Холодец посмотрел на них недоверчиво.
— В чем дело, а?
— Слушай, сейчас я объяснить не могу, — сказал Джонни. — Ты тут… застрял, в общем. Вот… Похоже, э-э, что-то пошло наперекосяк. М-да… И… возникла одна загвоздка.
— Что еще за загвоздка?
— Э-э… довольно большая.
Холодец даже жевать перестал — небывалый случай.
— Насколько большая? — спросил он.
— Э-э… ты так и не родишься на свет… вот.
Холодец уставился на Джонни. Потом — на недоеденный бургер.
— Я ведь ем этот бургер? Это же следы моих зубов? — с напором вопросил он.
— Слушай, все проще простого, — принялась объяснять Керсти. — Здесь ты существуешь, но когда мы в первый раз попали в сорок первый год, должно быть, мы как-то изменили историю. Так что теперь есть две истории. Ты родился в одной из них. Но когда мы вернулись, все уже изменилось и мы очутились в той истории, где тебя нет. Нам надо всего лишь вернуть все на свои места, и только.
— Ха! У тебя что, тоже целая полка «Звездного пути» дома? — усмехнулся Холодец.
Керсти пошатнулась, как будто ее ударили.
— Гм, э-э… нет, а что? — пролепетала она. — Ну, одна или две кассеты… может, несколько штук… не много, нет. Да я их почти и не смотрела!
— Послушай, — оживился Ноу Йоу, — а у тебя есть та серия, где таинственная сила…
— Заткнись! Заткнитесь все сейчас же!!! Только то, что сериал отражает некоторые проблемы, типичные для общества двадцатого века, еще не дает никому права изводить человека, который смотрел эти серии из чисто научно-исследовательских соображений!
— А форма стартрековца у тебя есть?
Керсти залилась краской.
— Если кто-нибудь из вас проболтается, он об этом пожалеет! Крепко пожалеет!
Джонни открыл дверь и выглянул наружу. День был на исходе. Близился вечер четверга. Лил теплый ласковый дождь. Джонни набрал полную грудь воздуха сорок первого года. Воздух пах углем, маринадами и вареньем и еще, совсем чуть-чуть, — горячей резиной. Люди делали вещи.
В Сплинбери девяносто шестого никто ничего не производил. Там была только фабрика, где собирали компьютеры из готовых частей, были несколько больших складов да еще местное отделение Департамента дорожных знаков. Люди только перевозили вещи с места на место и занимались подсчетами.
— Да, я смотрела отдельные научно-фантастические фильмы. Мне было интересно выявить в них скрытые нарушения логики. Я вовсе не сидела перед телевизором, восклицая: «Ух ты, как он по нему из лазера, класс!»
— Никто тебя в этом и не упрекает, — сказал Ноу Йоу. Он умудрился вложить в эту фразу убийственно холодную логику.
— Вы мне этого не забудете, верно? — сказала Керсти.
— Никогда в жизни больше не упомянем о «Звездном пути», — заверил ее Ноу Йоу.
— Пусть нас сожрут дикие веганцы, если мы посмеем! — с ухмылкой добавил Бигмак.
— Нет, веганцы — это те, кто не ест мяса, — возразил Ноу Йоу. — Ты, наверное, имел в виду вулканцев — у них зеленая кровь и…
— Да заткнетесь вы когда-нибудь или нет! — не выдержал Холодец. — Я тут сижу, не рожденный на свет, а вы болтаете о каких-то дурацких инопланетянах!
— Что из того, что мы сделали, изменило будущее? — спросил Джонни.
— Практически все, — отрезала Керсти. — Да еще и Бигмаково барахло осталось в полицейском участке.
— В меня стреляли!..
— Давайте посмотрим фактам в лицо, — сказал Ноу Йоу. — Все, что мы здесь делаем, влияет на будущее. Может быть, мы на улице не сразу разминулись с каким-нибудь прохожим, а он через пять секунд стал переходить улицу и попал под машину. Это как с тем раздавленным динозавром. Любая мелочь меняет ход истории.
— Чушь, — заявил Бигмак. — В смысле, как бы рыбки ни плавали, реки же все равно текут, куда текут.
— Э-э… тот пацаненок… ну, который… — протянул Холодец. Он говорил медленно и глухо, как человек, который только что вспомнил нечто важное.
— Какой пацаненок? — спросил Джонни.
— Да был один. Он намылился сбежать из дому или типа того. То. есть наоборот, домой. Такой в шортах до колен и в соплях по уши.
— Что значит — сбежать домой?
— Ну, он все твердил, что его сюда эвакуировали, но он сыт по горло и хочет домой, в Лондон. Но он прицепился ко мне и таскался за мной хвостом по всему городу, камни швырял. Он решил, что я шпион. Наверное, до сих пор где-то на улице болтается. Он побежал во-он туда.
— На Парадайз-стрит? — спросил Джонни.
— Да, а что?
— Сегодня ночью ее разбомбят, — просветила Холодца Керсти. — Джонни об этом реферат писал.
— Ха, с чего бы это вдруг немцам вздумается бомбить этого пацана, если он на самом деле на их стороне? — усмехнулся Холодец.
— Ты уверен, что он побежал на Парадайз-стрит? — не отставал Джонни. — Подумай как следует! Кто-нибудь из твоих родственников там жил? Может, дедушка или бабушка? Или прадедушка-прабабушка?
— А я почем знаю! Это ж было сто лет назад!
Джонни устало вздохнул.
— Это сорок первый год. Твои «сто лет назад» как раз сейчас на дворе.
— Н-н-не знаю я! — проблеял Холодец. — Один мой дед живет в Испании, а другой помер еще до моего рождения!
— От чего? — спросила Керсти.
— Упал с мотоцикла, кажется. В семьдесят первом. — Холодец повеселел. — Видите? Значит, все в порядке!
— Да ничего не в порядке, Холодец! — сказал Джонни. — Давай шевели извилинами. Где он жил, этот твой покойный дед?
Холодец дрожал крупной дрожью. Его всегда начинала бить дрожь, когда жизнь становилась чересчур удивительной.
— Понятия не имею! В Лондоне вроде! Отец еще говорил, что во время войны деда отправили сюда. А потом он снова приехал в Сплинбери навестить знакомых и познакомился с моей бабушкой! Э-э…
— Ну, давай вспоминай дальше! — понукал его Джонни.
Но Холодец только экал и заикался.
— Сколько твоему деду было лет, когда он умер? — спросил Ноу Йоу.
— Э-э… сорок, отец говорил. Э-э… дед тот драндулет купил себе на день рождения.
— Значит, сейчас ему… — Джонни подсчитал, — десять, да?
— Э-э…
— Как по-твоему, тот мальчик не мог оказаться твоим дедом? — спросил Ноу Йоу у Холодца.
Холодец еще немного поблеял, потом наконец перестал трястись и вышел из себя:
— Ну разумеется! Как это я сразу не догадался? Надо было спросить его в лоб: «Эй, ты — мой дедушка? Если да, то не покупай, пожалуйста, мотоцикл».
Джонни порылся в своей противогазной сумке и достал помятую папку, битком набитую бумагами.
— Он никаких имен не упоминал? — спросил он.
— Э-э… — снова затянул Холодец, но отчаяние освежило ему память. — Некую миссис Тупс.
— Дом номер одиннадцать. Она живет там со своей дочерью Глэдис, — сказал Джонни, извлекая из папки фотокопию газетного листа. — Я нашел имена всех, кто жил на Парадайз-стрит, когда готовил реферат.
— Мою бабушку зовут Глэдис! — охнул Холодец. — Выходит, из-за того, что дед не сбежал в Лондон, он останется здесь и сегодня ночью умрет? И я так никогда и не появлюсь на свет?
— Возможно, — ответил Ноу Йоу.
— А что будет со мной?
— Ты останешься здесь, — сказал Джонни.
— Только не это! Это ж Былые Времена! Мрак! Я проходил мимо кинотеатра, так там идут сплошь старые фильмы. Черно-белые! И еще я видел кафе, ну, из тех, у которых снаружи мелом меню пишут. И знаете, что там было написано? «Мясо с двойным гарниром»! Что это может быть, по-вашему? Даже Генри Гонконг, когда продает обеды навынос, всегда пишет на них, что там за мясо. И одеваются тут все как в Восточной Европе! Да я с катушек съеду!
— А мой дед вечно твердил, что, когда он был маленький, они развлекались на полную катушку, хоть у них ничего и не было, — попытался утешить Холодца Бигмак.
— Да, но так говорят все дедушки, — возразила Керсти. — Без исключения. «Пятьдесят центов за шоколадку? Да в мои времена ее можно было купить за шестипенсовик и еще сдача бы осталась!»
— Я думаю, они и вправду жили весело, — сказал Джонни, — потому что даже не подозревали, что у них ничего нет.
— Но я-то знаю! — возопил Холодец. — Я-то в курсе, что в еде должно быть больше чем два цвета, я помню, что за штуки музыкальные центры, и… и вообще! Я хочу домой!
Все посмотрели на Джонни.
— Ты все это начал, — сказал Ноу Йоу.
— Я?!
— Всему виной твое воображение, — проговорила Керсти. — Оно у тебя такое большое, что в голове не помещается, как и говорил сэр Дж… как я всегда говорила, — поспешно поправилась она. — И оно засасывает и окружающих тоже. Не знаю, как это у тебя получается, но с фактами не поспоришь. Ты зациклился на Парадайз-стрит, и вот мы здесь.
— Ты же говорила, что все равно, разбомбили Парадайз-стрит или нет! — сказал Джонни. — Ты говорила, что все это давно история!
— Я не хочу в историю! — простонал Холодец.
