К делу давай, долго нам еще слушать твою болтовню?! — крикнул кто-то из толпы.
Барон недовольно пожал плечами — ему совсем не нравилось, что его перебивают, да еще столь бесцеремонно.
В этот праздничный день нашу с вами радость омрачают черные вести. Страшная измена проникла в Альзарию! Враги, вступившие в сговор с колдуном, все еще живы. Они находятся среди нас с вами… Да-да! Вот они — проклятая ведьма, соучастница колдовских преступлений Безевихта, глюм Капунькис, которому оказалось мало победы над Безе-Злезе и он пошел в прислужники к колдуну, и третий враг — самозванец, выдающий себя за знаменитого и всеми нами уважаемого Героя Генриха Шпица. Но не это самое страшное — сей низкий самозванец смеет заявлять, что это он победил ужасного Безевихта! И заявлять это тогда, когда я, не щадя своей жизни, бился с колдуном до последнего и даже предоставил в доказательство своего подвига доспехи розовых рыцарей.
Смерть лжецу и ведьме! — закричал в толпе мужчина, одетый в цвета знамени Хильдебранта.
— Смерть предателям! — нестройным хором отозвалось несколько человек.
Генрих растерянно оглянулся. Капунькис вытер рукой нос; из глаз глюма текли слезы. Хонка понуро опустила голову.
— Да-да, — продолжил Хильдебрант. — Этот злодей смеет выдавать себя за любимого нами Героя Генриха Шпица. Какая наглость!
Множество свидетелей могут легко опровергнуть эту ложь. Пусть выйдет ко мне господин Джозеф Унфер.
К трибуне пробрался тощий мужчина с припухшим от беспрестанного пьянства лицом.
— Я здесь, господин барон, — доложил он, подобострастно кланяясь.
Знаете ли вы этого человека? — спросил Хильдебрант, указывая на Генриха.
Еще бы его не знать, ваше сиятельство. Это Мартин Кребер из нашей деревни, известный лентяй и плут. Не было и дня, чтоб его не колотили всей деревней за вранье. А на прошлой неделе он появился в этих блестящих доспехах и начал всем хвалиться, что украл их у какого-то господина, уснувшего в лесу. У, негодяй. — Пьянчужка погрозил Генриху кулаком. — Знали бы мы, что ты такой подлец, давно б повесили тебя на суку.
Можете идти, господин Унфер, — сказал барон. — Следующим свидетелем суд Альзарии просит выступить госпожу Мару Шрайбер.
На место пьянчужки взобралась дородная девица с бегающими глазками. Она сложила руки на груди, театрально выставила вперед ногу и, не дожидаясь вопроса Хильдебранта, визгливо выкрикнула, глядя на Генриха:
— Мерзавец! Не ты ли обещал молодой девице Карле Штерн взять ее в жены и подло бросил ее? Я всегда знала, что ты, Мартин Кребер, подлец и не годяй!.. Но ничего, я еще выцарапаю тебе глаза!
Девица слезла с помоста и отошла в толпу.
— Голову отрубить негодяю, и все дела! — послышались злые возгласы.
— Тоже выискался победитель Безе-Злезе — молокосос!
Хильдебрант картинно развел руки в стороны.
— Решите сами, храбрейшие и справедливейшие жители Альзарии, кто настоящий Герой: я или этот самозванец! Решайте вы, какому наказанию предать преступников…
Толпа забурлила, двинулась к обвиняемым с грозными выкриками. Стражникам едва удавалось сдерживать разбушевавшийся народ. Со всех сторон на Генриха, Хонку и Бурунькиса сыпались проклятия. Через головы стражников перелетели несколько камней, однако никого, к счастью, не зацепили.
Барон довольно потер руки. Он повернулся к пленникам и подмигнул Генриху.
— Ну что, говорил я тебе, что вечером ты познакомишься с топором палача?
И тут внезапно прозвучал волчий вой. Он был так громок, что содрогнулись стены домов. Толпа испуганно затихла. Барон Хильдебрант развернулся на носках и высоко задрал голову, как будто пытаясь разглядеть за крышами наглых животных, посмевших мешать «справедливому» суду.
— Дикий Охотник! — взвизгнул кто-то.
Толпа бросилась врассыпную, но так как все бежали в разные стороны, произошла свалка, и никто уйти с площади не смог. Когда появился безголовый Охотник, все разом попадали на землю, прикрыли головы руками и стали жалобно причитать. Два ужасных волка перескочили через лежащих и, жутко оскалившись, уселись прямо перед помостом. Хильдебрант попятился, но волки свирепо рыкнули, и барон испуганно замер.
Безголовый Охотник, пробираясь к судилищу, бесцеремонно раздвигал ногами лежащих. Ему удалось никого не раздавить. Наконец он оказался возле судейского шатра.
— Садитесь, садитесь, господин Охотник! — подобострастно зашептал подлый Хильдебрант, пододвигая трон к десятиметровому великану. Потом он бухнулся на колени и попятился к остальным заговорщикам.
Так как трон был слишком мал для Одина, безголовый бог уселся прямо на землю. Притихший народ зашевелился. Удивленные тем, что до сих пор живы, люди зашептались. Никто не знал, что делать и чего ожидать в скором времени.
Один вытащил из мешка за волосы худую голову с бледной до желтизны кожей. Голова открыла глаза, долгим сонным взглядом осмотрела толпу, потом икнула и сказала:
Фердинанд Второй приветствует своих подданных!
Слава Фердинанду Второму! — послышались со всех сторон несмелые голоса.
Пусть выйдет вперед самый мудрый и расскажет нам, в чем, собственно, дело.
На несколько секунд воцарилась напряженная тишина: высовываться никому не хотелось.
— Давайте, давайте, отрабатывайте полученные деньги, — зашептал Хильдебрант баронам и графам.
Те переглянулись и вытолкнули вперед какого-то толстяка. Тот попытался было воспротивиться, но тут голова Фердинанда Второго нетерпеливо произнесла:
— Если будете испытывать мое терпение, я всех вас накажу.
Толстяк, взмокший от страха, поднялся на ноги, но выпрямляться не рискнул — он замер, согнувшись в три погибели.
— Ваша милость, я граф Шикман Третий фон Верденберг-Сарганс…
— Граф? С графом я говорить не буду, — важно промолвила голова. — Герцоги среди вас есть?
— Нет, ваше величество, герцоги на наш суд не приехали. Понимаете, они ведь заняты своими делами…
Генрих услышал, как барон Хильдебрант тихонько выругался.
— Ну ничего, ничего, я покажу еще этим строптивым герцогам, — зло шептал барон. — Ишь, бароны им не ровня. Бароны и графам не ровня, так что из этого? Я их уже подмял под себя, этих графов. Ничего, со временем доберусь и до герцогов…
Так, значит, герцогов нет? — спросила голо-а. — Ни одного?
Ни одного. — Граф Шикман убежденно покачал головой.
Безобразие, — буркнула голова Фердинанда Второго. — Ладно, говори ты.
Дело, собственно, в том, что наш суд зашел в тупик. Мы имеем двух Героев…
Это похвально, что у вас так много храбрецов, — перебила голова Фердинанда Второго». — Говори дальше, мы разрешаем.
Спасибо, ваше величество. — Граф Шикман Третий подобострастно улыбнулся. — Вашей доброте нет предела, о милосерднейший и благороднейший Фердинанд Второй. Мы невообразимо счастливы тем, что ваше величество снизошло до того, чтоб посетить таких жалких и никчемных созданий, как мы.
На лице Фердинанда Второго заиграла довольная улыбка. Как и каждому королю, ему нравилась отъявленная лесть.
— Мы недостойны целовать следы ваших ног…
После этих слов толстого барона лицо короля вдруг перекосилось от злости, и он рявкнул:
— Дурак! У меня нет ног!
Бедняга граф задрожал от страха. Генрих зло улыбнулся — так и надо жирному подхалиму!
— Говори дальше, — позволил Фердинанд Второй.
Но хотя Героев у нас двое, мы доподлинно знаем, что один из них — лживый самозванец, который подло и жестоко желает обмануть весь народ и вас, ваше наимудрейшее величество…
Как, и меня? — возмутился король. — И кто это?
— Мы, люди благородных кровей, позволили себе смелость думать, что это вот этот юноша, — сказал граф, указывая на Генриха.
— Схватить лгуна! — рявкнул Фердинанд Второй. Стражники навалились на Генриха, скрутили ему руки и выжидательно уставились на Дикого Охотника.
— И обезглавить немедленно! — закончила королевская голова.
Граф Шикман Третий перевел дух, а подлый Хильдебрант с облегчением вздохнул. Он посмотрел на Генриха и злорадно ухмыльнулся. Стражники тем временем поволокли Генриха к эшафоту. Огромный палач в красной маске провел пальцем по лезвию топора и удовлетворенно покачал головой.
Стойте! — Из толпы вдруг выскочил Бурунь-кис. Он прошмыгнул мимо стражи и в один миг оказался перед Диким Охотником. Голова Фердинанда удивленно покосилась на него. — Уберите эту тупую голову, господин Один, обратно в свой мешок, — продолжал между тем отважный глюм. — Хотя она и принадлежит королю Фердинанду Второму, ума в ней не больше, чем в других королевских головах. Я прошу вас, господин Один, вытащить голову советника Мюллера.
Ты знаешь Мюллера? — удивилась голова Фердинанда и вдруг закричала: — Нет, нет, не клади» меня в мешок, я еще не все распоряжения отдал!
