И наконец, Джон снова увидел своего брата, с его неистощимым эгоизмом, самомнением и тягой к разрушению. Он понял, что Марио отчасти сам виноват в своих мучениях и смерти.
— Нет! — выкрикнул он, — Нет! Марс, ты не должен быть таким. Ты можешь измениться!
Он поднял свой медальон выше, и его свет упал на круг танцовщиков, отбрасывая их тени в сторону другого медальона. Наступил головокружительный момент, когда лучи света с обеих сторон пересеклись в центре.
Мужчины повернулись к Джону. На их лицах отражались изумление и гнев. Они опустили свой медальон.
Сон мгновенно исчез. Джон закричал от ужаса. Он потерял Марио, утратил свой шанс спасти его! Вокруг него извивались нервные окончания, потрескивавшие от эмоциональных зарядов. Напряжение распространялось по системе, вызывая нестабильность.
Джону показалось, что в глубине пульсирующей массы мелькнуло лицо его брата.
— Марио! — крикнул он.
Теперь он мог видеть лица всех своих знакомых. Их глаза и рты были широко открыты. «Помоги! — казалось, умоляли они. — Помоги нам!»
— Что мне делать? — спросил он.
Потом он увидел рассерженные лица взрослых. «Не вмешивайся, — говорили строгие голоса. — Уходи. Не суй свой нос в чужие дела». За свою короткую жизнь Джону не раз приходилось слышать эти слова, заставлявшие его чувствовать себя маленьким и беспомощным.
— Я не знаю, что делать, — в отчаянии пробормотал он. — Скажите мне.
Внезапно он ясно увидел лицо Элейн и услышал её голос, как будто они стояли посреди школьного двора.
— Джонни! — крикнула она. — Ты должен вступить в игру. Расскажи нам историю. Расскажи о чем-нибудь хорошем. Пусть это будет сильнее, чем истории, под которые они заставляют нас танцевать.
Мальчику ничего не приходило в голову. Он мог думать только о своём страхе и о том, как сильно ему хочется домой.
— Расскажи нам о своём доме! — попросила Элейн.
— У нас большая семья, — неуверенно начал он. — У меня есть два брата. Мама хотела девочку, но родился я, и она сказала, что такова жизнь — всегда получаешь не то, что хочешь. Раньше Фрэнк постоянно дразнил нас, но в последнее время сильно изменился к лучшему. Он присматривает за нами, пока нет родителей. Он отлично готовит. Папа договорился, чтобы Марио мог пользоваться его компьютером. Думаю, наша семья похожа на многие другие. Иногда мы ссоримся, но стараемся заботиться друг о друге. У нас замечательный сад. Там растут разные овощи и фрукты. Мне нравится...
Джон запнулся. Его история выглядела жалкой и убогой, словно сочинение первоклассника. Как она могла противостоять историям о власти, похоти, насилии и смерти?
Лица исчезли. Джон чувствовал их отчаяние и разочарование.
— Мне очень жаль, — тихо прошептал он. — Ну какой из меня герой?
Хотя слезы застилали ему глаза, он понял, что снова попал в мир сновидений. За группой танцовщиков он мог различить тёмные силуэты двух мужчин с медальоном. Они боролись друг с другом. В отчаянии Джон продолжил свою историю. Он высоко поднял свой медальон, вдыхая терпкий аромат базилика.
Он рассказывал о единственной вещи, которую знал, — о реальном мире. Он говорил о вкусе спелых абрикосов, о фиолетово-чёрной кожице баклажанов, о жаре в мансарде под крышей в летнюю ночь, о стрекоте кузнечиков, об узорах созвездий. Он вспоминал добрые морщинки в уголках глаз своей матери, колющую щетину отца, крепкие мускулы братьев. Он рассказывал, как хлорка жжёт глаза после долгого купания в бассейне, как пахнет палая листва после дождя на пригородной улочке, как кошка прыгает на полку за диваном, мягко стуча коготками.
Пока Миллер и Ясунари боролись за медальон Мидори, Джон протягивал свой медальон, и его свет рассказывал танцовщикам о реальном мире. Один за другим они стали прислушиваться к рассказу и подходили ближе, чтобы послушать ещё.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯПоследним, что запомнил Бен перед пробуждением, были слова араба, уличного торговца, возмущённо повторявшего: «Это совсем не помогает мне, совсем не помогает, совсем...»
Бен знал, что торговец прав: чего-то не хватало. Он пытался вспомнить, что это такое, когда где-то совсем рядом прозвучал знакомый голос.
— Джон? — удивился Бен. — Джон Ферроне? Это ты? Какого дьявола ты здесь делаешь?
Другие тоже начали просыпаться, один за другим.
— Джонни! — восхищённо воскликнула Элейн. — Джонни пришёл спасти нас!
Она подошла и обняла его.
— Мы не просили спасать нас, — буркнул Эндрю себе под нос. — Некоторые и так неплохо проводят время!
— Мы не можем оставаться здесь. — Голос Мидори звучал устало и печально. — Нужно возвращаться в реальный мир. Я хочу видеть моего отца.
— Но здесь мы можем делать все, что нам хочется, — возразил Эндрю. — Разве ты не хочешь жить вечно?
— Нет! — крикнула Элейн. Душевный подъем, который она испытывала во время танца, был потрясающим, но, как и Бен, она чувствовала, что чего-то не хватает. Теперь Джон напомнил ей, чего здесь не было. Ей не хватало тяжёлой работы, усилий, предпринимаемых в реальном времени. Именно они делали победу такой радостной. Внезапно ей ужасно захотелось оказаться на сцене вместе с Шез и японскими танцовщиками, работать до седьмого пота, до полного изнеможения. Совершенство достигалось только настоящим трудом.
— Здесь ужасно, — решительно сказала она. — Давайте выбираться наружу.
— Как? — спросил Эндрю. — У тебя есть идея?
— Медальон, — ответила Элейн. Она посмотрела на маленькую безделушку в руке Джона. Как она могла забыть, что означала для неё эта вещь? Она вспомнила своё видение в мире «Небесного Лабиринта». Медальон выведет их обратно! — Как ты попал сюда? — обратилась она к Джону.
— Он сказал, что это пропуск...— начал тот.
— Он? — перебил Тоши, внезапно материализовавшийся рядом с ними. — Тебя послал профессор?
Джон отпрыгнул назад.
— Кто этот человек?
— Все в порядке, — успокоила его Элейн. — Тоши один из нас.
— А это кто? — Джон указал на Мидори и застенчиво прошептал на ухо Элейн: — Она японка?
— Я — Мидори Ито, — заявила девушка.
— Значит, человек, который говорил со мной, это твой отец?
— Милый, добрый папа, — с гордостью произнесла Мидори. — Я знала, он что-нибудь придумает! — Она покосилась на медальон и добавила: — У меня есть точно такой же.
— Этот принадлежал мне, — сказала Элейн. — Я отдала его Марио.
— Он лежал у него под подушкой, — торопливо пояснил Джон.
Элейн почувствовала, что краснеет.
— Медальоны задумывались как средство войти в игру, — размышляла Мидори. — Теперь я понимаю, что означало сообщение «Пропуск для Нового Игрока»! Значит, ты и есть новый игрок.
Она медленно повернулась, словно поражённая какой-то мыслью, и попыталась заглянуть за массу перепутанных кабелей, пульсировавших с возраставшей скоростью.
— Эти люди, — прошептала она. — Значит, они забрали мой медальон? Черт бы их побрал! Как они осмелились!
— Медальоны также могут служить средством контроля, —добавил Тоши. —Тот, кто обладает ими, повелевает игроками. В компьютерных играх используются сильные чувства — страх, ненависть и другие. Эти чувства вызываются и эксплуатируются теми, кто владеет медальонами.
Он сосредоточенно нахмурился, потом с невольным восхищением взглянул на Джона.
— Должно быть, ты очень хороший человек, — сказал он. — У нас бы тебя назвали «просветлённым».
— Так и есть, — подтвердила Элейн.
Джон смущённо потупился, чувствуя, как краска приливает к его лицу.
— А где Марс? — спросил он.
В этот момент перед глазами ребят пронеслась вспышка света, и они почувствовали, как их втягивает в мир сновидений.
— Он здесь! — крикнул Джон.
Марио лежал на земле, не подавая признаков жизни. Перед ним стоял Миллер, державший медальон Мидори. Он одолел Ясунари и придавил его, наступив ногой на шею японца. Тот корчился и издавал невнятные вопли, но Миллер не обращал на него внимания.
— Начнём снова, — спокойно сказал он, как будто ничего не произошло. — Готовы?
Миллер протянул медальон, и они ощутили могучую силу его воли — силу, сделавшую «Хедуорлд» самой прибыльной в мире компанией по производству компьютерных игр. Одновременно они услышали призыв «Шинкея», желавшего объединить свои разумы и слиться в коллективной фантазии.
Воля Миллера захлёстывала их, как кнутом. Они не могли устоять перед ней. История снова начала превращаться в кошмар.
— Вот оно! — торжествующе завопил австралиец, — Давайте двигайтесь! А я ухожу. Кто-то должен распоряжаться этим фантастическим изобретением.
Тоши, отчаянно боровшийся с принуждением, выступил вперёд.
— Вы должны отпустить детей.
