— Как ты это провернул? Почему не поделился с нами?! — завопил Фред. Он был и сердит, и потрясён до глубины души.
— А где же борода? Класс! — взревел Джордж.
— Но это не я, — истово произнёс Гарри. — Понятия не имею, кто это сделал.
— Пусть не я, главное — гриффиндорец! — кинулась ему на шею Анджелина.
— Постарайся, Гарри, взять реванш за прошлогоднее поражение! — воскликнула Кэти Белл, ещё один охотник из гриффиндорской команды.
— У нас тут столько еды, Гарри! Иди ешь!
— Не хочу, наелся на празднике.
Никто не верил, что он сыт и что он не бросал пергамента со своим именем в Кубок. Никто не замечал, что у героя нет настроения веселиться. Ли Джордан где-то раскопал гриффиндорское знамя и обмотал им Гарри наподобие мантии. Никак от них не вырвешься: «Гарри, выпей ещё пива, на тебе чипсы, арахис…», «Гарри, как тебе это удалось… как ты обманул запретную линию?»
— Это не я, — снова и снова твердил Гарри. — Не знаю, как такое могло случиться!
Судя по лицам, говорить им что-то бесполезно.
— Я очень устал, — взмолился через полчаса Гарри. — Правда, Джордж, устал и хочу спать!
Ему так сейчас нужны Рон с Гермионой, единственные здравомыслящие люди. В гостиной их не было. Наконец Гарри удалось выскочить на площадку, и он тут же чуть не раздавил кого-то — на него налетели малютки Криви. Стряхнув с себя братьев, он, не помня себя, рванул наверх.
Слава богу, Рон в спальне один. Лежит на кровати одетый и смотрит вверх.
— Где ты был? — захлопнув дверь, спросил Гарри.
— Это ты? Привет, — сказал Рон, натянуто улыбнувшись.
Гарри совсем забыл, что на нём всё ещё намотано гриффиндорское знамя, подарок Ли. Гарри стал спешно стягивать его, не тут-то было. А Рон лежал и безразлично смотрел на мучения друга. Кое-как справившись с полотнищем, Гарри швырнул знамя в угол.
— Поздравляю тебя, — сказал Рон.
— Поздравляешь? С чем? — глянул на него Гарри. Улыбка похожа на гримасу. Что-то с Роном не так!
— Да брось ты! Никто не мог переступить запретную линию. Даже Фред с Джорджем. Надел мантию-невидимку?
— Мантии-невидимке линию не обмануть.
— Понимаю. Будь это мантия, ты бы и меня прихватил. Мы ведь под ней вдвоём умещаемся. Значит, нашёл какой-то другой способ?
— Послушай, Рон. Я не подходил к Кубку. Кто-то другой бросил в него моё имя.
Брови у Рона поползли наверх.
— Зачем?
— Не знаю.
Не отвечать же: «Меня хотят убить». Глупо! Брови Рона чуть не слились с рыжими волосами.
— Не знаешь? Так я и поверил! Мне-то ты можешь сказать правду! Пусть тебе неприятно, чтобы все знали. Но все и так знают. Зачем же врать! Тебя никто не накажет за это. Подруга Полной Дамы, ну, знаешь, старушка Виолетта, всё нам рассказала. Дамблдор допустил тебя к участию. Тысяча галлеонов, плохо ли? Да ещё экзамены не сдавать.
— Но я не бросал в Кубок пергамента с моим именем! — начал злиться Гарри.
— Да ладно, — протянул Рон, точь-в-точь как Седрик, тем же скептическим тоном. — А ты, выходит, лгун. Кто утром сказал: «Я бы бросил имя ночью, чтобы никто не видел»? Я что, совсем дурак?!
— Сейчас, во всяком случае, очень похож.
— Чего-чего? — без следа улыбки, вымученной или какой ещё, протянул Рон. — Тебе пора спать, Гарри. Завтра ведь рано вставать. Всякие там фотосъёмки…
Он задёрнул на кровати полог. А Гарри как прирос к полу, глядя на бархатные бордовые занавески. За ними лежал друг, который ещё никогда не подозревал Гарри во лжи.
Глава 18
Сколько весят волшебные палочки
Проснувшись в воскресенье, Гарри не сразу осознал, что накануне произошло. В голове всё перепуталось. Но сейчас он поговорит с Роном, и Рон, конечно, поверит ему. Гарри отдёрнул полог — постель Рона пуста. Наверное, ушёл завтракать.
Гарри оделся и по винтовой лестнице сбежал в гостиную. Его появление встретил гром аплодисментов. Куда деваться? Идти в Большой зал? Там гриффиндорцы обрушат шквал приветствий, как на героя. Остаться здесь? Опять пристанут братья Криви, вон уже машут. Нет, сейчас надо всё обсудить с Гермионой. И Гарри решительно двинулся к выходу, толкнул портрет, выбрался на площадку и нос к носу столкнулся с Гермионой, державшей в руке многоэтажный бутерброд, завёрнутый в салфетку.
— Привет. — Гермиона, развернув салфетку, протянула Гарри еду. — Это тебе. Может, прогуляемся?
— С радостью, — благодарно согласился Гарри. Спустились на первый этаж, не заглянув в Большой зал, пересекли холл, вышли наружу и быстро зашагали по лужайке в сторону озера. Корабль стоял у причала, отбрасывая на воду чёрную тень. Утро выдалось прохладным, они шли, жуя тосты, и Гарри без утайки поведал всё Гермионе. Гермиона, к его облегчению, не усомнилась ни в едином слове.
— Конечно, ты тут ни при чём, — кивнула Гермиона, выслушав рассказ о сцене в комнате с камином. — Видел бы ты себя со стороны, когда Дамблдор объявил: «Гарри Поттер»! Но кто, кто же это сделал? Грюм прав, Гарри. Ученикам не под силу обмануть Кубок и переступить линию Дамблдора…
— Ты видела Рона? — перебил её Гарри.
— Да… во… во время… завтрака, — замялась Гермиона.
— Всё ещё думает, что это моих рук дело?
— Нет… наверное, нет. Кажется, не совсем…
— Как это не совсем?
— Гарри, неужели тебе не ясно? — всплеснула руками Гермиона. — Он просто слегка завидует!
— Завидует, — с сомнением протянул Гарри. — Чему завидовать-то? Хочет выставить себя идиотом перед всей школой?
— Пойми, Гарри, — принялась терпеливо объяснять Гермиона, — ты всегда в центре внимания…
Гарри хотел возразить что-то резкое, но Гермиона, не дав ему, продолжала:
— Знаю, ты не виноват. Слава тебя не прельщает. Но пойми и Рона. Дома старшие братья, все они в чём-то его превосходят. Ты, его лучший друг, — знаменитость, он всегда в тени, когда вас видят вместе. Рон смирился с этим, никогда даже не заикнётся. Но история с Кубком — это уж чересчур.
— Только этого не хватало! Передай ему, я с радостью с ним поменяюсь. Пусть узнает, каково это — куда ни пойдёшь, люди всюду таращатся на твой шрам…
— Не собираюсь ничего передавать. Поговори с ним сам. Это единственный выход.
— А я не собираюсь бегать за ним, как нянька, учить уму-разуму! — крикнул Гарри, спугнув дремавших на дереве сов. — Может, он поверит, когда я сверну себе шею… Поймёт, какое это удовольствие — Турнир!
— Да, весёлого мало. — Вид у Гермионы был на редкость озабоченный. — Знаешь, что надо сделать? Немедленно, как придём в замок?
— Дать Рону хорошего пинка.
— Написать Сириусу. Обо всём. Он просил всё сообщать ему, держать в курсе дела. Как видно, предвидел что-то подобное. Я захватила с собой перо и пергамент.
— Ничего не надо писать. — Гарри обернулся: не подслушивает ли кто? Кругом ни души. И он продолжил: — Сириус сейчас же приехал только потому, что у меня слегка заболел шрам. Напиши я ему о Турнире, он опять примчится.
— Но это его решение. — В голосе у Гермионы появился кремень. — Он всё равно об этом узнает.
— Как?
— Турнира не утаишь. — Гермиона говорила очень серьёзно. — Турнир Трёх Волшебников — знаменитое состязание. Ты тоже знаменитость. Удивлюсь, если в «Пророке» ещё не вышла статья «Гарри Поттер — чемпион Хогвартса». Ты значишься в половине книг о Сам-Знаешь-Ком. Поверь, будет лучше, если Сириус всё узнает от тебя самого.
— Ладно, напишу. Ты права.
Гарри бросил в озеро последний кусок хлеба, из воды высунулось огромное щупальце, схватило еду и исчезло. А друзья поспешили обратно в замок.
— Какую сову послать? — спросил Гарри на лестнице. — Сириус просил больше не посылать Буклю.
— Попроси у Рона Сычика.
— Ни за что, — отрезал Гарри.
— Можно взять школьную.
Вошли в совятник, Гермиона дала Гарри кусок пергамента, перо и чернильницу и пошла ходить вдоль насестов, разглядывая почтовых сов. Гарри примостился у свободной стены и начал писать.
Дорогой Сириус!
Как ты просил, сообщаю тебе последние новости из Хогвартса. Ты, наверное, уже знаешь, что в этом году состоится Турнир Трёх Волшебников. Так вот, в субботу вечером меня выбрали четвёртым чемпионом, от Хогвартса. Понятия не имею, кто бросил в Кубок моё имя, я, конечно, не бросал. Другой чемпион от Хогвартса — Седрик Диггори из Пуффендуя.
Гарри поставил точку и задумался: может, рассказать крёстному о своих тревогах, поселившихся в сердце со вчерашнего вечера, но не нашёл подходящих слов. И, обмакнув перо в чернила, коротко закончил:
Надеюсь, у вас с Клювокрылом всё в порядке?
Гарри
— Всё, Гермиона, написал. — Гарри поднялся с пола и отряхнул с мантии солому. На плечо села Букля и протянула лапу.
— Прости, я не могу тебя сегодня послать. Возьму одну из этих, — сказал он, оглядывая школьных сов.
Букля громко ухнула и так резко взлетела с плеча, что оставила на нём царапину. Опустилась на насест, повернувшись к Гарри хвостом. Так и сидела всё время, пока Гарри привязывал пергамент к ноге большой сипухи.