Наконец один за другим мы выбрались через дыру из развалин. На улице ревут сирены пожарных и скорых. Я быстро пересчитываю стаю. Все здесь. Клык по очереди окликает свою команду, и у меня кольнуло под сердцем — они теперь главная его забота.
Но, по большому счету, это не важно. Главное, что все целы.
Газзи втянул в себя воздух и принюхался:
— Это взрывчатка. Пахнет, как в Рождество.
Хорошенькое у него о Рождестве представление! Я бы сказала, нетрадиционное.
Вдруг где-то в глубине здания снова тряхануло с такой силой, что взрывной волной нас садануло о стену на другой стороне улицы.
Чуть в стороне, сбивая друг друга с ног, народ в ужасе повалил из всех трех дверей главного входа.
— Пошли-ка отсюда поскорей, — тормошит нас Дилан. — Сейчас все здание рухнет.
И тут раздался отчаянный вопль:
— Au secours!
— Это значит «помогите», — объясняет Надж и оглядывается по сторонам. — Вон там!
В тридцати футах от нас женщину придавило обломком стены. Она кричит от боли и страха, бьется, но ноги у нее завалены, и силы ее вот-вот оставят. Рванулась к ней, толкаю огромную тяжеленную каменную плиту. Куда там! Мне ее даже с места не сдвинуть! Ко мне на подмогу бежит Кейт, девчонка из команды Клыка, похожая на супермодель.
— Тут кран нужен, у нас не получится, — говорю я ей.
— Подожди. — Кейт присела и попрочней захватила край плиты. Ладно, пусть попробует — сама убедится.
Где-то в стороне слышу новые крики. Еще один женский голос чуть не разрывает барабанные перепонки. Но всем сразу помочь невозможно.
— Послушай, здесь правда нужна какая-то техника, — начинаю я, но тут же застываю от удивления. Она сдвигает плиту, даже не охнув и не поморщившись.
— Макс! — окликает меня Надж. Я оборачиваюсь.
— Давай сюда! Помоги-ка мне поскорей!
Вдвоем с Кейт мы осторожно поднимаем женщину и выносим ее из-под обломков.
— Ну ты даешь! Класс! — восхищенно шепчу я силачке-красотке.
Она только пожимает плечами:
— Обычные модификации ДНК. Попроси, они и тебе такое сделают.
— Макс! — снова трясет меня Надж, но я все еще не могу прийти в себя и пялюсь на Кейт.
— Макс! Сколько можно тебя звать? Ангел в гостинице!
— Не пори чушь, она с нами была!
Надж трясет головой:
— Да нет же! Она кого-то спасти старается. Вот только сейчас взлетела, села вон на тот балкон, и больше я ее не видела.
— Mon fils![12] — кричит женщина рядом с нами.
Я только охнула, а Надж уже тянет меня обратно в отель и показывает мне на Газзи. Задрав голову вверх, он неотрывно смотрит на окно предпоследнего этажа. Оно широко распахнуто, и из него наполовину свесился кудрявый мальчонка. Над ним из разбитых окон рвется пламя, жадно пожирающее дорогущие шелковые занавеси. Мальчонка рыдает, надрываясь, зовет маму и вот-вот упадет с подоконника.
— Aidez mon fils,[13] — надрывается мать на тротуаре.
— Ангел! — кричит Газзи.
Клык и Майя уже зависли в воздухе возле окна. Ангел пробралась в комнату. Мне видно ее белокурую головку рядом с мальчуганом. Но он так напуган, что ничего не видит и не слышит.
— Она что, не может его загипнотизировать? — Газзи нервно переступает с ноги на ногу.
— В таком состоянии это может не получиться. — Я не свожу глаз с Ангела.
Мальчишке на вид года четыре. Рядом с ним Ангел машет руками и что-то ему все время повторяет. И тут в комнату врывается пламя. Огненные языки лижут потолок.
— Ангел! Прыгай в окно! Лети оттуда! — ору я.
Клык и Майя машут Ангелу и протягивают к ней руки. В этот момент с воем сирены подъезжает пожарная машина. Поздно! Пламя уже вплотную к Ангелу и мальчишке. Их головы скрылись в клубах дыма. Женщина на улице рыдает и заламывает руки.
С перекошенным от ужаса лицом распахиваю крылья и взмываю вверх к окну.
Задохнувшись от дыма, Майя с Клыком заходятся кашлем.
Вдруг из окна выпрыгивают две фигурки.
— Ангел! — кричу я.
Ее некогда белоснежные крылья посерели от сажи и дыма. Она крепко прижимает к себе мальчишку, сгибаясь под его тяжестью. Оба судорожно хватают ртом воздух и отчаянно кашляют.
Клык и Майя подлетели к ней вплотную. Она смотрит на них, кивает. И вдруг одним мощным взмахом крыльев она рванулась в сторону от здания. В ту же секунду в комнате раздается взрыв и из окна выбрасывает обломки мебели и осколки стекла.
Лечу прямо под Ангелом — страхую ее снизу. А Клык и Майя — по обе стороны. Наконец все мы четверо приземляемся на углу соседнего квартала, и Ангел мягко опускает мальчонку на землю. Его мама со всех ног кидается нам навстречу, кричит что-то по-французски и хватает сына в объятия. Он хлюпает носом, кашляет, но умудряется сквозь слезы улыбнуться Ангелу. Женщина плачет, Ангел кивает и подходит ко мне.
— Ты у меня настоящий герой! — Я прижимаю ее к себе.
— А ты думала! — Она сияет, и на черном от сажи лице ее ослепительно белые зубы кажутся еще белей. — Ты, поди, прилетела, чтоб выдернуть меня оттуда?
Я счастливо рассмеялась:
— Что ты спрашиваешь? Ты же меня знаешь. Я чуть с ума не сошла.
Ангел снова мне улыбается и берет меня за руку. Как в добрые старые времена.
С минуту я пребываю в нирване, но это быстро проходит.
Вижу, как Клык собирает свою шайку. Майя что-то ему говорит, и он улыбается ей в ответ. И тут, прямо у меня на глазах, он отводит с ее лица упавшую на глаза прядь. Ровно так, как он миллион раз убирал кудри с моего лица.
У меня перехватывает дыхание, как будто мне дали под дых. Все это похоже на мой личный День-А, когда «Макс-Клык» нашли свой окончательный и бесповоротный конец.
Чувствую, что больше не выдержу. Надо немедленно скрыться от стаи, от его команды, от всех на свете. Сказала Ангелу и Надж, что скоро вернусь, и сдобрила свои неубедительные объяснения кривой и еще более неубедительной улыбкой. Разбегаюсь по тротуару, взмываю в воздух и стремительно поднимаюсь в небо над Парижем. Лечу вдоль Елисейских полей к Триумфальной Арке, от которой расходятся двенадцать прямых, как стрела, улиц.
Кружу над городом. Достаточно высоко, чтоб меня не было видно, но не слишком — хочется все-таки и Париж видеть: и Эйфелеву башню, и Собор Парижской Богоматери у реки, и Сакре-Кёр на холме. В сумерках зажглись уличные фонари. Заморосил частый дождь. Мне стало совсем грустно.
Наконец решаю опуститься на верху Триумфальной Арки. На смотровой площадке уже никого. Я одна. Похолодало, я насквозь промокла, волосы прилипли к лицу. Отсюда весь город виден. Какой же он красивый!
Я вздохнула и прижалась головой к холодным чугунным перилам.
Я думала, больше никогда Клыка не увижу — но вот мы снова вместе. Или, по крайней мере, в одном городе. Думала, мы всегда будем вместе — снова ошибка. Потом думала, мы всегда будем врозь — опять промахнулась. От этих перемен голова идет кругом. Только я к чему-то привыкну — ситуация меняется. И снова, и снова, и снова. Хоть плачь! Разве это справедливо?!
Думаю про то, что Ангел сказала, мол, надо сначала самой понять, кто из них мне нужен, Клык или Дилан. Так-то оно так, но откуда мне знать? Я и сама ничего не понимаю. Ладно, утро вечера мудренее. Потом разберусь. Хватит здесь кваситься да мокнуть. Бесполезно это.
Я снова вздохнула. Пора назад. А то стая распсихуется.
Но тут мне на плечо ложится чья-то рука. Напружинилась, развернулась, готовая ко всему. Я даже не сразу узнала Дилана. Не сразу заметила его не сложенные еще крылья, его встревоженное лицо.
— Шпионишь за мной? — съязвила я, но сердце у меня отчаянно забилось.
Он улыбнулся:
— По крайней мере, я теперь подкрасться тихо могу. Не хуже тебя. Мне десять очков.
— Вот уж не знала, что мы с тобой очки подсчитываем, — бормочу я и отворачиваюсь. Небо над городом совсем потемнело. — С нашими все в порядке?
— У Ангела несколько перьев слегка обгорели. И лицо какое-то красное. Но ничего, обойдется. Все остальные в порядке. Мы сняли номер в той же гостинице, что и Клык. Только на другом этаже.
— Отлично. — Я стараюсь подавить иронию. Дилан стоит рядом и молчит. Наконец я не выдерживаю дурацкого молчания. — Так ты затем и прилетел, чтобы сказать мне, в какой гостинице мы остановились?
Он нахмурился, а мне бросились в глаза капли воды, стекающие у него по лицу.
— Нет… Не затем… Я полетел за тобой, потому что ты расстроилась. Потому что я хотел быть с тобой.
Вот уж воистину душа нараспашку. Что мне делать с его обезоруживающей искренностью. И с голубыми глазами, сияющими нежностью и любовью? У Клыка глаза черные, даже зрачков не видно — тайна за семью печатями, да и только. А у Дилана — ясные, светлые… Лучше о них не думать.
