— Я не притворяюсь! — Я яростно отбивалась. — Я не урод!
— Эмили, ради бога, — сказал женский голос. — Я же знаю, что ты не спишь.
Мои глаза распахнулись. Надо мной склонилось мамино лицо; она трясла меня за плечо. Я рывком села.
— Что случилось?
Мама выпрямилась.
— Пока ничего, соня-засоня, но может случиться — ты опоздаешь в школу. Давай-ка пошевеливайся. — Мама отдернула занавеску, прикрывающую дверной проем. — И не забудь почистить зубы, — добавила она через плечо.
За завтраком я пыталась вспомнить, что же я такое кричала во сне. Всё было таким реальным — руки на моих плечах, голоса… А вдруг я произнесла что-нибудь вслух?! Спросить я боялась и потому ела молча.
На третьей ложке хлопьев начались проблемы. Мама, как обычно, суетилась вокруг, роясь в каких-то бумажках, сложенных стопкой позади миксера.
— Куда же я его дела? — бормотала она.
— Что ты на этот раз потеряла? — поинтересовалась я.
— Список покупок. Но я же совершенно точно помню, что он был где-то здесь. — Тут она потянулась к кипе листов, сваленных на столе. — Ага, вот он…
Я подняла голову и похолодела. Мама держала в руках листок бумаги — и не просто бумаги, а той самой, роскошной сиреневой.
— Нет! — Я вскочила, поперхнувшись хлопьями и расплескав молоко по скатерти.
Слишком поздно. Мама уже разворачивала листок.
Она пробежала его глазами, и я перестала дышать.
— Нет, не то…
Мама сложила листок. Я выдохнула и проглотила остатки хлопьев.
— Постой-ка, — мама снова развернула бумажку. — Это что, мое имя?
— Нет, нет, не твое, это другого человека, совсем не твое, — я попыталась выхватить у нее записку, но она только отмахнулась.
— Где мои очки?
Мама всегда теряет очки, когда они висят у нее на шнурке на шее.
— Хочешь, я прочитаю? — заботливо спросила я.
Но она уже отыскала очки и, нацепив их на нос, внимательно изучала записку.
Я сделала осторожный шаг в сторону двери, и мама тут же вскинула голову:
— Эмили?
— М-м…
— Не хочешь объяснить, что это такое? — Она помахала запиской у меня перед глазами.
— Ну, это… сейчас., дай посмотреть.
Я разглядывала бумажку так, словно видела ее впервые в жизни и искренне желала разобраться, о чём в ней идет речь.
Мама молчала, а я продолжала тупо пялиться в записку, делая вид, что читаю. Как только наши взгляды встретятся, мама тут же выскажет всё, что думает по этому поводу.
Но она повела себя совсем иначе. Забрав у меня листок, она взяла меня пальцами за подбородок и заставила поднять глаза.
— Я понимаю, Эмили. Я всё знаю.
— Да? — пискнула я с ужасом.
— Все эти крики во сне… Я должна была догадаться.
— Да?
Отпустив мой подбородок, мама грустно покачала головой.
— Какая же я дура, что сразу не сообразила.
— Правда?
— Ты такая же, как и я. Ты тоже боишься воды, — сказала она, сжимая мою руку.
— Да?! — У меня перехватило горло, но я тут же поспешно откашлялась, делая вид, что поправляю школьный галстук. — То есть, да. Я, правда, боюсь воды. Точно. Это всё из-за этого. И больше не из-за чего.
— Почему же ты мне сразу не сказала?
Я опустила голову и крепко зажмурилась, пытаясь выдавить хоть одну слезинку.
— Мне было стыдно, — тихо произнесла я. — Не хотелось тебя подвести.
Мама еще крепче сжала мою руку и заглянула мне в глаза. Она сама чуть не плакала.
— Это моя вина, — сказала она. — Это я тебя подвела. Не научила тебя вовремя плавать, и вот, теперь ты тоже боишься воды.
— Да, наверное, — я печально закивала. — Но ты не виновата. Всё в порядке, правда. Я совсем даже не расстроилась.
Мама выпустила мою руку и покачала головой.
— Но мы живем на яхте. Мы окружены водой.
Я едва не расхохоталась, но при виде ее убитого лица заставила себя сдержаться. Правда, у меня тут же возник вопрос:
— Мам, а почему мы живем на воде, если ты ее боишься?
Она вглядывалась в меня так напряженно, словно надеялась найти ответ в моих глазах.
— Я понимаю, это странно, — прошептала она наконец. — Не знаю, как тебе объяснить, но у меня внутри такое чувство… я просто не могу покинуть нашего «Короля».
— Но ведь это же глупо! Ты боишься воды, а мы живем на яхте в приморском городе.
— Да я понимаю, понимаю…
— В такой дали от всего на свете. А бабушка с дедушкой вообще живут на другом конце страны.
— А они-то здесь при чём? — Мамино лицо сразу же посуровело.
— При том, что я их ни разу в жизни не видела! Получаем от них пару открыток в год, и всё…
— Я тебе уже объясняла, Эм, они очень далеко. И мы… мы не особенно ладим.
— Но почему?
— Мы поссорились. Давным-давным. — Она нервно рассмеялась. — Так давно, что я уже даже не помню, из-за чего.
Мы немножко помолчали. Потом мама, поднявшись, подошла к иллюминатору.
— Это неправильно. У тебя всё должно быть по-другому, — пробормотала она, протирая стекло рукавом.
Неожиданно мама обернулась так резко, что взметнулся подол юбки:
— Придумала! Я знаю, что мы сделаем.
— Сделаем? Что мы можем сделать? Я просто отнесу в школу свою записку. Или ты сама напиши. И никто ничего не узнает.
— Всё равно узнают. Нет, мы не можем так поступить.
— Конечно, можем. Просто я…
— Эмили, только не начинай спорить, это невыносимо. — Мама решительно сжала губы. — Я не позволю тебе прожить жизнь, подобную моей.
— Но ты же не…
— Моя жизнь — это мое личное дело, — отрезала она. — Хватит пререкаться! — Мгновение подумав, она раскрыла записную книжку. — Нечего брать с меня пример. Ты должна побороть свой страх.
— Что ты собираешься делать? — я теребила пуговицу на кофте.
— Отвести тебя к гипнотизеру, — ответила мама, отворачиваясь и снимая телефонную трубку.
— Ну хорошо, Эмили. А сейчас постарайся дышать глубоко и спокойно. Вот так.
Я сидела в кресле, в маленькой комнатке, смежной с приемной Ясновидящей Милли. Никогда не знала, что она и гипнозом занимается. Но, если верить Сандре Касл, Милли совершенно излечила от судорог Чарли Пиггота — на мамин взгляд, это была отличная рекомендация.
— Расслабься, — нараспев произнесла Милли и глубоко, шумно вздохнула.
Мама сидела на пластмассовом стульчике в углу комнаты. Она обязательно хотела присутствовать — «просто на всякий случай». На какой именно случай, она не уточнила.
— Сейчас ты ненадолго заснешь, — тянула свое Милли. — А когда проснешься, твой страх воды пропадет навсегда. Исчезнет… растворится…
Но мне ни в коем случае нельзя засыпать! А вдруг я действительно впаду в гипнотический транс и разболтаю всё, что знаю? Тогда весь мой план пойдет коту под хвост! Не то чтобы у меня был какой-то конкретный план, но, в общем, понятно, что я имею в виду.
А что подумает Милли, когда узнает? И что она тогда сделает? Мне снова представились сети, клетки и научные лаборатории. Впрочем, я поспешно отмахнулась от этих глупых мыслей.
— Очень хорошо, — хрипло прошептала Милли. — Сейчас я начну считать от десяти до одного. А ты закроешь глаза и представишь, что спускаешься вниз на эскалаторе, всё ниже и ниже. Сядь поудобнее.
Я поерзала в кресле.
— Десять… девять… восемь… — начала Милли.
Закрыв глаза, я приготовилась бороться со сном.
— Семь… шесть… пять…
Я честно представила, что нахожусь на эскалаторе, таком же, как у нас в торговом центре. Он едет вниз, а я упорно карабкаюсь вверх.
— Четыре… три… два… Тебе ужасно хочется спать…
Я замерла в ожидании. И только тут поняла, что спать мне совершенно не хочется.
— Один…
Сна ни в одном глазу! Ура! Милли не настоящая гипнотизерша! Она притворяется!
Милли умолкла. Тишина тянулась так долго, что я уже занервничала, но тут раздался ужасно знакомый звук. Чуть-чуть приоткрыв левый глаз, я сразу же увидела в противоположном углу маму — та не просто крепко спала, но еще и храпела как слон.
Я торопливо зажмурилась, с трудом сдержавшись, чтобы не хихикнуть.
— Представь, что находишься у воды, — бубнила Милли. — Что ты чувствуешь? Тебе страшно?
Единственное, что я чувствовала, так это колотье в боку от сдерживаемого смеха.
— А теперь подумай о таком месте, где тебе было хорошо и спокойно. Где ты была счастлива.
И я представила себе море. Как я плыву в глубине, как мои ноги превращаются в прекрасный хвост, как я гоняюсь наперегонки с рыбами. Я уже совсем замечталась, как тут — хр-р-р-р — мама испустила такой громогласный всхрап, что я подскочила на месте. Но глаз не открыла, а сделала вид, будто просто дернулась во сне. Мама зашевелилась на своем стуле.
— Извини, — шепнула она.
