И пока они так препирались: оборотень не оборотень, бывает не бывает, — в этот самый момент, в понедельник 5 июля 1981 года, в 17 часов 00 минут, когда по радио объявили, что «переговоры зашли в тупик» — имея в виду, конечно, совсем другие переговоры, — у входа в королевские покои раздался веселый голос Вашку:
— Всем оставаться на местах! Я иду!
Афонсу Энрикеш подскочил и с грохотом рухнул на трон.
— То оборотни по небу летают, то мальчишки сваливаются невесть откуда!.. Жена права: тут все с ума посходили!
А Мафалда и Фернанду, нарушая придворный этикет (который, по-видимому, в те времена еще не был разработан), повернулись к королю спиной и бросились обнимать братишку. Рядом с Вашку стояли улыбающиеся Санша и Менду Соареш. И какая разница, когда все это случилось — при дворе короля Афонсу Энрикеша или в 1981 году? Главное то, что ребята снова были вместе.
Глава 28. АНТИБИОТИКИ ВХОДЯТ В ИСТОРИЮ, УСПЕШНО КОНКУРИРУЯ С ПОРОШКОМ ИЗ КОЗЬЕГО РОГА
Дон Бибаш чуть вторично не сошел с ума от охватившей его искрометной радости. Радость эта, естественно, выражалась в головокружительных сальто, кульбитах, оглушительном звоне бубенчиков и — что самое замечательное — в абсолютном выпадении из его памяти образа треклятого графа. Он то бросался целовать Мафалду, то тряс за плечи Фернанду, то давал дружеского шлепка Вашку, а то принимался приплясывать вокруг ошалевшего Афонсу Энрикеша, корча рожи и грозя козой достославному мечу.
Менду Соареш попытался внести долю благоразумия в царивший вокруг беспорядок:
— Ваше величество, я привел сюда чужеземца, который по вашему приказу сидел в тюрьме, а сегодня неведомо как очутился в моем доме. Войдя к себе, я застал его беседующим с Саншей. Он беспокоился об участи брата и сестры. Как это случилось, Санша тоже не знает.
— Да, ваше величество, я сидела дома и вдруг услыхала стук в дверь. Вошел Вашку и сказал, что разыскивает Фернанду и Мафалду, — подтвердила Санша, невинно глядя в глаза королю.
Афонсу Энрикеш молча смотрел на них. Он думал. Он уже столько дней — о Сантьяго! — не переставая думал, что голова шла кругом… И это вместо того, чтобы готовиться к новым походам! Ну и дела…
Король взглянул на Саншу:
— Значит, тебе неведомо, как это случилось?
— Нет, ваше величество!
— А ты, случаем, не заметила оборотня ростом с дерево и с волчьим хвостом, который летел по небу, как облако, и тащил этого юнца за собой?
Не будь Афонсу королем Португалии (да еще первым!), ответ Санши мог бы выглядеть примерно так: «Ты в своем уме? Бабушке своей рассказывай эти глупости!»
Но с королями (особенно с первыми) так не разговаривают, и Санша вежливо ответила:
— Нет, ваше величество, я не видела оборотня. И облака никакого не было.
А в это время Фернанду, Вашку и Мафалда обнимались, целовались и говорили все трое одновременно, засыпая друг друга вопросами и не давая вразумительных ответов, и все это под аккомпанемент бубенчиков дона Бибаша; в углу стоял несчастный Колбаса и твердил как заводной: «Оборотень, оборотень…»; из соседних покоев доносился пронзительный голос королевы: «Уезжаю в Савойю, цивилизованную страну!» — и жалобный визг наследника; Вашку хватался за голову и стонал: «Чтоб мне лопнуть, если я что-нибудь понял!», а Санша толкала его в бок и шептала: «Помолчи, потом скажу…»; Колбаса же продолжал тянуть: «Оборотень, оборотень!», ему вторил Мартин Афонсу: «Я-то птичек слышал… птички, значит, чирикали…» И тут в дверях выросла нянька с наследником на руках: «Да уймите же наконец этого несчастного!» Ее крик был оборван грохотом королевского кулака об стол и его зычным голосом:
— Всем замолчать, не то р-разнесу!
Среди воцарившегося молчания, посопев с минуту и повертев в руках знаменитый меч, король обратился к Вашку:
— Мне сказали, что ты владеешь неким снадобьем, которое может избавить моего сына от хвори. Это правда?
Вашку вытаращил глаза.
— Я владею?
— Ты, ты! — зашипела ему на ухо Мафалда. — Забыл, что ли, про антибиотики? Они у тебя в кармане валяются.
— Ты спятила? Разве можно их давать грудному? А вдруг он от них помрет? Опять в тюрьму садиться?
— Да ничего с ним не будет! Знаешь, чем они его лечат? Толченым рогом, сваренным в масле! И другой дрянью.
— Ой! — Вашку скривился, чувствуя, что его тошнит.
— Что вы там шепчетесь, мошенники?! Есть у вас снадобье или нет? Опять решили меня дурачить?
— Есть, ваше величество. Мы можем дать его принцу хоть сейчас.
— Самое времечко, — вздохнула нянька, протягивая ребятам полуживого ребенка.
— Такую большую таблетку ему не проглотить. Придется растворить в воде, — сказала рассудительная Мафалда.
— Фу, гадость. Да его вырвет!
— Если уж он рог толченый глотает…
— В крайнем случае, зажмем ему нос и вольем, — предложил Вашку.
— Ага, чтобы он задохнулся, а мы за это отвечали!
Но решение уже было принято. Вашку извлек из кармана глазированные таблетки. В них заключалась жизнь или смерть крохотного принца. А также его новых докторов.
Глава 29. О ТОМ, ЧТО МЫТЬСЯ НЕ ВРЕДНО НИКОМУ, ДАЖЕ ПРИНЦАМ
Вопреки опасениям, наследник проглотил лекарство с восторгом. Похоже, за всю его недолгую жизнь ему ни разу не приходилось так лакомиться. А когда ему не дали допить чашку до конца, он обиженно заревел.
— Да пусть пьет сразу всё, — мрачновато пошутил Вашку.
— Ах, как смешно! — огрызнулась Мафалда. — Доверь тебе ребенка, ты его в гроб загонишь. Боюсь, что я и так дала ему лошадиную дозу.
— Ничего, ему не привыкать. Если тебя с самого рождения кормят рогами и копытами, то потом ты можешь хоть гвозди глотать…
Как было условлено, роль лекаря полагалось играть Вашку, и все предписания должны были исходить именно от него.
— Сходи к королеве и скажи ей, чтобы она дала ребенку кипяченого молока, — сказала ему Мафалда.
Фернанду расхохотался:
— Может, еще стерилизованного? Откуда им знать, что это такое? Нет уж, уважаемые и многомудрые придворные лекари, вам придется взять на себя лечение этого несчастного младенца, если не хотите, чтобы он отправился на тот свет!
— А мы в тюрьму, — вздохнул Вашку.
— Если не на плаху. Ты, братец, хорошо уловил мою мысль.
Это был нелегкий труд. Нянька обиделась: еще бы, у нее отобрали единственное существо, которым она могла распоряжаться, не встречая никаких возражений, и она не переставала брюзжать, обвиняя чужеземцев в колдовстве и связях с самим Вельзевулом, а также предрекая его высочеству неминуемую гибель. Королева твердила, что к цивилизованной стране Савойе никто не делает подобных вещей. Придворные лекари, оскорбленные недоверием к их научным методам врачевания, долго качали головами, а после покинули замок, снисходительно пообещав вернуться, когда король их об этом попросит. Что касается его величества, то он уже ничего не говорил. Поживем — увидим, считал король. От этой компании можно ожидать чего угодно. Раз они умудрились вырваться из темницы (гипотеза об участии в этом деле хвостатого оборотня казалась ему сомнительной), значит, и впрямь обладали какой-то неведомой силой.
А добросердечный дон Бибаш изо всех сил старался помочь своим юным друзьям, сочиняя для наследника шуточные куплеты, чтобы повысить настроение больного и тем самым усилить действие лекарства.
Плошка с кровью индюка,
Глаз и лапка паука,
Масло кипяченое,
Копыто истолченое
Окапались бесполезны,
Этим принца не спасти.
Он от этой злой болезни
Дух едва не испустил.
Но пришли на помощь дети
Из чужого государства,
И дают ему лекарство,
И спасут его от смерти.
Слава, честь им и хвала!
Тра-ла-ла и тра-ла-ла!
— Вы сегодня в ударе, дон Бибаш, — похвалил его Фернанду. — Прекрасные стихи!
А Мафалда в это время уже купала наследника. Это были первые водные процедуры в его жизни. Когда девочка распеленала его, ей пришлось сделать некоторое усилие над собой, чтобы взять его на руки — такой он был грязненький и вонючий. Зато водичку для купания принесли из источника Аль-хамма, и если даже слухи о ее чудодейственных свойствах — сплошные враки, то уж кристальная чистота этой воды сомнению не подлежала.
— Слушай, ты его долго в воде не держи. Он же не привык, еще схватит воспаление легких, — посоветовал Фернанду.
— Да ты взгляни, сколько на нем грязи! Весь в болячках. От этого он и болеет. А тут еще полно мух…
— Еще бы! Ничего удивительного. Насколько мне известно, мухи откладывают яички четыре раза в течение лета, — назидательно произнес Фернанду, которому давно уже не выпадал случай блеснуть эрудицией. — Каждая кладка содержит восемьдесят яичек. Таким образом…
