– Что случилось с той девушкой? Меропой или как ее там?
– О, ничего страшного, – ответил Думбльдор. Он уселся за письменный стол и жестом пригласил Гарри последовать своему примеру. – Огден аппарировал в министерство и буквально через пятнадцать минут вернулся с подкреплением. Морфин с отцом дрались, но их одолели и забрали из дома. Впоследствии Мудрейх приговорил их к заключению в Азкабан. Морфин, за которым уже числился ряд нападений на муглов, получил три года. Марволо ранил, кроме Огдена, нескольких министерских служащих, и получил шесть месяцев.
– Марволо? – изумленно повторил Гарри.
– Совершенно верно, – Думбльдор одобрительно улыбнулся. – Рад, что это не ускользнуло от твоего внимания.
– То есть, этот старик…
– Дед Вольморта, – кивнул Думбльдор. – Марволо, его сын Морфин и дочь Меропа были последними представителями семейства Монстеров, очень древнего колдовского рода, знаменитого редкой жестокостью и многочисленными психическими болезнями – следствием привычки заключать браки между кузенами и кузинами. Отсутствие здравого смысла в сочетании с большой любовью к роскоши привели к тому, что семейное состояние было промотано еще за несколько поколений до Марволо. Он, как ты сам видел, оказался в полной нищете – впридачу к весьма дурному характеру, фантастической гордыне и самовлюбленности да парочке фамильных ценностей, которыми он дорожил не меньше, чем своим сыном, и гораздо больше, чем дочерью.
– Значит, Меропа, – Гарри подвинулся вперед и пристально посмотрел на Думбльдора, – Меропа… Сэр, значит, она… мать Вольдеморта?
– Да, – кивнул Думбльдор. – И нам посчастливилось мельком видеть его отца. Мне было интересно, поймешь ты или нет?
– Мугл, на которого напал Морфин? Человек на коне?
– Замечательно, – просиял Думбльдор. – Да, то был Том Реддль-старший, красавец-мугл, имевший обыкновение проезжать мимо домика Монстеров. Меропа питала к нему тайную, жгучую страсть.
– И они поженились? – неверяще спросил Гарри, не в силах представить себе менее подходящей пары.
– Ты, кажется, забыл, – сказал Думбльдор, – что Меропа была ведьмой. Вряд ли она могла выгодно продемонстрировать свои колдовские способности в присутствии тирана-отца. Но когда Марволо и Морфин оказались в Азкабане, она впервые за восемнадцать лет почувствовала себя свободной и наверняка решила воспользоваться тем, что умела, дабы изменить свою несчастную жизнь. Догадываешься, как Меропа заставила Тома Реддля забыть подругу-муглянку и влюбиться в себя?
– Проклятие подвластья? – предположил Гарри. – Любовное зелье?
– Очень хорошо. Лично я склоняюсь к любовному зелью. Уверен, она считала это более романтичным. К тому же, вряд ли было трудно жарким полднем убедить Тома, когда он проезжал мимо один, выпить немного воды. Так или иначе, уже через несколько месяцев после сцены, свидетелями которой мы стали, жители Малого Висельтона жарко обсуждали невероятное происшествие – побег сына сквайра с нищенкой Меропой. Можешь представить, сколько было сплетен.
– Но потрясение деревенских жителей не шло ни в какое сравнение с отчаяньем Марволо. Он вернулся из Азкабана, рассчитывая увидеть покорную дочь и горячий обед на столе, а вместо этого нашел дюймовый слой пыли да прощальную записку.
– Насколько я знаю, он с тех пор не произносил имени дочери и даже не упоминал о ее существовании. Предательство Меропы, вероятно, приблизило его смерть – впрочем, не исключено, что он просто не научился самостоятельно добывать себе пропитание. После Азкабана он очень ослабел и не дождался возвращения из тюрьмы Морфина.
– А Меропа? Она… умерла, да? Ведь Вольдеморт воспитывался в приюте?
– Да, – сказал Думбльдор. – Конечно, здесь мы опять обращаемся к сфере догадок, но все же дальнейший ход событий не так трудно вычислить. Дело в том, что через несколько месяцев после тайной свадьбы Том Реддль вернулся домой без жены. Поползли слухи, что его «околпачили», «обдурили». Думаю, он знал, что какое-то время находился под воздействием колдовских чар, но, осмелюсь предположить, не решался рассказывать о произошедшем в таких выражениях, опасаясь быть принятым за сумасшедшего. Но люди решили, что Меропа солгала ему, притворилась, будто ждет ребенка, и потому он на ней женился.
– Она же действительно родила ребенка.
– Да, но только через год после свадьбы. Том Реддль бросил ее беременную.
– Что же случилось? – спросил Гарри. – Почему перестало действовать любовное зелье?
– Опять же, остается только гадать, – ответил Думбльдор. – Мне кажется, Меропа так сильно любила мужа, что не могла держать его в рабстве с помощью колдовства и решила отказаться от зелья. Она была без ума от него и, наверное, убедила себя, что и он влюбился в нее по-настоящему. Или считала, что он останется с ней ради ребенка. В любом случае бедняжка ошибалась. Он бросил ее, никогда не искал с ней встреч и не потрудился узнать, что стало с сыном.
Небо за окном стало чернильно-черным; лампы, казалось, светили ярче.
– Пожалуй, Гарри, на сегодня достаточно, – чуть погодя сказал Думбльдор.
– Да, сэр, – кивнул Гарри.
Он встал, но не спешил уходить. – Сэр… а это важно – знать прошлое Вольдеморта? – Очень важно, – ответил Думбльдор. – А это… имеет отношение к пророчеству? – Самое прямое. – Понятно, – Гарри, хоть и недоумевал, но все же успокоился.
Он повернулся, чтобы идти, но вспомнил еще кое-что и снова повернулся к Думбльдору. – Сэр, а Рону с Гермионой можно рассказать?
Думбльдор, подумав, ответил:
– Да. Полагаю, мистер Уэсли и мисс Грэнжер доказали, что им можно доверять. Но, Гарри, пожалуйста, попроси их не рассказывать никому больше. Нехорошо, если пойдут слухи о том, сколько мне всего известно о тайнах лорда Вольдеморта.
– Нет, сэр, только Рону и Гермионе, я обещаю. Спокойной ночи.
Он почти уже дошел до двери, когда вдруг увидел на одном из тонконогих столиков, заставленных хрупкими серебряными приборами, уродливое золотое кольцо с большим, надтреснутым черным камнем. Гарри, уставившись на него, пробормотал:
– Сэр, это кольцо…
– Да? – откликнулся Думбльдор.
– Я видел его на вас, когда мы были у профессора Дивангарда.
– Верно, – признал Думбльдор.
– Но разве это не… сэр, разве это не то кольцо, которое Марволо Монстер показал Огдену?
Думбльдор кивнул.
– То самое.
– Но как…? Оно всегда у вас было?
– Нет, оно попало ко мне совсем недавно, – сказал Думбльдор. – Буквально за несколько дней до того, как я забрал тебя от дяди с тетей.
– Примерно тогда же вы повредили руку, да, сэр?
– Примерно, да.
Гарри замер в нерешительности. Думбльдор улыбался.
– Сэр, а как именно…?
– Уже поздно, Гарри! Ты услышишь эту историю в другой раз. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, сэр.
Гермиона оказалась права: свободные часы в расписании шестиклассников отводились не для счастливого ничегонеделания, о котором так мечтал Рон, а для выполнения немыслимого количества домашних заданий. Ребята занимались столько, словно каждый день готовились к новым экзаменам, да и сами предметы требовали гораздо большей отдачи. На превращениях Гарри теперь понимал лишь половину объяснений; даже Гермионе иной раз приходилось просить профессора Макгонаголл повторить сказанное. Однако самым поразительным было то, что любимым предметом Гарри – благодаря Принцу-полукровке и к вящему неудовольствию Гермионы – неожиданно стало зельеделие.
Владения невербальными заклятиями стал требовать не только Злей, но и Флитвик с Макгонаголл, и теперь все вокруг постоянно пыжились, будто наглотавшись ПРОС-т-РАЦИИ, хотя на самом деле всего лишь пытались молча колдовать. От такого напряжения хотелось развеяться и было приятно выйти из замка в теплицы – пусть по гербологии они проходили весьма опасные растения, но там по крайней мере не запрещалось от души высказаться, если сзади тебя неожиданно хватала ядовитая осьмиусица.
Из-за всех этих мучений Гарри, Рон и Гермиона до сих пор не могли найти времени, чтобы навестить Огрида. Он перестал приходить за преподавательский стол – зловещий знак! – и таинственным образом слеп и глох, когда изредка сталкивался с ребятами во дворе или в коридоре.
В субботу за завтраком Гермиона, взглянув на пустое кресло Огрида, сказала:
– Надо пойти к нему и все объяснить.
– У нас же отборочные испытания! – воскликнул Рон. – Плюс Агуаменти для Флитвика! И вообще, объяснить что? Что мы всегда ненавидели его дурацкий предмет?
– Это не так! – возразила Гермиона.
– Говори за себя, а я пока не забыл драклов, – хмуро бросил Рон. – И вот что тебе скажу: неизвестно, каких еще несчастий мы избежали. Ты не слышала, как он разглагольствовал о своем тупоумном братике – если б мы остались, то сейчас, наверное, учили бы Гурпа шнуровать ботиночки.
