— Меня не будет среди вас долго, — сказал он, — используйте это время, чтобы немножко поумнеть. И знайте, первый признак, по которому вы узнаете, что головы ваши посветлели, — это Улыбка. Второй — Смех. Третий — Хохот… Смотрите! — Дум неожиданно повернулся и показал пальцем на что-то — и все уставились туда, куда он уткнул палец.
Некогда и важный, и страшный шаман возвышался в этот момент над землей грудой лохм, а его косматая, вжавшаяся в плечи голова испуганно ворочалась во все стороны — Шито-Крыто боялся, что как только Дум уйдет, племя возьмется за него.
— Смотрите! — еще раз призвал Дум. — Разве это не смешно? — И он рассмеялся. И он захохотал, показывая все зубы. И хлопнул, хохоча, себя по коленям.
Робко, неуверенно, неумело растягивались губы детей Горы в улыбке.
— Смейтесь, смейтесь смелее! — не отставал Дум. — Не отчаивайтесь, если не получается. Вы ведь улыбаетесь в первый раз! После будет легче. Стоит только начать!
Надеюсь, — закончил он, — что когда я вернусь, вы будете уже смеяться, а не только улыбаться, и мы легко поймем друг друга…
Сказав эти слова, выдумщик решительно повернулся и пошел, а два его провожатых пошагали за ним.
Скоро тройка исчезла из глаз, оставив свое племя на площадке перед пещерами, чернеющими в подножии Горы.
Ну и вот отправились Дум, Напролом и Хоть-Куда в путешествие к Краю Земли…
Они уходили от бабушки Горы все дальше и дальше, и чем дальше оказывались, тем чаще оглядывались. Гора делалась все меньше, все ниже, все голубее, все прозрачнее. А то, что их окружало, становилось незнакомее, чужее, страшнее. Если бы они шли просто на охоту, незнакомая земля не была бы им страшна — ведь уцелевшие (тогда охотились на мамонтов) всегда возвращались домой. А наши путешественники знали, что если они и вернутся в эти края, то не скоро. И поэтому со все большей опаской смотрели они на Лес, который ждал их вдали, на горы за Лесом, даже на одинокое дерево впереди — им казалось, что за ним непременно кто-то прячется. И путешественники держали копья наготове.
Миновав дерево, все трое вздохнули и опустили копья. Теперь перед ними до самого Леса была высокотравая степь с какими-то кустами там и сям.
Скажи, Дум, — обратился к виновнику дальнего похода Хоть-Куда, — далеко ли Край Земли?
— Откуда мне знать! — ответил Дум беззаботно. — Может, далеко, может. близко. А вдруг он вон за тем кустом? А тебе что, уже захотелось назад?
Хоть-Куда оглянулся. Гора была еле видна.
— Разве тебе не хочется повидать другие земли? — не отставал Дум.
— Хочется, — ответил провожатый, но так уныло, что Думу стало смешно.
— А тебе, Напролом? Тебе хочется их повидать?
— Я бы лучше половил рыбу в нашей реке, — честно сказал второй провожатый. — Зачем мне другие земли? — Он немного помолчал. — Ты, по-моему, зря придумываешь всякие штуки, Дум. Из-за тебя мы и идем Бабай знает куда! Вот возьмем да и убьем тебя, чтобы вернуться домой. Давай убьем его, Хоть-Куда!
— А что вы скажете Сокрушаю и Шито-Крыто? — спросил Дум, нисколько не испугавшись угрозы.
— Что скажем Сокрушаю и Шито-Крыто? — повторил Напролом. — А разве нужно что-нибудь говорить?
— Конечно. Они обязательно спросят, куда вы меня подевали, не сбежал ли я от вас, — что вы ответите? Может, ты знаешь, что вы скажете им, Хоть-Куда?
Хоть-Куда помотал головой. А Напролом брякнул:
— Я скажу. Что ты не сбежал, а что мы прикончили тебя сами!
— Ну и получишь от Сокрушая по голове. Его тяжеленной дубинкой. Мне полагается казнь пострашнее, чем быть просто убитыми какими-то балбесами Напроломом и Хоть-Кудаем. Я должен исчезнуть в Бездне! — Эту последнюю фразу Дум произнес с гордостью. — А ваша задача — проследить до конца мое исчезновение и потом подробно рассказать о нем.
— Тогда, пожалуй, я ничего не буду говорить, — решил Напролом. — Просто приду, сяду у костра и буду молчать.
— В этом случае за тебя возьмется Шито-Крыто. Он будет поджаривать тебя на медленном огне, пока ты не скажешь, что вы со мной сделали.
Оба провожатых шагали, наморщив лбы.
— Может, не стоит его убивать, а, Напролом? — предложил Хоть-Куда.
— Убить можно, — возразил его товарищ, — если придумать какое-то оправдание этому. Но придумывать из нас троих умеет только Дум. Дум, ты не поможешь нам?
Дум расхохотался. Он хохотал так долго, что когда они подошли к Лесу, Лес стал отвечать Думову хохоту эхом. Когда Напролом и Хоть-Куда услышали хохот Леса, они остановились.
— Что это такое, Дум? — спросил испуганный Хоть-Куда. — Кажется, дух Леса не хочет, чтобы мы входили в Лес. Он, кажется, грозится нас съесть или наслать на нас зверей!
— Ты говоришь так, потому что не знаешь языка этого Леса.
— А ты знаешь?
— Знаю. Я сейчас поговорю с ним. — Дум остановился и закричал во все горло: — Лес, патру-митру-кажно-ожно?
— Можно! — ухнул Лес.
— Слыхали? — спросил Дум. — Можно!
После этого трое молодцов смело пошагали к Лесу, все же держа копья наизготовку.
— А скажи, Дум, — заговорил через некоторое время Напролом, — откуда ты знаешь язык этого Леса? Разве ты бывал уже в нем?
— У всех лесов один и тот же язык, — ответил Дум. — Посмотрите, — при этих словах путешественники поравнялись с первыми деревьями, — посмотрите — такие же листья, как у наших. Значит, и язык тот же.
Лес был высокий, густой, сумрачный. Путники, оказавшись среди толстых стволов, вжали головы в плечи, они шли, озираясь, останавливаясь, прислушиваясь, не хрустнет ли под чьей-то тяжелой лапой сухая ветка, не шелестнет ли куст. Лес это ведь чей-то Большой Дом, кто знает, как встретят тебя хозяева.
Но хозяева Леса пока не давали о себе знать. Путники слышали шуршание мелких зверьков в опавших листьях, встревоженно перекликались птицы, завидя чужих…
— А как выглядит дух Леса? — спросил Хоть-Куда. — Может, ты его видел когда-нибудь, Дум?
— Он каждый раз другой. То он маленький, то огромный. То он ползает, то летает. То он молчит, то рычит.
— А мы не заблудимся? — вспомнил об еще одной опасности Хоть-Куда. — Этот Лес такой большой!
Дум оглянулся. Вместе с ним оглянулись и его спутники.
— Пока Солнце видно сквозь листву, не заблудимся. Нужно следить, чтобы оно было сперва справа, потом над головой, а после — за спиной, вот и все.
Идти по Лесу было трудно. Они перелезали через толстые стволы упавших деревьев, преодолевали глубокие овраги, спотыкались уставшими ногами о сучья и падали. И все время были настороже, потому что в любой момент на их пути мог оказаться могучий зверь.
Дум поднимал голову к Солнцу, которое все труднее было разглядеть, — деревья становились все выше, все гуще. Вот оглянулся еще раз — и не увидел Солнца. Оно скрылось за листвой.
— Теперь пойдем от дерева к дереву, — сказал он. — Видите, впереди вон то, все в лианах? Держим направление к нему.
— А не пора ли нам чуть-чуть отдохнуть? — предложил Хоть-Куда. — Да я и проголодался.
— Еще немного, — возразил Дум, — ты ведь не мальчик, а воин и охотник.
— Да, я воин, — согласился Хоть-Куда.
— А я, — объявил Напролом, — самый лучший из вас воин! — И стал в доказательство сшибать копьем голубые цветы, росшие и тут, и там.
От дерева к дереву, от дерева к дереву — по прямой — путешественники шли, пока не стало темнеть. Вот тогда-то Дум, выбрав небольшую поляну, остановился.
— Здесь мы будем ночевать, — сказал он, — а завтра пойдем туда, куда показывает эта палка. — Он поднял длинную сухую ветку и уложил ее в траву тонким концом в том направлении, куда они шли. Объяснил: — За ночь мы можем забыть, где восход, а палка нам покажет.
Напролом собрал сухую траву, сложил ее кучкой, нарвал со стволов деревьев мха, достал из мешка два кремня и стал высекать искры. Дума и Хоть-Кудая он послал собирать сучья для Костра.
Скоро разгорелся Огонек, а тот превратился в Костер, от которого путникам стало и тепло, и нестрашно. От Костра повеяло домом. Они знали, что звери боятся Огня, знали, что можно даже стоять перед тигром или медведем, не боясь за свою жизнь, если в руке у тебя горящая ветка.
Топлива для Костра Дум и Хоть-Куда насобирали целую гору.
В кожаном мешке у каждого оказались съедобные зерна, вяленое мясо и глиняные сосуды с водой, заткнутые свежими зелеными листьями. Еды должно было хватить на два дня, на третий нужно было добывать пищу копьем.
Костер взялся хрумкать сучья так живо, будто, как и они, проделал большой путь и тоже проголодался — только успевай подбрасывать ему ветки.
Трое путешественников принялись за еду, и некоторое время в Лесу был слышен только Костер да, пожалуй, еще Напролом, что, добравшись до мяса, не мог сдержать рычания.
Но вот голод и жажда утолены. Напролом вытянул затекшие ноги и проговорил:
