— Ну уж нет, — твердо сказал Юрасик, отпуская деда. — Я сегодня из дома и шагу не сделаю.
В десять часов раздался звонок в дверь. Отец как раз обувался в коридоре, собираясь в магазин.
— Глеб! — крикнул он. — К тебе гости. Закрой за мной, я ушел.
Удивленный Глеб вышел из комнаты. На пороге стояла запыхавшаяся Лена.
— Мы вчера не договорили, — сказала она. — Я тороплюсь, мне сегодня на работу раньше надо. Так ты сделаешь это или нет?
— Что сделаю?
— Ты знаешь что.
— Я вчера уже все объяснил.
— Но попытаться ты можешь? Дело ведь серьезное. Я сейчас была у Юры, у них пока все хорошо. Он сказал, что время смерти — примерно три часа дня. Врачи так написали. Но приступ может начаться и раньше. Я, как освобожусь, приду к его подъезду. А ты придешь?
— Что мне там делать? Я не врач.
— Но он твой друг.
— У меня нет друзей.
Лена в упор посмотрела на Глеба и холодно сказала:
— И, скорее всего, никогда не будет. Какой же ты гад, Елизаров!
Глеб закрыл за ней дверь и в смятении заходил по комнате. Лена задела самое больное место и вновь разворошила сомнения, от которых он пытался избавиться уже два часа, с тех пор как проснулся. Незадолго до ее прихода он почти убедил себя, что все обойдется и так, без его участия, что неотложка приедет вовремя и профессора спасут. Он был согласен помочь Юрасику, но каким-нибудь другим способом, менее мучительным. Без Веры. Ну не может он с ней встречаться после всего, что было! Как они этого не понимают? С какими глазами он к ней подойдет? Что скажет? «Прости, я больше не буду»?
Глеб никогда в жизни не просил прощения. С малых лет он упрямо стоял в углу по нескольку часов, и отец сдавался первым. Он выпускал сына, так и не дождавшись заветных слов. А однажды отец, сильно разозлившись на что-то, решил проявить характер и оставил его в углу на всю ночь. Глеб проспал в углу до утра, свернувшись калачиком на полу, но прощения так и не попросил. И это были простые детские шалости, незначительные проступки. А как назвать то, что он сделал Вере? Как просить о помощи человека, с которым так поступил?
Помаявшись несколько минут, Глеб позвонил Юрасику. Тот взволнованно доложил, что дед чувствует себя великолепно и сейчас работает у себя в кабинете. А у него, Юрасика, уже наготове телефоны местной и городской неотложки. И еще открыто много страниц в интернете на тему «первая помощь при сердечном приступе».
— Ну, ты это… держись, — неловко пробормотал Глеб. — И удачи тебе.
— Спасибо. Я обязательно справлюсь, — с тихим отчаянием сказал Юрасик. — Я должен.
Он отключился. Глеб постоял не двигаясь, затем быстро собрался и выбежал из квартиры. Он несся во весь опор в сторону поликлиники, боясь остановиться даже на мгновение, чтобы не передумать. Но, едва завидев нужное здание, осознал всю нелепость и бесполезность своей затеи и встал как вкопанный. Он не мог туда пойти. Никак не мог.
Глеб повернул обратно. Он шел, едва передвигая ноги. В его мозгу мелькали картины, лихорадочно сменяя друг друга: вот Юрасик бестолково крутится возле упавшего деда, пытается дать ему воды, вот он звонит в скорую, а ему чужой бесстрастный голос отвечает, что машин нет. Вот Юрасик понимает, что дед уже не дышит, и сидит рядом, бессильно сгорбившись, а на полу валяется ненужный больше стакан.
Глеб резко развернулся и снова рванул к поликлинике. Он уговаривал себя, что только посмотрит в холле расписание врачей. И если окажется, что Вера сегодня не работает, его миссию можно считать завершенной. А что? Его просили попытаться, он попытался. А ее домашнего адреса он и в самом деле не знает.
Ему не повезло. Вера была на работе. Она как раз сегодня принимала пациентов в качестве дежурного врача. Только почему-то ни одного пациента в коридоре не было. Наверное, на майские праздники жители поселка предпочитали болеть на дачах. Глеб долго сидел в коридоре перед кабинетом, собираясь с духом. Потом доковылял негнущимися ногами до двери, глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и вошел.
Вера сидела за столом и что-то писала в одной из медицинских карт. Услышав звук открывающейся двери, она машинально подняла голову и посмотрела на посетителя.
Их взгляды встретились. Глеба словно ошпарило кипятком изнутри, и кровь бросилась в лицо. Он давно не видел Веру так близко, с того самого дня — дня несостоявшейся свадьбы. Но стоило ему взглянуть ей в глаза — и словно не было этого долгого года. Только вчера он стоял перед ней с гадкой усмешкой и диктовал свои условия. А она, в светлом праздничном костюме, беспомощно теребила свадебный букетик и не замечала осыпающихся на пол цветов. Он говорил, будто плевался ядом, и с каждым его словом ее лицо теряло человеческие черты и превращалось в камень. Он тогда не думал о ее чувствах, он с наслаждением топтал поверженного врага. Но сейчас ему стало мерзко от самого себя.
— Что тебе надо? — спросила Вера, не спуская с Глеба настороженных глаз. — Ты и здесь меня выследил?
Глеб ничего не ответил. Ему было нехорошо. Ноги ослабли и тряслись противной мелкой дрожью, мокрые ладони постоянно приходилось вытирать о джинсы, в ушах стоял странный гул.
— Что ты от меня хочешь?! — воскликнула Вера дрожащим от гнева голосом. — Что я должна сделать на этот раз? Уехать? Что ты опять задумал, маленькое чудовище? Ты понимаешь, что ты не даешь нормально жить своему отцу?
Глеб облизнул пересохшие губы. Его мутило, как будто он перекатался на каруселях, и все звуки доходили до него как сквозь вату. Он бессильно сполз по косяку вниз и закрыл глаза, чтобы унять тошноту. Глеб пытался взять себя в руки, собраться с силами и встать, но у него ничего не получалось. Вдруг в нос ему ударил резкий запах, он отпрянул в сторону и открыл глаза.
— Это нашатырный спирт, — сказала Вера, протягивая ему мокрую ватку. — На, еще понюхай.
Глеб отрицательно замотал головой. Эта гадость прошибла его насквозь, от носа до макушки. Но голова, как ни странно, прояснилась, и тошнота отступила.
— Ты заболел? — спросила Вера, помогая ему подняться. — Тебе плохо? Ты весь мокрый.
— Нет, все нормально, — нервно сглотнул Глеб, опускаясь на жесткую кушетку.
— А что ж тогда в обморок падаешь?
— Никуда я не падаю. Голова просто закружилась. От жары.
Глеб прислонился вымокшей майкой к стене. Ага, от жары, как же! Сегодня на улице всего двадцать пять градусов. Но не мог же он сказать ей, что просто боялся увидеть ее. До такой степени боялся, что ему стало плохо. Он никогда не думал, что душевное состояние может так сильно повлиять на физическое. Неужели отец не врал, что Вера целых два месяца болела после его выходки и практически не вставала с постели?
Вера налила из графина воды и протянула стакан Глебу. Тот с жадностью выпил.
— Предупреждаю тебя сразу — о твоем визите я обязательно расскажу отцу, — жестко сказала она, забирая стакан. — Я больше не позволю над собой издеваться.
Глеб посмотрел ей в глаза. Они были холодными и враждебными. Это вообще была не та Вера, которую он знал в Вольске. На него смотрела незнакомка, решительно настроенная и готовая дать достойный отпор. Глеб вдруг успокоился. Он понял, что у него ничего не получится.
— Говори, зачем пришел, или уходи, — потребовала Вера.
— Я пришел за помощью.
— За помощью? Ко мне? Ты адресом не ошибся?
— Мне больше не к кому обратиться.
— Думаю, что тебе стоит уйти.
— Я уйду. Я знаю, что мне ты помогать не будешь. Но у меня есть друг. У него сегодня в три часа умрет дед. От сердечного приступа. Может быть, не ровно в три, но точно в промежутке с двух до трех. Если до приезда скорой с ним побудет врач, сделает укол или что-то еще, может быть, появится шанс его спасти. Другу тринадцать лет, он сам не справится. Он очень меня просил поговорить с тобой, поэтому я пришел. Хотя и знал, что это бессмысленно, — сказал Глеб голосом, лишенным всяких эмоций.
— Это розыгрыш? — Вера странно взглянула на него.
— Если бы. Можешь завтра проверить. По всему поселку будут видеть некрологи. Его дед — профессор Карасев, известный человек. А мой друг всю жизнь будет думать, что дед умер из-за него.
— Но с чего ты взял, что он умрет?
— Потому что два дня назад его хоронили.
— Кого? Профессора, который умрет сегодня в три?!
— Да.
— И ты хочешь, чтобы я поверила в этот бред?
— Вот адрес. — Глеб встал, подошел к столу и черкнул пару слов на клочке бумаги. — Можешь сходить туда сегодня вечером и убедиться. Тогда ты поверишь. Только будет поздно, и ничего нельзя будет изменить. А сейчас еще есть время. Ведь нельзя лишать человека последнего шанса из-за плохого отношения ко мне.
Вера недоверчиво покачала головой.
