Уже расплатившись, инспектор вдруг сообщил:
— А вообще-то там был еще один паренек. Брат этого Куликова.
— Каждый человек имеет право иметь своего брата, — пробормотал Август Янович, уже настраиваясь на допрос следующего клиента.
— Только он ему не брат, — сказал инспектор. — Брата я тоже знаю: он все время у пожарной части околачивается. До свиданья, Август Янович.
— Стоп! — сказал парикмахер. — А этот брат-небрат, как он выглядел?
— Обыкновенно. Он мальчишка как мальчишка.
— Ох уж эти мне мальчишки, — сказал Август Янович. — Все они на первый взгляд выглядят обыкновенно. Сегодня мальчишка — завтра бриться придет. Следующий!
Информация инспектора, добытая ценой таких усилий, оказалась важнейшей из всех, полученных ранее. Джинсовый костюм, «видение» Ефросиньи Дмитриевны, кеды, деньги, внесенные на счет спортлагеря — детского! — это все были весьма симпатичные, но косвенные улики. Теперь появился живой персонаж: «небрат», которого почему-то выдавали за брата; теперь уже стало совершенно ясно, что Алексей Палыч и Борис Куликов кого-то скрывают. Предварительное следствие можно было считать законченным. Но до конца смены времени оставалось еще порядочно. Август Янович, верный своему методу, допросил еще несколько клиентов, ничего нового не узнал и решил уже на этом закончить. Но в конце смены за стеклянной дверью появилась стройная фигура начальника спортивного лагеря.
Начальник лагеря был человеком еще молодым и вполне современным. Он не испытывал какого-то особого почтения к Августу Яновичу. Ему было все равно, сорок лет работал парикмахер в Кулеминске или сорок дней, лишь бы брил хорошо. Поэтому допрос по системе, разработанной. Августом Яновичем, сразу же пошел как-то не так.
— Тяжелая у вас служба, — сочувственно заметил Август Янович, намыливая клиента. — Тяжелая и неблагодарная.
Замечание это обычно било без промаха: почти каждый клиент считал, что служба его тяжелей, чем у других, и что его мало ценят. Но на этот раз получилась осечка.
— Почему тяжелая? Вполне нормальная служба.
— Но… — сказал Август Янович. — Работа с детьми…
— Мне нравится работать с детьми.
Клиент замолчал. Молчал и парикмахер, собираясь с мыслями. Система не сработала, а другой системы Август Янович не знал. Он привык, что клиенты быстро настраиваются на волну задушевного разговора. Сидящий в кресле и закутанный в простыню клиент обычно чувствует некоторую беспомощность, им легко управлять.
Этот клиент был из строптивых.
— Не беспокоит? — спросил Август Янович, пытаясь связать разорванную нить разговора.
— Нет.
Разговора не получалось. Но разговор был нужен. Этот клиент просто обязан был что-то знать.
— Много у вас народу этим летом? — спросил Август Янович.
— Сто тридцать семь человек.
— Жуть подумать! — вздохнул Август Янович. — Накормить такую ораву — тихий ужас.
— Для этого есть специальные люди, — пожал плечами клиент.
— Не дергайтесь, будьте любезны, — строго сказал Август Янович. — У меня в руках бритва, а не нож из вашей столовой.
— Но вы все время со мной разговариваете. Не разговаривайте, и я буду молчать.
Август Янович понял, что если он сейчас прекратит разговор, то начинать снова будет еще труднее.
— Можете не обращать на меня внимания, — сказал он. — Я привык разговаривать за работой. Между прочим, это не сделает вашу прическу хуже. Попробуйте простоять у кресла молча весь день. Я стригу не овец и брею не баранов. Это все, между прочим, люди. Между прочим, в древние времена парикмахеры были одни из самых уважаемых людей. Волосы, между прочим, растут не только у пастухов, но и у королей. Будем считать, что вы король.
— Я-то как раз скорее пастух, — улыбнулся начальник лагеря.
Улыбка клиента слегка ободрила Августа Яновича.
— Да, — сказал он, — у вас большое стадо. Вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Работа у вас сложная, как…
— Как у любого другого.
— Нет, извините, не как у любого, — возразил Август Янович, увидевший вдруг, что над пропастью замаячил узенький шаткий мостик, ведущий к Алексею Палычу. — Если уж говорить про любого, то будем говорить про любого учителя. Современные учителя — это каторжники. Их приговорили всю жизнь делать добро. А что они получают взамен от учеников? Извините меня — грубость и глупые прозвища.
— Чепуха, — равнодушно заметил клиент.
— То есть как чепуха?! — возмутился Август Янович, не привыкший к таким оценкам своих выступлений перед клиентами.
— Так, чепуха. Хороший учитель не только что-то дает ученикам, но и получает от них.
— Интересно, что же можно получить от них в наше время? — спросил Август Янович.
— Молодость, — кратко ответил клиент.
— Это в каком же смысле?
— Они все время растут. Меняются. Заставляют думать.
— Молодость… Я знаю людей, которые по двадцать лет работают в школе. За это время никто их них не помолодел. Это, извините, заметно не только по волосу. — Глядя на клиента в зеркало, Август Янович грозно шевельнул усами, что того совершенно не смутило.
— Может быть, мы займемся делом? — спросил клиент.
Как и все старые люди, Август Янович был обидчив. Кроме того, он привык, что с ним разговаривали всегда уважительно. От него, не от кого другого, зависела красота человеческая — внешняя, самая заметная красота. Поэтому отметим, что мужество в разговоре с непочтительным клиентом пришлось проявить немалое. Впрочем, Августу Яновичу было с кого брать пример: тени великих комиссаров полиции и частных сыщиков затаились в углах парикмахерской.
Август Янович вздохнул и продолжил:
— Хотя бывают прекрасные учителя. Например, Мухин Алексей Палыч.
Клиент промолчал.
— Вот человек, достойный памятника.
— Он еще не умер, — сказал клиент.
— Значит, вы знаете этого прекрасного человека?
— Знаю.
— Головой ручаюсь — вы у него учились.
— Учился.
— Скажу больше: вы у него учились, но с ним теперь не встречаетесь.
— Встречаюсь.
— Скажу больше: встретились вы с ним совершенно случайно.
— Послушайте, что вам нужно? — неожиданно спросил клиент.
— Мне? — Август Янович слегка оторопел. — Мне абсолютно ничего не нужно. Просто интересно, где в наше время может встретиться бывший ученик со своим бывшим учителем?
— Допустим, у меня в кабинете.
— А-а-а… — сказал Август Янович. — Да, да. Он приходил к вам с каким-то мальчиком.
— Он приходил один. Может быть, вы мне все-таки скажете прямо: что вам от меня нужно?
— Абсолютно ничего.
— Почему же вы задаете уже шестой вопрос об Алексее Палыче?
— Разве шестой? — удивился парикмахер. — Простите, я не считаю.
— А я считаю. Почему вас интересует какой-то мальчик?
— Кажется, Алексей Палыч что-то говорил…
— Кажется или говорил?
Начальник лагеря спрашивал быстро и без пауз. Август Янович едва успевал отмахиваться. Если свои вопросы парикмахер задавал с подготовкой, то клиент на разведку времени не тратил.
— Даже если и говорил, то вам-то какое до всего этого дело?
— Господи! — жалобно сказал Август Янович. — Да неужели в наше время у клиента спросить ничего нельзя?
— Спрашивайте.
— Что же спрашивать? — растерянно спросил Август Янович.
— Что вы хотите узнать?
— Я ничего не хочу, — защищался Август Янович, уже мечтавший о том, чтобы клиент побыстрее ушел. — Почему я должен что-то хотеть?
— Я вижу, что вы очень интересуетесь Алексеем Палычем и каким-то мальчиком, который ко мне не приходил.
— С вас пятьдесят копеек, — пробормотал Август Янович наугад и при этом обсчитал себя копеек на тридцать.
— Этот мальчик ваш родственник? — спросил начальник лагеря.
— Избави бог…
— Знакомый?
— Ни боже мой…
— Тогда почему вы им интересуетесь?
— Извините, — сказал Август Янович, слегка откачнувшись от поднявшегося клиента.
— Пожалуйста, — холодно заметил клиент. — В следующий раз не ходите вокруг да около, а начинайте сразу. Так будет проще. Сообщаю: интересующий вас мальчик находится у нас в лагере. Алексей Палыч действительно за него хлопотал. Я выписал для него путевку. Это не вполне по правилам, но переживем. Будут еще вопросы?
— Да я просто так… — защищался Август Янович. — Я в смысле заботы о детях.
— В этом смысле у нас все в порядке, — отчеканил начальник лагеря. — Так что спите спокойно, дорогой товарищ. Спасибо и до свидания.
Начальник лагеря вышел пружинистой, спортивной походкой.
Август Янович показал ему вслед язык. Он был доволен: молодые современные начальники тоже имели свои слабые места. Слабым местом этого оказалась самоуверенность. Просто Август Янович не сразу сообразил, что с такими людьми лучше всего играть в открытую.
