— Ну а теперь, когда я вам представился, настал ваш черед, — продолжил учитель ледяным тоном, от которого хотелось скорее сбежать подальше, чем вести непринужденный разговор. — Коротко расскажите о себе, какие у вас любимые предметы, какие увлечения, если таковые имеются, и вообще все, что хотите, чтобы знали о вас ваши одноклассники и я. Но не стоит увлекаться. Нам вовсе не нужно, чтобы вы описывали всю вашу жизнь… Молодой человек, не соблаговолите начать?
Гюс поерзал на стуле, вовсе не обрадовавшись тому, что стал первым «счастливым избранником».
— Меня зовут Гюстав Белланже, — неуверенно произнес он. — Я переехал с родителями в Лондон буквально несколько дней назад. Люблю математику. Очень люблю манга и видеоигры. С шести лет занимаюсь карате и игрой на гитаре.
— Математику? Я счастлив, — прокомментировал учитель. — Ваш черед, молодой человек…
Пока ученики один за другим рассказывали о себе, ожидавшая своей очереди Окса, воспользовавшись тем, что учитель МакГроу занят выслушиванием ребят, принялась его рассматривать.
МакГроу был высоким худощавым мужчиной, элегантным и суровым. Зачесанные назад темные волосы подчеркивали его чернильно-черные глаза, обрамляя покрытое мелкими морщинками лицо с тонкими, слегка поджатыми, словно склеенными губами. На учителе был очень строгий темный костюм, темно-серая рубашка, застегнутая по самую шею, на которой выделялось крупное адамово яблоко, ходившее ходуном всякий раз, когда он что-то говорил.
Внимание Оксы привлекла одна деталь: на среднем пальце правой руки учитель носил великолепный витой серебряный перстень, украшенный потрясающим черным камнем, блеск которого казался живым. Массивное украшение выглядело слишком тяжелым на тонкой, почти костлявой руке.
— Ваша очередь, мадмуазель. Мы вас слушаем.
Учитель МакГроу произнес эти слова вполголоса, пристально глядя на Оксу. Под его взглядом, в котором смешались любопытство и жесткость, девочке стало нехорошо: где-то внутри нее начал разрастаться болезненный ком.
Окса глубоко вздохнула, чтобы расслабиться, как учила мама, и с удивлением обнаружила, что ее грудную клетку на вдохе что-то перекрывает. На какой-то миг лицо девочки исказилось от испуга.
— Меня зовут Окса Поллок…
Она снова попробовала вдохнуть, отчаянно стараясь пропихнуть воздух в легкие. Ей удалось втянуть маленький глоток кислорода.
— Меня зовут Окса Поллок, я люблю астро…
«Воздух кончился!»
Окса в панике попыталась сделать вдох.
«Нет! Нельзя поддаваться эмоциям!»
Собравшись с духом, она часто задышала, пытаясь сделать вид, что ничего не произошло. Напрасный труд… Воздушный ком застрял у нее в горле, причем такой огромный, что его никак не удавалось проглотить. Окса в панике ослабила галстук.
— Да, мадмуазель Поллок, по-моему, мы все отлично расслышали ваше имя, и мы вас слушаем… — нетерпеливо заметил учитель.
Его голос доносился до Оксы словно сквозь вату.
Девочка задыхалась, пытаясь набрать в легкие воздуха, а ее сердце колотилось, как у загнанной лошади. Вдобавок она ощутила в желудке невыносимую боль, словно ей со всего размаху ударили в него кулаком. После нескольких мгновений сопротивления боль и паника завладели и телом Оксы, и ее духом.
Девочка огляделась в надежде, что кто-нибудь придет ей на помощь. Напрасно… Хотя все смотрели на нее, никто, похоже, не понимал, что с ней происходит. А если бы и понял, то что бы он мог сделать?
Обессилев, Окса вцепилась в руку Гюса и рухнула на пол.
С самого раннего детства Окса привыкла после занятий заходить к бабушке. Родители были на работе, а Драгомира оставалась дома. Окса всегда могла на нее рассчитывать. Бабушка с внучкой обменивались новостями и обсуждали всякую всячину, в том числе, о чем Окса думает, ее неприятности, заботы и радости. Но нынешний вечер был совершенно особенным.
Вернувшись домой после жуткого дня — одного из самых худших за всю ее жизнь, Окса обнаружила, что дом совершенно пуст, и немного расстроилась.
— Мам? Пап? Вы тут? — без особой надежды позвала она.
Вздохнув, девочка кинула рюкзак у подножья лестницы. Ну, конечно, родителей нет… Они в ресторане, занимаются подготовкой к открытию.
Окса поднялась в апартаменты Драгомиры, такие странные и вычурные, с их вечным беспорядком, но такие гостеприимные… Она весь день ждала этого момента.
Бабушка как всегда засыпала ее вопросами.
— Ну, как прошел день? Рассказывай, я хочу знать все!
Драгомира приготовила на полдник самые любимые внучкины лакомства: маленькие пирожные со свежей малиной и пряный чай по особому фамильному рецепту. Оказавшись здесь, Окса наконец-то могла расслабиться.
Девочка плюхнулась в свое любимое кресло, маленькое, розовое и потертое, в котором любила сворачиваться клубочком, глядя на огромную стенку, заставленную до самого потолка бокалами, коробочками, шкатулками и книжками, которые Драгомира расставляла весь день.
— Все прошло хорошо, бабуль. Просто отлично, — изобразила Окса энтузиазм, которого вовсе не испытывала.
— Но ты ужасно выглядишь, лапушка! Очень уставшей… Слишком много занятий для первого дня? — И тут же резко сменила тему: — Ты, наверное, проголодалась?
— Как удав! — ответила Окса, жадно вонзая зубы в аппетитное шоколадное печенье.
— Ешь, и рассказывай. Можешь с полным ртом, мне очень хочется поскорее все узнать.
— Ну… внутри колледж, и правда, очень впечатляет. Потрясающее место, тебе наверняка понравится. Наш классный руководитель — месье МакГроу, он же препод по математике и естествознанию. Он зверски суровый, и с ним лучше держать ухо востро. Приятного мало…
Повисла вынужденная пауза. Драгомира терпеливо ждала продолжения.
— И?..
— Ну, еще сбылась моя мечта оказаться в одном классе с Гюсом! Ты же понимаешь, как я рада… А в остальном ничего особенного, — добавила Окса, не очень успешно пытаясь скрыть огорчение. — Мы познакомились с симпотным парнем. Его зовут Мерлин, он живет в Лондоне уже пять лет, и похоже, очень умный. Остальные ученики тоже ничего себе, кроме одной девицы, смахивающей на питбуля. У нее явно одна извилина, и та прямая.
— Пойдем… — сказала Драгомира, внимательно глядя на внучку, чья кажущаяся беспечность ничуть ее не обманула.
Взяв Оксу за руку, бабушка подвела ее к большому дивану, обитому красным бархатом, который быстренько освободила от всего, что его загромождало.
— Подожди секунду…
Драгомира направилась в глубину апартаментов, где стояли огромные, заваленные всякой всячиной этажерки и большой рабочий стол из полированного дерева, за которым она предавалась своей страсти к ботанике и лекарственным растениям. Драгомира вот уже тридцать лет была травницей.
Отстегнув с одного из своих браслетов маленький ключик, она открыла книжный шкаф с матовыми стеклами. Только на полках вместо книг в нем стояли сотни флакончиков. Взяв один из них, Драгомира закрыла шкаф.
— Вот это тебе поможет, детка. Специальное масло «тяжелый день».
— Но, бабуль, день вовсе не был тяжелым…
— Тсс… Больше ни слова.
Окса послушно разрешила бабушке помассировать ей виски. Взгляд девочки устремился на ароматические палочки, горевшие по углам гостиной, заставленной бесчисленным количеством безделушек, подставками, столиками на одной ножке и диванами, обитыми малиновым или тускло-золотым бархатом. Фимиам от ароматических палочек медленно поднимался к потолочным барельефам из искусственного мрамора, а в голове Оксы крутились тяжелые мысли.
Драгомира ошиблась. День ее внучки был не просто тяжелым, он был жутким! Совсем свежие воспоминания о первом учебном дне продолжали терзать девочку. Они неумолимо всплывали на поверхность ее сознания, возвращая ее на два часа назад, в классную комнату…
Когда Окса пришла в себя, она лежала на полу. Лоб ее покрылся потом, а сердце колотилось, как бешеное. Девочка подумала, что, наверное, ударилась об стул, когда падала, потому что у нее очень сильно болел живот.
Над ней склонились несколько лиц. Встревоженный Гюс сидел рядом на корточках. Мерлин, наморщив лоб, шептал: «Не волнуйся, ты только не волнуйся…» А Зельда, соседка Мерлина по парте, красивая девочка с глубоким взглядом, стояла рядом с Оксой на коленях, явно не зная, чем ей помочь.
А вот учитель МакГроу выглядел недовольным.
— Вы очень впечатлительны, мадмуазель Поллок, чересчур впечатлительны… — холодно заявил он.
Из чистого противоречия учителю, и его словам, Окса, сделав над собой неимоверное усилие, встала. В ее душе клокотали ярость, стыд и растерянность.
— Месье, месье, может, вызвать службу спасения? — в панике поинтересовался один из учеников.
