А иногда инстинкты – это наше все.
Я схватил Калани за руку и потащил к Марко.
– Помните, вы Торквин! – сказал я. – Поэтому ведите себя минуту, как он, и делайте, что я говорю. – Я обернулся и закричал: – Маноло, возьми меч! В итоге тебе придется всадить его в разлом, когда он вновь станет пустым. Ты поймешь когда, а если нет – спросишь Алию!
Маноло, скривив в отвращении губы, выпрямился:
– Какого черта он творит?
– Не знаю точно, – ответила Алия, – но делай как он говорит!
Марко протянул меч Маноло, и тот, ворча, его взял. Я крепко сжал руки Марко и Калани и подвел его к Сфинксу, как можно ближе, но все же на безопасном расстоянии от ее лягающих лап.
Я сказал себе, что я сумасшедший.
После чего приказал себе заткнуться.
– Ладно, на счет «три»! – закричал я. – Элоиза, Касс, прыгайте с нами!
– Прыгать с вами куда? – закричал Касс.
– Раз… – Я сжал ноги в коленях. Калани последовала моему примеру, за ней Марко. – Два…
На счет «три» Марко, Касс, Элоиза, тело Торквина и я прыгнули вперед. Наши десять ног опустились на круп Сфинкса.
Под нашим общим весом трещина расширилась. Залитое бьющим из-под земли ярким светом, чудовище провалилось внутрь.
Мы попадали на землю. Сверху раздался жуткий грохот, и земля содрогнулась. Из разлома донесся страшный вопль, и навстречу падающим сверху камням вылетел грифон.
– Берегись! – крикнул Марко, толкнув меня в сторону.
Меня зашатало из стороны в сторону. Затем подбросило вверх.
– Что происходит? – взвизгнула Элоиза.
Позади нас Алия держала у уха телефон.
– Поступают сообщения о приближающемся цунами! – крикнула она. – К восточному побережью!
– Уходите! – приказала мама.
– Но как же вы? – закричал я в ответ. – Что станет с…
С оглушительным треском стены кальдеры раскололись посередине.
– Просто идите! – мама подбежала ко мне и крепко сжала мою руку.
– Я тебя люблю, – сказал я.
Она кивнула и подтолкнула меня к разлому. Я взял Элоизу за руку. Она сжала руку Касса, тот – Марко. Марко схватился за Калани.
Я не оглядывался.
На счет «три» мы все вместе прыгнули в разлом.
До прибытия на остров мои самые болезненные воспоминания были связаны с руками Барри Риза, главного хвастуна всего Бельвиля.
Но они не шли ни в какое сравнение с ощущениями от сжимающейся вокруг твоего тела гигантской ладони Колосса. Или от плевка виззита. Или от нападения армии зомби. Или от пребывания в желудке Му’анха. Или от расщепления всех атомов твоего тела во время телепортации.
Но в сравнении с прыжком в разлом самые худшие из перечисленных воспоминаний опустились на цифру «три» по десятибалльной шкале.
Словно с моего тела сначала содрали всю кожу, затем разрезали ее на тонкие полоски и содрали еще раз. Словно вокруг каждой молекулы моего тела протянули тоненький оголенный провод.
Моей первой мыслью было, что я хочу умереть. Второй – что я должен был умереть наносекундой позже. После этого мои мозги вырубились, а за ними один за другим стали отказывать органы чувств.
Зрение.
Обоняние.
Слух.
Осязание.
Пустота.
Сон.
Огненное кольцо, кричащие животные, конец света.
Я там, где все началось, недвижимый, ничего не чувствующий и без единой мысли. Все начинается сначала, и я должен это пережить. Я должен упасть навстречу смерти и проснуться из-за уродозавра, и пожелать, чтобы отец был сейчас не в Сингапуре, и поехать на велосипеде в школу, и отпрыгнуть от Барри на проезжую часть, и оказаться похищенным и увезенным на остров, где я познакомлюсь с нервным мальчиком, гениальной девочкой с выкрашенными в розовый цвет волосами, деревенщиной, умеющим забивать трехочковые с расстояния пятнадцати футов, и профессором в твидовом пиджаке. Круговорот жизни и смерти перевернется вверх тормашками, прошлое и настоящее смешаются, бесконечная череда смертей, аминь.
И больше чем это состояние бесчувственности, больше чем вся пережитая мной когда-либо боль, больше чем сама смерть меня бесит, что все это повторится. Хуже этого я просто не мог себе представить.
– Не-е-ет!
Я кричу во всю мощь легких, выбрасывая перед собой руки, точно я могу порвать все это на кусочки и заставить исчезнуть.
Но…
– СЛИШКОМ ПОЗДНО!
Можно было бы сказать, что меня разбудил вопль Элоизы. Но это бы означало, что я спал. А я не был в этом уверен. Я так же не был уверен, в каком состоянии пребывает мое тело – во сне или наяву, в прошлом или настоящем.
Перед нами протянулось целое озеро зеленой вязкой слизи с тремя глазами и торчащими из пасти Сфинксом – причем все это было неподвижным. Но стены кальдеры исчезли. Мы лежали в центре своего рода гигантской чаши, широкого круглого поля с краями, уходящими круто вверх. В одном месте с этого края бил водопад, а саму «чашу» окружал густой лес. Земля под нами была черной, и я слышал доносящийся сверху, со стороны деревьев, запах пожара. Я также услышал отдаленный визг, в котором узнал длинномордого вромаски.
– Мы… в Атлантиде? – спросила Элоиза.
Тяжело поднявшись на ноги, Калани оглянулась. Я еще никогда не видел на лице Торквина такую бурю эмоций. Мышцы его лица растянулись и застыли в смешанном выражении грусти и счастья.
– Клянусь посохом Ула’ара, не думала, что когда-нибудь вновь это увижу…
– Думаю, это означает «да», – сказал я Элоизе.
– Потому что… мне только что это снилось, Джек, – ответила она. – А потом я проснулась, а вокруг все это…
Я не сдержал смех:
– Тебе тоже снился Сон, да? Добро пожаловать в мир Избранных.
– Где Касс? – спросила Элоиза.
Я оглянулся, но его не увидел. Он должен был быть здесь. Если получилось у нас, у него тоже должно было получиться.
Или нет?
– Касс! – позвала Элоиза, направившись к лесу.
Мои глаза бегали из стороны в сторону в надежде заметить Касса. Начал накрапывать дождь, его капли больно кололи кожу. У меня не оставалось ни единого сомнения в том, что я не сплю, потому что все мое тело с ног до головы болело.
Марко стоял, наклонившись над гептакиклосом. Семь впадин под локули пустовали, но их высеченные в камне очертания были еще свежими и четкими. Марко обеими руками держался за рукоять воткнутого в разлом Ищиса. Я поднялся и, поправляя на ходу рюкзак с локулусом, подошел к нему.
– Я думал, ты оставил меч Маноло, – заметил я.
– Я и оставил, – ответил Марко. – Этот валялся на земле, когда мы прошли через разлом. Думаю, он был в него воткнут, но мы его выпихнули. Вот я и вставил его на место. В смысле в местный разлом в Атлантиде. Который противоположен тому, что на острове команды Карассарим. Ведь, если я правильно понимаю… они – это одно и то же место, только мы прошли через эту мухоточину во времени, о которой рассказывал Бегад, так?
– Червоточину, – поправил я. – Ага.
– Тогда почему гептакиклос выглядел так же, а все остальное вокруг – по-другому? – спросил Марко.
Калани повернулась к нам, и я увидел, что по лицу Торквина текут слезы.
– Потому что гора Оникс еще не сформировалась, – объяснила она. – Остров еще не искорежился и не затонул. Но вскоре это произойдет. Дело в том, что вы в вашем двадцать первом столетии привыкли думать, что земной рельеф меняется медленно, в течение тысячелетий. Но в Атлантиде горы растут и обращаются в долины, а линия берега меняется очень быстро – все на пользу и ради защиты местных жителей. Таково удивительное влияние Телиона, невидимой энергии, питающей нашу землю.
– Ого! – восхитился Марко. – То есть если вашим людям вдруг придет в голову, типа, слушайте, нам тут места под серфинг не хватает, эта ваша энергия уже на следующий день соорудит вам новенький пляж?
– Не так быстро и не настолько легкомысленно – но в целом ты уловил мою мысль. – Калани оглянулась. – Мы прибыли во времена расцвета моего королевства. Вы видите Атлантиду такой, какой она была и должна была оставаться, – бескрайней, зеленой и мирной. Я потратила годы на создание локули. А вскоре поднялась гора Оникс. Я думала, Телион сотворил эту великую гору, чтобы оградить гептакиклос. Мне нужно было сообразить, что это был вулкан, а не гора… знак приближающегося конца…
– Касс! – испуганный вопль Элоизы, донесшийся из леса, заставил нас всех броситься в ту сторону.
Касс лежал неподвижно у куста, его голова была странно повернута к стволу дерева.
– Он дышит, – сообщила Элоиза. – Но посмотрите на его голову! Мне… Мне страшно.
– У Касса локулус исцеления, – напомнил Марко и потянулся к лямкам рюкзака Касса.
Когда он дернул за замок молнии, Касс судорожно застонал, его лицо исказилось в гримасе.
