– Кабы не было зимы в городах и селах…
– А это обязательно – петь и танцевать по любому поводу? – вздохнула Плейн Остин.
– Давай, Домили, выходи к нам! – закричала Джордж Элиот, делая пируэты вдоль двора.
Перегнувшись через сиденье, Ада заметила облаченную в белое женщину маленького росточка, стоящую перед последним отделением переноски. Она открыла дверцу, и из нее выскочила миниатюрная черная собачка. Она встала у ног хозяйки и завиляла хвостиком-помпоном.
– Леди и джентльмены… – провозгласила Джордж Элиот, не прекращая балетных па, – позвольте вам представить наших гостей из заморских колоний: комнатный поэт и философ Домили Дикинсон и ее янки-дудль-пудель Карло!
Домили Дикинсон покраснела и подняла капюшон своей накидки.
– Так чтоб… я не могу… предполагая, но… зато потом… и будет… если только булку! – закончила она загадочно.
Карло гавкнул басом – необыкновенно глубоким для столь маленького песика.
– Кому не терпится пройти испытание скоростью? – спросил доктор Брюквидж.
Писатели (и поэт) дружно покачали головами.
– Ну что ж, в таком случае увидимся в Холле. Держитесь крепче!
И с этими словами он отпустил тормоз. Под шипение пара и лязганье шестеренок «Машина различий» снова ожила и медленно повлачилась обратно в Грянул-Гром-Холл.
– Гулять! – воскликнули в один голос романисты (и поэт). Сэр Вальтер Жжот, Плейн Остин, Уильям Проснись Теккерей, Джордж Эллиот и Домили Дикинсон, а также их собаки вышли на дорогу позади «Машины различий» и тоже пустились в путь. Снова пошел снег.
– Ах! – встрепенулась Ада. – Я оставила там накидку!
На постоялом дворе было так жарко, что она сняла свою верхнюю одежду в долгой гостиной и совсем про нее позабыла.
– Я вас догоню!
Ада соскочила с совкообразного дивана и побежала обратно, не обращая внимания на предупреждения доктора Брюквиджа, что машина движется слишком быстро и ей ни за что их не догнать.
Пробравшись внутрь, Ада нашла свою накидку там, где она ее оставила, – на спинке кресла. В этом кресле мирно спал преподобный Торвиль, примостив голову к мягкой оторочке из шерсти альпаки. Ада изо всех сил старалась высвободить ткань, не побеспокоив преподобного. Но он сразу проснулся и, резво вскочив, ударился головой о низенький потолок. Девочка принялась горячо извиняться, но тот, похоже, был так ошарашен, что вообще ее не заметил.
Набросив накидку, Ада помчалась через маленькие комнатки и выскочила обратно во двор.
– Ада? – раздался голос ее отца. – Что, скажи на милость, ты делаешь на постоялом дворе?
Ада почувствовала, что быстро краснеет. Прямо перед ней, во дворе «Громобоя», на сиденье роскошных саней, в которые была запряжена пара белоснежных лошадей, возвышался лорд Гот. Справа от него с вожжами в руках сидел часто моргающий джентльмен с изрядным носом. Из складок его шинели выглядывала маленькая собачка.
Слева от лорда Гота сидела высокая женщина в накидке. Ее светлые волосы были тщательно заплетены в две великолепные косы, а глаза отливали голубым льдом. Еще меньшая собачка, с беспокойным носом и огромными глазами, сидела у нее на коленях.
– У вашей молодежи так принято – посещать питейные заведения? – спросила блондинка и коротко хихикнула. – Мои предки-викинги это бы одобрили!
– Это напоминает мне сказку о барменочке, – встрял господин с изрядным носом. – Наполовину девушке и наполовину вобле…
– Разрешите представить вам мою дочь Аду, – сухо сказал лорд Гот.
Ада покраснела еще гуще.
– Ее гувернантка взяла отпуск, – невозмутимо продолжил лорд Гот, адресуясь к своим спутникам, – и, как видите, Ада в ее отсутствие совсем отбилась от рук…
– Ах нет, ничего я не отбилась! – запротестовала Ада, чувствуя, как глаза ее закипают слезами. – Я приехала вместе с доктором Брюквиджем встретить его дочь с почтовой кареты. И зашла внутрь лишь на минутку…
– Надо мне будет перемолвиться с добрым доктором словечком… – мрачно сказал лорд Гот, вперяя взгляд в зимний путь, по которому, пыхча, медленно влеклась «Машина различий». – Но постоялый двор – не место для дискуссий. Здесь слишком холодно. Залезай сюда, Ада, и познакомься с судьями литературно-собачьей выставки.
Ада влезла в сани и пожала руки судьям.
– Графиня Пэппи Куцци-Чуллок, – представилась светловолосая дама. – А это Шмыг, лапландский лэпдог. Скажи «привет», Шмыг.
Маленькая собачка тоненько гавкнула и, моргая, уставилась на Аду.
– Пальц Християн Андерсен, – произнес господин с изрядным носом, поднимая руки к лицу и шевеля необыкновенно длинными пальцами. – Оленьи пальцы! – продолжил он со смехом. – Это мой фирменный знак, правда, Йорик? Ой правда!
И он потрепал за ухо свою крохотную собачку.
– А какой он породы? – спросила Ада, усаживаясь о́бок Пальца Християна Андерсена.
Маленькая собачка тем временем приподнялась и улеглась у нее на коленях.
– Малой датской! – с гордостью сказал Пальц Християн. – Признавался самым густопсовым во всем эльсинорском собачьем конкурсе «Эрудит» три года подряд, правда, малыш? Ой правда!
Он снова потрепал собаку за маленькое ухо и вздохнул.
– Увы, бедный Йорик… В этом году его дисквалифицировали за то, что он зарыл косточку посреди дворцовой лужайки. От столь безобразного вида принц сделался безумным, так что мы сочли за лучшее перейти в судьи. Правда, малыш? Ой правда…
Он взял поводья, встряхнул их, и снежно-белые кони потянули сани, набирая ход. Пальц Християн Андерсен запел: «Дили-дон, тили-дон, скоро Новый год! По долинам и по взгорьям «Вольво» нас везет!»
Аде очень хотелось объяснить отцу, как на самом деле все вышло, но он учтиво слушал графиню Куцци-Чуллок, которая пустилась в рассказ о ее загородном доме в Лапландии.
– Каждый год мы устраиваем фестиваль летающих снеговиков, при помощи огромных катапульт. А потом мы идем к Эльзе и берем замороженный йогурт… – объясняла она. – Вы непременно должны навестить нас. И берите с собой вашу очаровательную дочь. Ах, Шмыг, оставь в покое галстух лорда Гота!
Сани быстро неслись, и когда они заворачивали за угол, Пальцу Християну Андерсену пришлось сманеврировать, чтобы не врезаться в еле ползущую Брюквиджову «Машину различий». Ада помахала рукой Эмили и сестрам Вотте, быстро обходя их на повороте. В мановение ока сани достигли ворот поместья Грянул-Гром, проскочили под них и начали плавно тормозить.
– Ах ты!.. – закричал вдруг Пальц Християн, резко натягивая поводья. Прямо перед ними лежали две опрокинувшиеся коляски. Лошадиные упряжи перепутались, а колеса сцепились.
Пока сани объезжали место дорожного происшествия, из одной коляски выбрались два паренька школьного возраста в высоких цилиндрах и длинных вязаных шарфах. Из другой вышел молодой человек в хорошем костюме. Он был облачен в такой же вязаный шарф, только шире и длиннее, чем шарфы обоих ребят.
– Уильям! – воскликнула Ада, выпрыгивая из саней и направляясь к меньшему из школьников. Это был не кто иной, как Уильям Брюквидж, брат Эмили, который приехал из закрытой частной школы в городке Рэгби.
– Привет, Ада! – ответил Уильям, становясь голубым и желтым, под цвета своего вязаного шарфа.
Уильям обладал синдромом хамелеона. Это означало, что он быстро подстраивался под окружение.
– Улетная авария!
Прикинь, Брюквидж? – раздался голос молодого человека в дорогом костюме. Он перепрыгнул через колесо, сбив при этом Уильяма, но, похоже, не обратил на это никакого внимания.
– Ты, должно быть, Брюквиджова сестренка, – продолжил он, хватая Адину руку и с жаром тряся ее. – Уверен – он много тебе про меня рассказывал. Я Сливси – школьный дружбан. Все вокруг мои кореша́. Или вроде того.
Он откинул голову и загоготал.
– Улетный прикол, прикинь? Я решил вписаться к Брюквиджам на все каникулы – а они вздумали скипнуть без меня. Но от меня не скипнешь! Так, кореша?
– Так, – вяло сказал Уильям.
Ему уже помог подняться на ноги другой мальчик, довольно неряшливый и застенчивый с виду. Он украдкой глядел на Аду из-под частокола нечесаных волос. Сливси отошел, чтобы попытаться распутать лошадей, продолжая громко ржать.
– Вообще-то он хороший, – сказал Уильям со вздохом, – просто он порой слишком увлекается.
Уильям улыбнулся:
– А это – мой добрый друг Брамбл Вотте…
– Вотте? – сказала Ада, оглядывая застенчивого паренька. – Ты, случайно, не родственник сестер Вотте?
– Я их брат, – пробормотал Брамбл из-под челки. Потом зевнул. – Простите. Я здорово устал. Сливси повсюду за мной ходит. Это изматывает. Уильям старается, как может, его отвлечь.