Мысли о том, как он будет отсюда выбираться и как собирается искать бурого, пришли в голову лишь на первой в его жизни настоящей поляне, где Андрей остановился передохнуть.
— Ведь и не позовешь даже, — проворчал он, — имени не знаю.
И тут же догадался, что выход есть. Он позовет его тем самым именем, которым назвал сам в доме на Горбатом переулке.
— Тре–зо–ор! — закричал Андрей. — Тре–зо–ор Ла- аки! Я зде–есь! Я — Дю–уша! Тре–зо–ор!
С минуту он надрывался так, что даже начал похрипывать. Замолчал. Тишина. Только тенькает какая–то птичка. Огляделся — никого. В раздумье он снова опустился на траву и увидел еще одно чудо. Прямо перед ним розовела недозревшим боком маленькая ягодка земляники, Андрей сорвал ее и отправил в рот… Вообще–то он ожидал большего от настоящей лесной ягоды, но все равно приятно. Надо еще их здесь поискать. Вскоре он съел уже три, а потом сразу семь ягодок из одной горсти. Нет, он был совершенно не прав. Это офигительно. Теперь он набирал и ел землянику пригоршнями. Опомнился только тогда, когда совсем рядом у него за спиной затрещали сухие ветви.
Андрей не успел еще обернуться, как из леса вылетел бурый вихрь. Он промчался отделявшие их несколько метров, прыгнул и, ударив Андрея крепкими лапами в грудь, сбил с колен в траву. А потом за^ юлил, закрутился рядом, тыкаясь мокрым носом то в шею, то в щеку, то в ладонь, которой Андрей пытался защититься от этого натиска. И бархатный теплый язык в одно мгновение обмусолил половину физиономии мальчика.
Андрей обхватил бурого за крепкую шею и удерживал так, зарывшись лицом в жесткую шерсть, пока собака не успокоилась.
— Ну, молодец, — сказал он. — Ты нашел меня. Ты просто замечательный парень.
И еще с минуту ему пришлось терпеть ласки обезумевшего от этой небольшой похвалы бурого.
— Все, хватит, хватит, — отбивался Андрей. — Ты еще не знаешь, что у меня есть для тебя.
Бурый сразу прекратил излияние чувств и встал рядом, с живейшим интересом глядя на предмет своего обожания.
— Надеть, правда, мы на тебя это не сможем, — немного разбавил Андрей возможную радость, — но поболтать нам все–таки удастся.
С этими словами он вытащил говорилку и приложил ее к горлу бурого.
— Это чья? — раздался тут же ворчливый басок с явно удивленной интонацией. — Это не моя. Голос чужой, — разочарованно добавил бурый.
Андрей болезненно поморщился:
— Можешь считать, что твоя. Тому, кому принадлежала эта говорилка, она больше уже не понадобится. Сейчас я тебе все объясню, ты только скажи, как тебя зовут?
— Барди, то есть Бард Эдвард.
— А я на самом деле Андрей, Андрей Пушков, но для друзей — Дюша. Все, мы познакомились, теперь слушай, откуда у меня говорилка.
И он вкратце рассказал, что ему довелось пережить после того, как они расстались в тоннеле. Когда Андрей закончил свой недлинный рассказ, то заметил, как нетерпеливо перебирает лапами собака, настойчиво заглядывая ему в глаза. Наконец Барди обиженно и нервно простонал на низкой ноте.
— Ах черт, — догадался Андрей и снова приложил к косматому горлу говорилку. — Прости, пожалуйста, я не нарочно.
— Это крысы, — вымолвил Барди.
— Что? — не понял Андрей.
— Это крысы отгрызли им головы.
— Не-е, не моя^ет быть. Зачем им говорилки? Да и не справятся они сразу с пятью подготовленными крысоловами. Да еще этот страшный алтарь… Нет, Бард, не вали на крыс. Тут что–то другое.
— г- Это крысы, — уверенно повторил Барди. — Ив пуделя тоже они воткнули иглы. Если бы не мы, они бы и ему голову отгрызли.
— Барди, ты просто не знаешь, — мягко возразил Андрей, прощая невежество младшему другу. — Крысы не могут втыкать в кого–нибудь иглы. Они вообще все там бессловесные. И такое только человеку под силу. Это действительно какой–то маньяк. Или…
— Я знаю, что говорю, — возбудился и одновременно возмутился Барди, даже перебив Андрея на полуслове. — Я сам видел. Это крысы. Они бессловесные, но не совсем. Они пересвистываются как–то странно, совсем не так, как в нашем поселке у кухни. Я даже подумал, когда их увидал, что они на меня похожи. Будто тоже потеряли говорилки. И еще у них были спицы. Я убежал от полиции, спрятался, вдруг слышу звон, тихий такой, как гвоздь по камням покатился. Чую — крысы, и выглянул. Знаешь… — Барди смутился. — Я тогда захотел одну съесть. Это нехорошо, но…
— Ладно, ладно, не оправдывайся, — замахал руками Андрей, который тоже готов был съесть сейчас если не крысу, то любое мало–мальски съедобное блюдо. Землянички его только раздразнили.
Я, наверное, все–таки не съел бы, — не преминул все же оправдаться Барди, — но когда я увидел их, я совсем расхотел есть. Они бежали одна за другой по бетонному полу, и за каждой волочилась длинная спица на веревочке. Их было много, очень много, я даже не видел конца их цепочки. Потом первый свистнул, и все остановились. А первый встал на задние лапы, подтянул к себе за веревочку спицу и взял ее в лапы передние. Ты знаешь, я удивился, у них передние лапы как руки. Он взял спицу в лапы и стал крутить головой, принюхиваться, я вдруг понял, что он меня уже чует, и мне стало страшно. Я тогда выскочил и убежал. И еще я знал, что это крысы, уже тогда, когда мы нашли того пуделя. Я их сразу учуял. Они бы тоже ему голову отгрызли.
«Собаки врать не умеют, — думал Андрей, глядя на Барди и онемев на время от изумления. — Но он же соврал полицейским еще в офисе». Теперь Андрей понимал это и верить ему не хотелось, особенно в то, что он сам считал баснями. Все переворачивалось в его понимании мира — крысы со спицами, собаки, которые дурят людей.
— Я правду говорю, — будто прочел эти мысли Барди. — Я только других могу обмануть. Тебя — нет.
Андрею стало нестерпимо стыдно, он молча положил свободную от говорилки руку на голову Барди, легонько почесал за ухом. Глаза собаки чуть ли не закатились от счастья.
— Ты думаешь, это они устроили хранилище гово- рилок? — спросил он, подтверждая этим, что верит рассказанному.
— Больше некому. Они убили, они сняли, они спрятали, они поставили головы вместо стражей. Они охотятся на крысоловов.
— Елки зеленые! — Андрей вскочил и огляделся. Услыхав об охоте, он кстати вспомнил, что здесь тоже кое–кто собирается охотиться — и не на кого–нибудь, а на них. Пожалуй, из леса тоже надо поскорее убираться. Вот только куда?
— Знаешь, Барди, я не сказал тебе самого главного. Нам надо сматываться, то есть уйти из леса.
И Андрей поведал своему другу о встрече с грохочущим монстром.
— Только люди? — спросил тот, когда рассказ был закончен.
— Что только люди? — Андрей еще не понимал Барди с полуслова.
— С ними не было собак?
— Кажется, не было. Впрочем, в кузове… Нет, не было, точно. Зато у них ружья.
— Если с ними нет собак, — беспечно подвел итог Барди, они нам почти не опасны.
— Почему?
— Они нас не найдут.
— Ты думаешь?
— Люди хорошо видят, — рассудительно отвечал Барди, — но плохо слышат и еще хуже чуют. У тебя есть я. Я услышу и учую их первым. Нам не надо уходить из леса. Лучше мы пойдем в лес, я нашел там убежище. Ты понесешь мою говорилку.
Он опять послушался эту собаку, опять последовал за ним, как за старшим. Неужели они наравне? Замечательная личность стала его другом. Даже в мыслях Андрей не смог назвать Барди «младшим».
Очень скоро ему пришлось еще раз удивиться. Лес как будто бы принял его. Перестал впиваться в ступай тупыми шипами сосновых шишек, почти не цеплял ноги корнями, ветви словно сами расступались у него на пути. Еще чуть позже он понял, что и это благодаря Барди, который вел его, помня о своем друге. «Удивительная, замечательная собака», — снова подумал Андрей, и неведомая, не испытанная прежде ни разу еще теплота пролилась у. него в груди опрокинутой чашей.
Сухой ржавый ельник сменился влажным ольховником, ольховник — березовым леском, потом болотистая прогалина, заросшая по краю раскидистыми кустами лещины, сизо–черные ящерицы на кочках и бревнышках полусгнивших берез, дрожащие нервные стрекозы над травой, стрекотанье кузнечиков, ранние грибы — все больше поганки, бубенчики цветущей черники, неспелая и спелая земляника и много всего такого, о чем он так бы и не узнал из виртуальных прогулок. А главное — полнота мироздания. Единение смысла и бытия. Целостность ощущений. И еще то, что не передашь никакими словами. Ничего похожего не мог он себе представить, и вообще будто до сих пор не жил. Счастье околдованного добрым волшебством пропитало Андрея. «Блин, бли- ин», — растягивались невольной улыбкой губы. Он провалился в бесконечность мгновения.
И он едва не провалился в довольно глубокую канаву, узкую, но такую длинную, что, разбегаясь в стороны, она терялась среди стволов и кустарника. Барди выскочил поперек дороги, чем спас его от падения.