пелле было этого вполне достаточно.
Дети никуда не спешили и сделали небольшой крюк по дороге к своей тайной хижине, которую построили в отместку Тедди, Фредди, Юхану и Никласу, этой четверке заговорщиков. У тех тоже была где-то своя хижина, и они объявили, что никто в мире, кроме членов тайного клуба, никогда не узнает, где она.
Чёрвен и Пелле тотчас попросились в члены тайного клуба, но их снова ждало разочарование.
— Вы слишком малы, — возразила Тедди.
Ведь тайная хижина находится далеко-далеко, совсем на другом острове, таинственном и необитаемом, куда дети до двенадцати лет не допускаются.
— Так гласит наш устав, — добавила Тедди.
Каждое утро несколько недель подряд четверка заговорщиков садилась в лодку и так усердно налегала на весла, что только брызги разлетались в разные стороны. А насупившиеся Чёрвен, Пелле и Стина оставались на пристани со своими горькими мыслями о том, что они слишком малы.
— Не такие уж мы маленькие. Возьмем и построим свою тайную хижину, — сказала Чёрвен.
Они построили ее на выгоне Янссона и приняли в эту игру даже Стину.
