— Чтобы меня еще сильнее задирали? Нет, спасибо.
Улыбка сошла с лица мистера Чу. Он уставился в пол:
— Я не могу смотреть на то, что эти дети с тобой делают. Если бы я мог…
— Знаю, мистер Чу. Вы бы их вздули, если бы не эти несчастные законы.
Тик почувствовал облегчение, когда мистер Чу перестал хмуриться.
— Именно, Тик. Я бы отправил всех этих бездельников в больницу, если бы мне это сошло с рук. Они все — просто кучка ни на что не годных тунеядцев. Через пятнадцать лет они все будут смотреть на тебя снизу вверх. Помни об этом, ладно?
— Да, сэр.
— Отлично. А теперь беги домой. У твоей мамы наверняка печенье в духовке. Увидимся в понедельник.
— О-кей. Увидимся, мистер Чу. — Тик помахал ему, а потом поспешил к выходу.
Он упал всего один раз.
— Я дома! — проорал Тик, захлопывая входную дверь. Его четырехлетняя сестра Кэйла играла в гостиной со своим чайным набором, и ее вьющиеся светлые волосы колыхались при каждом движении. Она сидела рядом с пианино, из которого их старшая сестра Лиза выбивала что-то жуткое (что она, конечно же, спишет на расстроенное пианино). Тик бросил рюкзак на пол и повесил свою куртку на деревянную вешалку рядом с дверью.
— Что нового, Тигр? — спросила мама, устремляясь в прихожую и на ходу заправляя за ухо прядь каштановых волос. На ее изящном лице выделялись покрасневшие от жара духовки щеки, со лба стекал пот. Лорена Хиггинботтом просто обожала готовить, и все в Дир-парке это знали. — Я только что поставила печенье.
В точку, мистер Чу.
— Мама, — взмолился Тик. — Люди перестали называть друг друга тиграми задолго до моего рождения. Почему ты не называешь меня «Тик», как все остальные?
Мать преувеличенно громко вздохнула:
— Это самое ужасное прозвище, какое я только слышала. — Ты хотя бы знаешь, что оно означает?
— Да, это когда ты все время корчишь рожи и не можешь перестать[1]. — Тик подергал мышцами щеки. Кэйла поглядела на него и хихикнула.
— Прелестно, — сказала мама. — И тебе нравится называться в честь заболевания?
Тик пожал плечами:
— Все же лучше, чем Аттикус. Лучше бы меня звали… пусть даже Уилбером.
Мама рассмеялась, хотя и пыталась сдержаться.
— Когда папа придет? — спросил Тик.
— Думаю, как обычно, — ответила мама. — А что?
— Он мне должен партию в «Футбол-3000».
Мама воздела руки к небу в наигранном отчаянии:
— Ну, тогда, думаю, придется мне позвонить ему и сказать, что он обязан немедленно прийти домой.
Лиза перестала играть, к облегчению Тика, да и, пожалуй, всех обладателей ушей в радиусе четверти мили. Она повернулась на своей табуретке и взглянула на Тика, злобно улыбаясь своими идеальными зубами. Волнистые каштановые волосы обрамляли слегка пухлое лицо, как будто она еще не распрощалась с младенчеством.
— В прошлый раз папа разделал тебя в пух и прах, — сладким голосом сказала она, сложив руки на груди. — Может быть, уже сдашься?
— Как только ты прекратишь свои ежедневные атаки на пианино. Звучит так, как будто у нас живет безрукая горилла.
Вместо того, чтобы ответить, Лиза встала с табуретки и подошла к Тику. Она наклонилась и звучно чмокнула его в щеку:
— Я ублю тебя, бватишка.
— Мама, меня сейчас стошнит, — застонал Тик, вытирая щеку. — У тебя не найдется чего-нибудь, чтобы вытереть лицо?
Лиза сложила руки и покачала головой, укоризненно глядя на брата:
— Подумать только, когда-то я меняла ему памперсы!
Тик деланно рассмеялся:
— Сестренка, ты старше меня на два года. Что-то мне не кажется, что ты могла менять мне памперсы.
— Я была очень умной для своего возраста.
— Да, ты в этом смысле просто Моцарт, если не принимать во внимание музыку.
Мама уперла руки в бедра:
— Вы двое — самые глупые дети, каких я когда-либо… — Громкое жужжание из кухни не дало ей договорить. — Ага, печенье готово. — Она развернулась и поспешила в кухню.
Кэйла заорала что-то непонятное и побежала за мамой, широко улыбаясь и разбрасывая чайные чашки по всему коридору.
Тик посмотрел на Лизу и развел руками:
— По крайней мере, она ничего не жжет. — Кэйлу несколько раз ловили за руку, когда она сжигала разные полезные предметы в камине в гостиной, злобно смеясь. Тик направился к лестнице: — Вернусь через минуту, мне надо в ванную.
— Спасибо, что поделился такими увлекательными новостями, — хмыкнула Лиза, по примеру сестры удаляясь в кухню.
Тик как раз положил руку на перила, когда мама окликнула его:
— Ой, я почти забыла. Тебе пришло какое-то письмо. Оно лежит на твоей кровати.
— О-о, это, наверное, любовная записка, — Лиза послала Тику воздушный поцелуй.
Тик проигнорировал ее и устремился вверх по ступенькам.
Кровать скрипнула, когда Тик приземлился на нее рядом с подушкой, на которой лежал порванный желтый конверт, на котором ужасным почерком было написано его полное имя — Аттикус Хиггинботтом — и адрес. На марке было старинное изображение Эйфелевой башни, но штемпель гласил: «Макадамия, Аляска». В верхнем левом углу конверта полагалось быть обратному адресу, но он отсутствовал. Он взял конверт в руки и перевернул: тоже ничего. Он минуту изучал конверт, ломая голову над тем, кто мог написать ему из Аляски. В голову ничего не приходило.
Он сунул палец под приклеенный клапан конверта и разорвал его. Внутри была простая прямоугольная открытка, как раз влезающая в конверт. Она была покрыта с одной стороны чем-то вроде шрифта старинных пишуих машинок. Заинтригованный, Тик извлек открытку и принялся читать:
«Дорогой мастер Аттикус!
Я пишу вам в надежде, что у вас достаточно храброе сердце и пытливый ум, чтобы вы могли помочь мне в это тяжелое время. Дела мои буквально трещат по швам, и я должен найти тех, кто мог бы помочь мне в одном очень серьезном деле.
Начиная с сегодняшнего дня (пятнадцатое ноября), я рассылаю особые сообщения и подсказки, которые приведут вас к важной и очень опасной цели, если вы пожелаете им следовать. Нет, «опасная» — это явно не то слово. «Несомненно и однозначно смертельная» — так лучше.
Я не буду больше ничего говорить. Только несколько важных вещей. Если вы когда-нибудь заходите остановить это сумасшествие, вам нужо будет только сжечь письмо. Я узнаю, если вы это сделаете, и немедленно отступлюсь.
Если же это письмо останется невредимым в течение недели после получения, я буду считать, что вы решили помочь мне, и пошлю вам одну за другой Двенадцать Подсказок.
Прежде, чем решиться, учтите: много, много жизней стоит на кону. Очень много. И исход каждой из них зависит от выбора, который вы сделаете. Хватит ли у вас смелости избрать сложный путь?
Будьте осторожны. Из-за этого письма действительно ужасные создания могут вами заинтересоваться.
Навеки ваш, М. Д.
P. S. Я полагаю, что вы, как и большинство молодых людей, любите мятные тянучки. Увы, у меня нет ни времени, ни возможности послать вам несколько в подарок. Надеюсь, вы не посчитаете меня злым или жадным. Хорошего дня!»
Тик изучал письмо десять минут, читая и перечитывая его от начала и до конца, и гадал, кто мог так его разыграть. Лиза? Нет, она не использовала бы слов «несомненно» и «отступлюсь». Мама или папа? Отпадает. Зачем бы это им понадобилось? У Тика не было настоящих друзей, поэтому оставался только вариант, что письмо принадлежало перу школьных хулиганов. Но, опять же, смысла в этом не было. К тому же, непонятно, как кто-либо из его знакомых мог ухитриться оттиснуть на конверте штемпель с Аляски.
У его отца была стая тетушка, жившая где-то в тех краях, но Тик никогда с ней не встречался и не думал, что она вообще подозревала о его существовании. И вряд ли ее инициалы были «М. Д.».
Его внимание отвлек стук в дверь: мама интересовалась, почему он ее не спустился поесть печенья. Тик пробормотал что-то о том, что плохо себя чувствует, что было ближе к правде, чем он хотел бы.
Это не могло быть чем-то серьезным. Это должно оказаться чьей-то шуткой. Должно.
Когда лилово-оранжевый закат перетек в полную темноту, Тик все еще лежал на кровати, размышляя о загадочном письме, хотя ему все сильнее и сильнее хотелось есть. Письмо М. Д. околдовало его. В конце концов, так ни до чего и не додумавшись, он заснул под тихий шум системы центрального отопления.
Но даже во сне он не мог отделаться от одних и тех же слов, мигающих, как неоновая реклама: «Действительно ужасные создания могут вами заинтересоваться».
Глава 3. Его худший кошмар
Тика разбудили волшебные звуки и ароматы, производимые жарящимся беконом, и неприятное ощущение, что он соскальзывает с горы. Он потряс головой, протер глаза и понял, что это его папа присел на краешек постели, заставляя ее ощутимо прогнуться в этом направлении.
