– А-а-а-а! – заорал он.
Но дальше этого не пошло. Прозвучал какой-то чудной звук, словно кто-то ударил в гонг, и тут он снова повалился на меня, ослабевший, будто зарезанная кобыла.
И только когда я увидел Розу и то, что у нее в руках, до меня дошло, что случилось.
– Я ведь говорила, – чуточку запыхавшись, сказала она. – Никогда ведь не знаешь, когда понадобится сковорода!
* * *
Подошла Дина и глянула вниз на поверженного солдата-драканария.
– Это Сандор! – негромко произнесла она. Казалось, будто ей хочется плюнуть в него. – Правая рука Вальдраку. Он помер?
Я притронулся к его шее. Он был теплый, и я заметил, как кровь бьется у него под кожей.
– Нет, – сказал я. – Только обмер!
– Заколи его! – прошипел Тавис. – Пырни его своим ножом!
Я был потрясен. Мальчику было не больше чем… да сколько же ему было? Восемь? Девять? И он хочет заставить меня пырнуть ножом человека! Не знал я, что высокогорцы столь кровожадны. Но, быть может, у Тависа свои причины для этого. Подвал, из которого мы вызволили мальчика, был не самым уютным жильем.
– Мы свяжем его! Принесите веревку из прачечной и… есть тут кладовка или чулан?
– Нет! – сказала Дина, указав на творило в полу. – Тут маленький погреб для фруктов. Там они его сразу не найдут.
Сказано – сделано. Мы связали драканария и запихнули его в погреб, где как раз хватало места лежать вытянувшись во всю длину. Я вбил ему сморщенное яблоко в рот и крепко-накрепко перевязал плод одним из его собственных носков. Тавис тоже схватил яблоко и жадно вонзил в него зубы. Может, они вообще не кормили его досыта в том подвале? Пожалуй, неудивительно, что он так жаждал мести.
На дворе уже начали петь птицы, а небо за окнами поварни чуть посветлело и не было по-ночному кромешно черным. Нам надо поторопиться!
– Возьмите ветчину с собой! – прошептал я. – Нам понадобится еда, пока будем добираться домой.
Я открыл дверь на лестничную клетку. И передо мной предстала девочка, краше которой я в жизни не видел.
Волосы ее были черны, как ночь, а блестели, будто шелк. Глаза темные и все же сверкающие, словно звезды. Лицо ее было таким прекрасным, что почти казалось, будто оно нарисовано, живым оно попросту быть не могло.
Она стояла с золотым подсвечником в руках, с накинутым на плечи чем-то вроде плаща, сверкающего сине-зеленым, с вышитыми на воротничке золотыми и зелеными драконами.
Какой-то миг мы потрясенно глядели друг на друга. А потом она открыла было рот, собираясь закричать…
– Саша! – быстро произнесла Дина, и девочка заколебалась. – Саша, послушай! Тебе ведь очень хочется избавиться от меня, верно?
Девочка снова закрыла рот. Прислушивалась. Колебалась.
– Сделай вид, будто ты нас не видела, – уговаривала ее Дина. – Можешь снова спать. А утром… утром меня уже здесь не будет.
Было отчетливо видно, как мысли, словно колеса водяной мельницы, крутились в голове девочки, и в конце концов она кивнула.
– Убирайся! – сказала она. – Убирайся подобру-поздорову. Далеко-далеко отсюда. И никогда больше не возвращайся.
– Это я тебе обещаю! – ответила Дина. – Я никогда по доброй воле не вернусь.
Дать такое обещание ей было ничуть не трудно.
Девочка отступила на несколько шагов назад, чтобы дать нам пройти мимо. Видно было, что она чуть ошарашена и застигнута врасплох, обнаружив, сколько человек уходит. Однако же не произнесла ни слова. Лишь повернувшись к нам спиной, она стала подниматься вверх по лестнице – статная, с высоко поднятой свечой в руке. Мне почудилось, будто она похожа на принцессу.
Тут во мгновение ока произошло нечто невообразимое. Я бы не поверил, что измученный бродяга может так быстро передвигаться. Он кинулся вслед за девочкой вверх по лестнице, обхватил ее, заткнул рот рукой и потащил ее задом наперед вниз по лестнице. Она выронила подсвечник, так нто свеча погасла, но слышно было, как она борется, пинает бродягу ногами и, полузадушенная его железной хваткой, пытается кричать.
– Что ты делаешь? – зашипел я ему. – Отпусти ее! Она ведь хотела дать нам уйти!
Нищий покачал головой и, ничуть не ослабив хватку, держал упирающуюся девочку.
– Держи прилежно и крепко змею, когда ее поймаешь, – произнес он, – а не то она ужалит тебя прежде, чем об этом узнаешь…
– А ну-ка, брось свои стишата!
Я готов был ударить его окороком. Он вдруг улыбнулся, и на какой-то краткий миг в нем не осталось и следа слабоумной дурашливости.
– Она донесет тут же, как только мы выйдем за дверь, – сказал он. – Мы вынуждены взять ее с собой, во всяком случае, на какую-то часть пути.
Во всем этом было нечто невероятное, какой-то бред, разгар фантазии. Я пустился в путь, желая освободить сестру, а теперь у нас получилась какая-то семейная прогулка, какой-то семейный пикник в лесу. А нельзя ли девочку связать и спрятать, как того солдата-драканария? Но в каморке, где хранились фрукты, места уже не было, да и времени было в обрез.
На лестнице было уже куда светлее, чем раньше. Рассвет был близок.
– Стоит отпустить ее, она заорет, – произнес бродяга.
И не было в его голосе ничего дурашливого.
– Ладно! Возьмем ее с собой. Но давайте уж, во имя неба, выбираться отсюда!
Лил дождь. Большие тяжелые капли падали с ветки на ветку. Им, этим каплям, было долго добираться до земли, потому что ели росли плотной стеной. Но все же капли падали вниз, и мы мало-помалу промокли.
Предо мной по скользкой вытянутой тропке, можно сказать, полз Тавис, и я схватила его руку, чтоб он не упал. Он вырвался с неожиданной резкостью и продолжал, не обращая на меня внимания, подниматься ввысь. Уж коли ему понадобится помощь, он примет ее не от «предательницы», как я.
Я по-прежнему не верила, что иду здесь, под открытым небом, и вдыхаю воздух, пахнущий сосновыми иглами, живицей и дождем. Даже ощущать, как промокаешь, было прекрасно, во всяком случае поначалу.
Давин нашел меня. Давин и Роза отыскали меня. И я была на пути к дому.
Чуть впереди остановились Давин и бродяга. Они освобождали Сашу, которая запуталась в каких-то зарослях. Она тоже не желала чужой помощи. С неожиданной силой вырвалась она из путаницы веток, не обращая внимания на то, как рвется ее шелковый наряд. Бродяга тщательно снял с веток сверкающие бирюзово – синие нити, и я подумала, что Саша зацепилась нарочно. Она оставляет знаки, чтобы им было легче найти ее.
– А мы не можем оставить ее здесь? – негромко спросила я.
Кричать я не осмеливалась. Вообще-то, мы еще не заметили, чтобы кто-то нас преследовал, и, думается, наше бегство еще не обнаружили. Но долго продолжаться это не могло, и нечего искушать судьбу.
– Мы можем привязать ее к дереву. Они наверняка найдут ее до вечера.
Похоже, бродяге пришлись по душе эти слова. Давин же нахмурил лоб и, казалось, колебался. А Саша так испуганно вытаращила глаза.
– Ой, нет! – запричитала она. – Меня могут съесть волки!
Теперь я тоже начала сомневаться, стоит ли так делать. Лучше оставить Сашу не так близко к Дракане. И у меня было ощущение, что большая часть ее испуга – притворство.
– Вообще-то, мы не можем тащить ее с собой! – сказала я. – Она выдаст нас при первом удобном случае.
Саша заморгала своими большими темными глазами и… разве это не слезы? Да, по меньшей мере по одной слезинке скатилось по каждой ее щеке.
– Никогда! – вскричала она. – Вы даже не знаете, от чего вы меня спасли. Этот человек… Она глубоко прерывисто вздохнула… – Этот человек – злодей.
В этом я не сомневалась. Но когда я в последний раз видела их вместе, она смотрела на Вальд-раку с обожанием и называла его «господин».
– Не стоит привязывать ее, – сказал Давин, – пускай себе идет.
Саша положила ему на руку ладонь и поглядела на него:
– Позвольте мне вас сопровождать. Я так хочу уйти отсюда!
Мой глупый старший брат! Неужто он и в самом деле не видел насквозь эту лживую девчонку? Ничего он не видел! Вид у него был такой, будто ему хочется завернуть ее в вату и бережно унести на руках прочь отсюда.
– Давин, заруби себе на носу! Этого делать нельзя. Она врет! Неужто ты не видишь, что она врет?
– Все одно, нам нельзя отослать ее назад к этому чудовищу! – сказал он. – Коли ей нынче этого не хочется, Дина, давай загляни ей в глаза! Коли она правду говорит, то… то, стало быть, мы берем ее с собой. Пусть даже наверх, в Высокогорье, коли так суждено!
Меня словно бы пнули ногой в живот.
Я почти забыла об этом в угаре радости от встречи с Давином и Розой, всего этого напряжения, в угаре ощущения свободы. Но теперь это снова настигло меня. Я не могу заглянуть Саше в глаза. Или, вернее, я отлично могу. Только при этом ровно ничего не произойдет. Та особая сила, что я унаследовала от матери, разбилась вдребезги. Я потеряла ее, точь-в-точь как Знак Пробуждающей Совесть. И я не верила, что вновь обрету свой дар.
