«Здорово, — подумала Элейн. — Этот все понимает. Его не проведешь».
Мистер Рассел шел быстро, Элейн поспевала за ним, стараясь на ходу оглядеться. Многие из школьных зданий были новые и современные, между ними располагались лужайки и площадки для отдыха, многие из них были оборудованы спортивными снарядами: шесты, кольца, брусья. Ее глаза радостно сверкнули. Мистер Рассел спрашивал про ее последнюю школу. Он сказал, что в этой школе все носят форму. Если у нее с этим возникнут трудности, пусть она обратится в контору, ей помогут.
«Трудности! — подумала она. — Никаких трудностей. Просто — папа. Как мне объяснить в конторе, что он за человек».
Когда они подошли к классу в конце овальной лужайки, мистер Рассел с силой распахнул дверь, и девочка, которая находилась в классе, подскочила, как перепуганный кролик.
— Линда, — сказал он резко, — что ты тут делаешь?
Она виновато улыбнулась и кинула взгляд на то, что она за минуту до того писала.
— Ни-ничего, — ответила она.
— Ты знаешь правила, Линда. До звонка в классе быть не полагается.
— Извините, мистер Рассел, — сказала она.
Она снова улыбнулась, на этот раз не виноватой, а сияющей улыбкой.
Обезоруженный улыбкой, мистер Рассел сказал:
— Ну, раз уж ты здесь, то я тебя вот о чем попрошу. Будь шефом Элейн. Сделай так, чтобы она разобралась во всем и почувствовала себя как дома. Парта перед тобой не занята? Та, где сидела Кати Клеменс? Пусть Элейн ее занимает. А я пойду принесу ей учебники.
Он рванулся с места, направляясь в учительскую. Девочки оглядели друг друга. Ни одна из них не произвела на другую хорошего впечатления. Трудно было оказаться более непохожими друг на друга. Элейн, тоненькая и бледная, казалась неопрятной, даже слегка диковатой. Нетуго заплетенная рыжая коса уже начала расплетаться. Светлые волосы Линды были модно острижены, и что-то неуловимое говорило о том, что ее дома холят и лелеют. Одежда была элегантной и новой, туфельки блестели. Обе девочки были слегка испуганы, их отношение друг к другу было напряженным и даже враждебным.
Линда спокойно уселась за парту и продолжила прерванное писание на листке бумаги. Улыбнулась про себя. Ее парта была уставлена разными принадлежностями: маленький ежик-карандашница, шкатулочка с выдвижными ящичками, в которой лежали ластики. Ее фотографии, вырезанные из коллективных классных, были прикреплены к парте скотчем, и красивым шрифтом выполнена надпись: «Линда Шульц сидит за этой партой». Элейн молча изучала все эти предметы. Линда кончила писать и сложила записку вчетверо. Она пересекла класс и положила ее на парту в последнем ряду.
— Только посмей проболтаться, — сказала она Элейн. — Это записка Эндрю Хейфорду. Он мой мальчик.
«И ты держись от него подальше», — звучало в ее тоне.
Элейн почувствовала себя униженной. Поэтому она сказала резко:
— Плевать мне. Меня эти вещи не интересуют.
— Да уж, конечно, вряд ли. — связала Линда с презрением. — Ну, пошли? Надо показать тебе все до звонка.
Эндрю протянул руку к заднему сиденью «Вольво», достал свою школьную сумку.
— Пока, мам, — сказал он Марджори.
— Я за тобой заеду посла уроков, может пойти дождь, — сказала она.
— Хорошо.
«Интересно, разберется ли Бен в «Космических демонах»? — подумал он. — Я ему не скажу, что удалось выяснить мне. Посмотрим, справится ли он сам».
Он в конце концов обнаружил Бена в толпе других учеников перед входом в седьмой класс. Они все уставились на рыжую девчонку, которую Эндрю видел в первый раз. Она ходила на руках по траве на овальной лужайке.
— Эй вы! Что тут происходит? — спросил Эндрю. Бен повернулся к нему и приветствовал его улыбкой, но ответил ему Джон Ферроне, который стоял рядом с Беном:
— Это новая девочка Элейн Тейлор, она раньше была в цирке.
— И кем же она была? Дрессированной шимпанзе? — фыркнул Эндрю. Его слегка бесило, что кто-то, кроме него, мог вдруг оказаться в центре внимания.
Линда Шульц услышала его и рассмеялась. Она подошла и стала рядом с Эндрю.
— Бахвалится, ужас! — сказала она. — Первый день в школе, и поглядите вы на нее!
Элейн вскочила на ноги. Она была чудовищно на себя зла. Она вовсе не собиралась бахвалиться, всякий раз это получалось само собой. Чем больше она волновалась и чувствовала себя не в своей тарелке, тем больше она старалась привлечь к себе внимание. Линда обошлась с ней так заносчиво, так противно, когда показывала школу, что ей захотелось продемонстрировать, что может она, Элейн.
Мистер Рассел подошел к дверям своего класса.
— Ты перепачкалась, Элейн, — сказал он. — Пожалуйста, Линда, проводи Элейн вымыть руки.
— Он любит, чтобы мы выглядели опрятно, — сказала Линда по дороге к туалетной комнате. На обратном пути она заметила: — Эндрю сказал, что ты похожа на шимпанзе.
— Да? Он что, умственно отсталый?
«Интересно, который из них?» — думала Элейн, возвращаясь в класс. Все ребята отыскивали страницу 88 в учебнике «Математика и жизнь», а мистер Рассел что-то писал на доске. Многие ребята воззрились на Элейн, а один из них скроил обезьянью рожу, уперевшись языком в нижнюю губу и скосив глаза к переносице. Она почувствовала, как Линда сдерживает смех.
«Ага, — подумала Элейн. — Это и есть знаменитый Эндрю. Забавно».
Мистер Рассел повернулся от доски.
— Познакомьтесь с нашей новой ученицей Элейн Тейлор. Надеюсь, ей будет с ваши хорошо в нашей школе.
Как только мистер Рассел снова отвернулся к доске, Элейн почувствовала, как что-то ударилось о ее левую ногу. Она увидела на полу бумажный самолетик. Линда, сидевшая сзади нее, пыталась дотянуться до него линейкой. Забыв все свои благие намерения, Элейн нагнулась и подняла самолетик.
— Дай сюда! — прошипела Линда.
Иногда Элейн приходилось дивиться своему собственному поведению. Она знала все неписаные правила, как нужно вести себя в школе новенькой — не высовываться, всех слушаться, но она почему-то была совершенно не способна им следовать. Поэтому она не отдала самолетик Линде. Вместо этого она подняла его, развернула и прочла, что было написано в записке. После этого она издала тихий, но весьма правдоподобный звук, как будто ее вот-вот вытошнит. Линда рванулась, чтобы выхватить у нее записку, и Элейн, поглядывая на мистера Рассела у доски, позволила ей это сделать. Мистер Рассел повернулся от доски как раз в тот момент, когда, завладев своим любовным письмом, Линда садилась на место.
— Дай сюда, Линда, — сказал он.
Метнув полный ненависти взгляд в сторону Элейн, она подошла к столу.
— Спасибо.
Мистер Рассел, не читая, разорвал записку на мелкие клочки.
— Теперь можешь пойти и выбросить это в корзинку, — сказал он Линде. — Я ждал от тебя лучшего поведения. Ты меня разочаровываешь.
Эндрю усердно решал задачи, но, после того как решил четыре, понял, что больше не может.
«Надо поберечь свой череп, — подумал он. — Еще немного математики, и череп мой лопнет, так что и не починишь!»
Он взял листочек бумажки и написал на нем: «Давай спорить, что ты не разберешься в «Космических демонах». Он передал записку Бену. Бен поднял большой палец, что означало «согласен», и нависал на обороте записки: «Один доллар». Эндрю покачал головой и показал ему два пальца. Бен улыбнулся и кивнул — «хорошо» и снова занялся задачами.
«Кажется, ему всерьез нравится математика», — подумал Эндрю. Казалось, Бен решает с удовольствием, его черепу вроде бы ничего не грозило, и он не нуждался в том, чтобы для отдыха вертеть головой, писать записочки или исподтишка лягать сидящего впереди.
— Ты уже решил. Эндрю? — прервал его мысли голос учителя.
— Я решил четыре, — сказал Эндрю, одаряя его покоряющей улыбкой, скорее по привычке. На мистера Рассела его улыбки не действовали.
— Ты можешь, больше. К этому времени ты должен бы решить все. Что ты замечтался, давай работай.
Через несколько минут Бен поднял руку:
— Я все решил, мистер Рассел.
— Молодец.
То, как учитель это сказал, вызвало у Эндрю досаду. Бен что-то уж чересчур начинал успевать в математике, а мистер Рассел как-то уж чересчур это одобрял. Эндрю не привык, чтобы кто-нибудь относился к Бену лучше, чем к нему, обычно все бывало наоборот.
Эндрю вздохнул и обратился к учебнику.
Когда Элейн после уроков вышла из класса, она тут же увидела отца на противоположном конце овальной лужайки. Его рыжие волосы мерцали в тусклом свете заходящего солнца, и он изо всех сил жестикулировал, беседуя с одной из мамаш. Элейн продвигалась в его сторону с некоторой осторожностью и остановилась на почтительном расстоянии. Случалось, что он подбрасывал ее вверх, как маленькую, или сажал себе на плечи, и это было нормально, даже, может быть, и здорово, если только никто этого не видел, а при ком-то было стыдно.
