— Занавес через пятнадцать минут, — объявил распорядитель.
Молли достала из кармана свой маятник и всмотрелась в черную спираль.
— Получится, получится, должно получиться! — снова и снова твердила себе девочка Поцеловав маятник на счастье, она сунула его обратно в карман комбинезона Молли и Петулька прошли по коридору и поднялись по лестнице к боковому выходу на сцену. Из-за занавеса доносился гул переполненного зрительного зала. У Молли вспотели ладони, сердце отчаянно колотилось.
— Удачи, удачи тебе, — говорили все вокруг. Она вышла на сцену и заняла свое место в кабине космического корабля, готового к старту. — Десять минут до занавеса, — шепнул кто-то. У Молли подвело живот. Она никак не могла сосредоточиться.
Оркестр заиграл увертюру — попурри из лучших песен мюзикла Публика притихла, слушая. Молли съежилась. Голова стала пустой, как набитый ватой мешок.
— Ну же, Молли, напрягись, у тебя все получиться, — сказала она себе тихим дрожащим голоском
Увертюра закончилась, и, хотя Молли горячо желала, чтобы время остановилось, спектакль все же начался. Под барабанную дробь занавес с шелестом поднялся.
Публика затаила дыхание. Тысячи глаз впились в Молли Мун. Кукушка. Вот она, новая звезда Бродвея, сидит в кабине огромного космического корабля и поглаживает примостившуюся рядом собачку Петульку.
Из динамиков загрохотал механический голос
— Наземный центр управления — майору Уилбуру. Слышите меня? Вы готовы к старту?
— Готов, — ответил майор Уилбур.
И вдруг, очень медленно, с потолка начало спускаться огромное стекло.
Это и была новая сцена, добавленная Молли. Перед ракетой установили не простую раму, а специальное, необыкновенно мощное увеличительное стекло, которое театр за огромные деньги заказал в НАСА — американском космическом агентстве. Сквозь него Молли казалась публике настоящей великаншей. А самой сильной частью увеличительного стекла была его середина, и, когда Молли приблизилась к ней, ее закрытые до сих пор глаза стали больше в восемьдесят раз.
Сцена выглядела эффектно, и по залу прокатился одобрительный шепот. Искушенным нью-йоркским зрителям спектакль нравился, они расслабленно откинулись в мягких креслах и смотрели, как сцена постепенно погружается в темноту: только на закрытых глазах Молли играл луч прожектора
— Десять, — начался обратный отсчет в громкоговорителе. — Девять… восемь…
— Двигатели включены, — сообщил майор Уилбур.
— Семь, шесть… пять… — отсчитывала Земля.
— Есть зажигание, — сказал майор.
— Четыре… три… два… один. Старт!
По залу прокатился грохот. Вокруг кабины вспыхнули оранжевые огни, изображавшие пламя двигателей, и в тот же миг глаза Молли, огромные, как экраны самых больших телевизоров, распахнулись. В последний миг Молли сумела сосредоточиться, и ее увеличенные в десятки раз глаза пробегали по зрительному залу, как лучи лазеров. Во всем зале, от партера до галерки, люди смотрели в глаза Молли, и странная неодолимая сила притягивала их, всасывая в гипнотический круговорот ее взгляда.
Молли показалось, что воздух наполнился электрическими разрядами, они щекотали ее от корней волос до кончиков пальцев. Это и было то самое, уже хорошо знакомое ей чувство слияния, только увеличенное в громадном масштабе зрительного зала. Молли медленно обвела взглядом театр, заглядывая в самые дальние уголки, и вернулась в первые ряды партера. Чувство слияния становилось все сильнее и сильнее, и внезапно страх куда-то исчез, словно испарился. Молли ощущала в себе необычайную силу, она была уверена, что сумела добраться до каждого, кто сидел в зале, и знала, что билетерам строго-настрого велено не впускать опоздавших. Ей ничто не угрожало.
— Смотрите — на — меня, — на всякий случай произнесла Молли, хотя все глаза в зале и без того были обращены на нее. — Смотрите — на — меня, — медленно повторила она, и голос ее был притягателен, как магнит.
Молли вплела гипнотические инструкции в песенку, которую сама сочинила. Теперь она запела ее без оркестрового сопровождения. Мелодия была простая, но призрачно чарующая.
Этот спектакль — несравненно — хорош.
Лучше него — ты нигде — не найдешь!
Мои танцы — и песни — обрадуют всех,
Мои шутки — вызовут — громкий смех.
Наш мюзикл — лучший — на все — времена.
Звездой — двадцать первого века — стану — Я!
Молли щелкнула пальцами, и зал наполнился оглушительным ревом ракетных двигателей.
— Готово, — сказала Молли, приблизив лицо к середине увеличительного стекла. — Мы ВЗЛЕТЕЛИ!
Увеличительное стекло поднялось к потолку, и мюзикл начался по-настоящему.
Целых два часа публика стонала от восторга, восхищенная песнями и танцами Молли. Она с одинаковым изяществом танцевала все — и балет, и чечетку, и джаз, и брейк-данс Она как пушинка взлетала в воздух и скользила над сценой. А когда она запела, зрители от наслаждения закрыли глаза и впали в сладостное забытье. Девочка очаровала всех!
Однако на самом деле Молли танцевала довольно неуклюже и невпопад. В чечетке она тяжело топала, а в джазовом танце никак не могла попасть в такт. Но самой Молли очень нравилось танцевать, а интереснее всего были боевые сцены с участием марсиан. Голос у нее был невыразительный, она страшно фальшивила, но никто этого не замечал. Другие актеры играли замечательно и подсказывали ей, когда она забывала слова, но в этом не было нужды — Молли могла бы вообще не произнести ни единой строчки, и публика все равно бы ею восхищалась. Да и Петулька тоже всем понравилась, хотя она ничего не делала — просто лежала на сцене возле рампы и со скучающим видом сосала камушек.
Мороженое капало зрителям на колени — они забывали лизать его.
Когда спектакль закончился, зал взорвался аплодисментами. Молли вышла на поклон, и публика встала. Началась овация. Юную артистку завалили букетами цветов. Когда кончились цветы, люди принялись срывать с себя и кидать девочке все, что у них было — часы, украшения, шляпки и модные шарфики… Нью-Йорк давно не видывал такой бури восторгов! Занавес опускали и снова поднимали сорок раз! Аплодисменты не смолкали, зрители хлопали в ладоши так, что руки у них покраснели и распухли. Наконец занавес опустился в последний раз.
Молли была на верху блаженства Она считала, что каждый зритель увидел именно то, что она хотела ему внушить.
Однако один человек в зрительном зале все же выскользнул из ее сетей. Это был маленький мальчик, которого Молли не сумела загипнотизировать потому, что он не смотрел на нее и не слушал. Он с карманным фонариком читал комикс и так увлекся похождениями Супермена, что забыл посмотреть Молли в глаза. Поэтому, дочитав наконец комикс, он оказался единственным, кто сумел оценить таланты Молли Мун действительно по достоинству.
— Мам, не такая уж она и хорошая, — говорил он, выходя из театра. — У нас в школе таких полным-полно, даже получше нее.
Мама пришла в ужас
— Бобби, как ты можешь так говорить? Она удивительная! Необыкновенная! Бобби, запомни этот вечер на всю жизнь! Сегодня у тебя на глазах состоялось рождение новой звезды.
Бобби спорил с мамой всю дорогу домой, и, в конце концов, мама пришла к печальному выводу, что ее сыну нужны либо очки, либо слуховой аппарат, а то и консультация у психотерапевта,
Нокман не пошел на премьеру. Он боялся, что в зрительном зале его заставят снять противогипнотические очки, а он не хотел рисковать. Кроме того, разработанный им план предусматривал, чтобы после окончания спектакля он поджидал за дверью, возле служебного входа в театр.
Начался дождь. Нокман в своем кожаном пальто стоял в тени высокой кирпичной стены, в нескольких метрах от служебного входа. Дождь заливал его лысину и нечесаную гриву сальных волос. Крупные капли стекали за шиворот и падали с кончика носа.
К половине одиннадцатого у служебного входа собралась толпа поклонников, жаждущих получить автограф новой звезды. Минут через двадцать дверь открылась, и на пороге в сопровождении двух дюжих охранников появилась сияющая Молли Мун. Звезда приветливо махала рукой.
Приветственные крики толпы захлестнули девочку с головой. Она совсем забыла про Петульку.
А Петулька вышла под дождь и направилась в сторонку от галдящей толпы — подышать свежим воздухом. Она обнюхала фонарный столб и с удовольствием пометила территорию. И вдруг ей в нос ударил очень интересный запах бараньей кожи. Принюхиваясь, она трусцой направилась к темной стене на разведку. Едва собачка вышла из круга света, отбрасываемого фонарем, сильная рука в перчатке подхватила ее и укутала в тряпку. Другая рука крепко зажала пасть. В мгновение ока Петулька оказалась под мышкой у маленького, толстого, вонючего человечка, торопливо удаляющегося по переулку. Собачка корчилась, вырывалась, но так и не смогла высвободиться из железной хватки. Собачьим чутьем, слухом и обонянием она чувствовала, что Молли уходит от нее все дальше и дальше. Бедняжке Петульке было очень страшно.
